Обида длилась долго, лет пять. Потом я узнала, что Марина Стефановна серьезно больна, и подумала: «Юру-то простила. А его мама и вовсе ни при чем». И набрала ее номер, поздравила с днем рождения. Марина Стефановна заплакала. А потом произнесла, очень эмоционально: «Сын поставил меня в идиотское положение! Я считала, Юра от вас уходит. А он передумал и оставил меня в дурах!»
Потом свекровь совсем слегла. Юра спросил:
— Таня, можно мама будет жить у нас?
И я ответила ему его же словами:
— Конечно, о чем речь. Наш дом — это и ее дом тоже.
Она прожила у нас три года, до самой своей смерти.
Иногда думаю: а не совершила ли я ошибку, простив мужу измену? Как же женская гордость? Но читаю новую эсэмэску, которую Юра прислал из Омска (он в свои семьдесят семь по-прежнему мотается с концертами по городам и весям): «А здесь в гостинице перед сном кефир не наливают, как дома бабака...» — и все вопросы отпадают. Юра зовет меня бабакой, а я его дедом. Дед и есть: у нас ведь уже шестеро внуков и четверо правнуков! Мы — родные люди, да и люблю я его.
Порой жалела, что не состоялась как музыкант. Но научилась жить отраженным светом: радостями от Юриных успехов. А еще живу заботами детей.
Наш старший — Володя —работал на «скорой помощи». Потом ушел в малый бизнес. У него сын Федор — экономист, он и сам уже папа.
Таня когда-то снималась в кино. Многие помнят ее по фильму «Однажды двадцать лет спустя». Окончив школу, поступила во ВГИК к Сергею Бондарчуку. Папа не помогал в поступлении. Он всегда поддерживал детей рублем, а про блат и связи говорил: «Помощь обесценивает радость от результата. Пробивайтесь сами — это полезнее!» Но руководитель курса за полгода не пришел ни на одно занятие. Студентов вела его жена Ирина Скобцева, а с ней Таня не сумела найти общего языка.
