У Луизы не все было ладно с успеваемостью, и мы с Тиграном решили, что для нее будет лучше заниматься дома, а школу посещать только два дня в неделю. Перевели ее на домашнее обучение и наняли репетиторов. Я бегала по магазинам, покупая Луизе вещи — от трусов до верхней одежды, искренне стараясь заботиться о ней как о собственном ребенке. На концертах водила Луизу и ее подружек за кулисы, где они встречались с кумирами всех девчонок: Димой Биланом, Сережей Лазаревым, группой «БиС». Обычная школьница о таком и мечтать не может. Я должна была сочинять песни, записывать их в студии, сниматься, выступать и оставшееся от работы время посвящать Луизе.
Родители Тиграна — любимые мною, потрясающие, уникальные люди — хотели помочь.
Они столько могли бы дать внучке: общение, знания, но главное — любовь, которой так не хватает этому ребенку. Бабушка Луизы — преподаватель английского и французского, она с удовольствием занималась бы с ней языками. Но Жанна не доверяла им дочь. Кроме того, она сделала все, чтобы при одном упоминании бабушки или дедушки у Луизы начиналась истерика.
— Не пойду к ним, не поеду! — кричала девочка, когда мы с Тиграном пытались навестить с ней его родителей.
Луизу было не переубедить.
— Не хочешь — не поедем... — успокаивал дочку Тигран.
Он ничего не сказал Луизе, даже когда она разбила мне нос.
Это было зимой. Мы сняли за городом коттедж, в который поехали большой компанией: я, Тигран, Тема, наша няня со своим сыном, который тогда работал моим администратором, и Луиза с подругой. Было очень весело. В понедельник рано утром Тигран отправился на работу. Мы тоже через некоторое время должны были возвращаться в город. Но когда я сказала, что пора собираться, Луиза топнула ножкой:
— Не поеду!
Я попыталась сгладить ситуацию:
— Дусечка, — дома между собой мы часто ее так называли, — но ведь надо делать уроки, собираться в школу.
— Говорю же: не поеду! — уже кричит она.
— Луиза, мы собираем вещи. Все, выходные закончились.
И тогда она размахивается и со всей силы бьет меня по лицу. Из носа полилась кровь. Я была в шоке. Никто и никогда не поднимал на меня руку, а тут ребенок... Я не знала, что делать.
Луиза относилась ко мне очень хорошо. Тогда почему она так поступила? У меня нет никаких сомнений: ее научила мама. Помню выражение глаз Луизы в тот момент. В них явно читались страх и раскаяние...
Я не виню Луизу. Не представляю, что творилось в душе маленькой девочки, которая, с одной стороны, не могла не видеть и не ценить моего доброго и искреннего к ней отношения, а с другой — должна была повиноваться матери, мстившей мне руками собственного ребенка.
Луиза уходила к Жанне на выходные и каждый раз возвращалась другой — подозрительной, недоверчивой, недоброй, словно ее там науськивали, как собачонку. За неделю рядом с нами она оттаивала, а потом все повторялось снова.
Как-то, наводя порядок в шкафу, я обнаружила на днище ящика с моим нижним бельем грубо прилепленный скотчем пакетик. Когда развернула его, на пол выпал носовой платок. Таких в моем доме нет, я пользуюсь бумажными, одноразовыми. Что это? Колдовство? Села к компьютеру, перерыла Интернет и выяснила, что такие «подарки» подбрасывают человеку к слезам и расставанию. К сожалению, этого не мог сделать никто, кроме Луизы. А подговорила ее Жанна. Я православный человек и никогда в жизни не верила в заговоры, отвороты и привороты, но когда про это узнала, на душе стало гадко...
И после всего этого я должна стирать Луизе белье, разбираться с ее оценками и продолжать выслушивать проклятия Жанны, которая кричала в трубку:
— Ты увела у меня мужа! А теперь еще и ребенка забрала!
Она всегда разговаривала со мной на «ты», сдабривая речь отборным матом.
— Пожалуйста, воспитывайте своего ребенка сами, — отвечала я, — кто вам не дает?!
Она словно не слышала. Я бросала трубку, отключала телефон, много раз пыталась поговорить с ней спокойно. Но целью Жанны был не разговор, не компромисс, не согласие. Она хотела уничтожить меня, и я чувствовала, что теряю силы.
Просила Тиграна: сделай что-нибудь, чтобы Жанна прекратила звонить и оскорблять меня.
Объясняла, что не могу заменить мать двенадцатилетней девочке, которая приходит ко мне в дом, чтобы исполнить злую волю его бывшей жены. Я не готова в свои двадцать восемь посвятить себя чужой дочке. И не могу понять: почему должна это делать? «Ты же видишь, я старалась, но у меня не получается. У Луизы есть родная мать, живая и здоровая, слава богу!»
Ситуация стала критической. Жанна добилась своего. Мои нервы сдали: как тут не поверить в силу колдовских заклинаний! Чуть не каждый день у нашего дома стояла «скорая». Меня трясло, и казалось — сердце выскакивает из груди. Врачи снимали кардиограмму, брали кровь на сахар, делали еще какие-то анализы.
«Вы абсолютно здоровы», — констатировали они, оставляли пузырек валокордина и уезжали.
Я пила валокордин, а на следующий день мне вновь вызывали «скорую».
От нервного перенапряжения я теряла сознание. С каждым днем становилось все хуже.
Последней каплей стало Восьмое марта, которое я провела одна. Никогда не считала Международный женский день достойным пышных торжеств, и все-таки это был повод лишний раз побыть с Тиграном. Утром он уехал на работу. Днем мы созвонились.
— Давай вечером посидим в ресторане, — предложила я.
— К сожалению, не смогу.
