«Я не умела ни петь, ни танцевать, комплексовала по поводу внешности: была очень худенькая. Поступила в педуниверситет на специальность «социальный педагог». Училась заочно, а работала на обувной фабрике», — рассказывает о своем пути в актрисы Юлия Марченко, сыгравшая главную роль в фильме «Вечная зима».
— Юлия, 31 октября на киноэкраны выходит драма «Вечная зима», там вы сыграли женщину, у которой погиб сын-подросток…
— Конечно, потеря ребенка для матери — самое страшное, что может случиться. И моя героиня пытается понять: можно ли было как-то предупредить трагедию? Все произошло случайно, но она испытывает чувство вины, хочет разобраться: в чем она ошиблась? Многое открывается после того, как она находит дневник сына и пытается пережить его последние дни, пройтись по тем местам, где он бывал. Оказывается, мать даже не догадывалась о какой-то важной части жизни ребенка...
При монтаже режиссер и автор сценария Николай Ларионов сократил некоторые сцены. Но у меня даже нет по этому поводу актерской досады: мол, мы напряженно работали, а в фильм что-то не вошло. Потому что у Николая есть редкое для режиссера качество — жесткий мужской взгляд, когда в фильме нет ничего лишнего, каждый эпизод подчеркивает какую-то мысль. К тому же эта история оказалась для меня очень личной и даже лучше, если зритель не увидит некоторых подробностей проживания мной горя.
— Вашим партнером в «Вечной зиме» стал Александр Робак…
— Саша очень теплый, настоящий, надежный русский мужчина. А еще он мне рассказывал, что, прочитав несколько страниц сценария, подумал: «Это же про меня! Кто мог такое написать?» Он же родился в семье сталевара в Златоусте. А в сценарии его герой — металлург, действие происходит в Магнитогорске (это 200 километров от родного города Робака). Саша позвонил Николаю, и выяснилось, что они, по сути, земляки: Ларионов родился и вырос в Магнитогорске. Поэтому работа в этой картине была для обоих окрашена личными переживаниями…
— Картину снимали в Магнитогорске?
— Да. Условия были непростые. Во-первых, в феврале там суровые морозы — до минус 25. А у моей героини тонкое пальто, и термобелье мало помогало. Во-вторых, знаменитый металлургический комбинат, который занимает половину города, до сих пор сильно загрязняет воздух. У нас была сцена на набережной реки Урал. В разгар смены Коля сказал мне: «Ну сегодня ты почувствуешь вкус города». Подумала, что это шутка. Но к вечеру ощутила привкус металла во рту и даже тошноту. Оказывается, произошел выброс вредных веществ.
— Это самые сложные съемки в вашей жизни?
— Психологически — наверное. Но свои трудные моменты есть в каждом фильме, всегда приходится решать новые задачи. В сериале «Вертинский» (я сыграла сестру главного героя) мне казалось, что я, мягко говоря, немолода для этой роли. В «ГДР» пришлось говорить по-немецки и стрелять. Зато я смогла выйти из амплуа жертвы, брошенной несчастной страдалицы. Я таких много переиграла, а тут, наконец, довелось сыграть шпионку. В сериале «Фронт» было интересно перевоплощаться, потому что героиня постоянно меняет личины. А проект «Немцы» запомнился уникальной сплоченностью команды.
— Многие зрители полюбили вас благодаря сериалу «Гоголь»…
— Когда режиссер Егор Баранов пригласил меня на роль матери Николая Васильевича, поначалу удивилась: «Я же вообще не похожа по типажу». Потом стала читать про эту женщину, она оказалась очень образованной, наставляла сына, вела переписку с писателями. Стала ждать, когда мне дадут сценарий. Представляла себе, что героиня будет сидеть за столом в нарядных платьях с кринолинами и писать письма. И вот мне наконец принесли текст. Ищу в нем — где, где мать Гоголя? И читаю: «Она рожает…» А я как раз незадолго до этого родила второго ребенка. Далее идет ужасающая сцена: младенца — будущего писателя — посчитали мертвым и только спустя какое-то время он ожил. В общем, я поняла: больше никогда не буду соглашаться на роли, где надо рожать. Когда в жизни сама пережила трудный опыт, не хочется проходить это еще раз на съемочной площадке.
— Скажите, а вы с детства хотели стать актрисой?
— Нет! Я родилась в Минске, в простой семье — мои родители рабочие, сразу после школы им пришлось идти на производство. И я, получив аттестат, хотела тоже работать, а учиться — заочно. Кстати, когда я листала путеводитель для поступающих в вузы и наткнулась на страницу театрального института, подумала, что это совсем не для меня. Я же не умела ни петь, ни танцевать. К тому же всегда комплексовала по поводу внешности: была очень худенькая, надо мной посмеивались. Чтобы скрыть худобу, носила штаны с начесом, объемную мамину кофту…
Мама записала меня на курсы моделей — она хотела, чтобы я поверила в себя. Но в модельное агентство меня не взяли: назвали «балеринкой» и велели приходить, когда стану похожа на женщину. По окончании школы я поступила в педуниверситет на специальность «социальный педагог»: хотела помогать обездоленным, трудным детям. Училась заочно, а работала на обувной фабрике, сборщиком обуви. В какой-то момент мама мне напомнила: «Тебя же в модельном агентстве ждут». Меня взяли. Я работала как фотомодель, потом демонстрировала одежду. Но в те годы фэшн-индустрия в Белоруссии только зарождалась. И, конечно, то, как мужчины-спонсоры общаются с понравившимися девушками, меня ужасно угнетало.
А через полтора года я победила на конкурсе Мetropolitain TopModel Belarus — стала лучшей моделью страны. Вячеслав Зайцев тогда назвал меня «Лицом нового века». Не знаю, что уж он высмотрел во мне. Была возможность уехать работать моделью в Москву или в Германию. Но все решил случай. На конкурсе я демонстрировала коллекцию белорусского дизайнера Инны Колпашниковой, которую потом пригласили на конкурс Татьяны Михалковой «Русский силуэт». И мы с Инной приехали в Москву, остановились у ее подруги Алены, дочери белорусского режиссера Леонида Мартынюка. Увидев меня на подиуме, она сказала: «Тебе надо поступать в театральный».
— Поступили с первого раза?
— Да, в Щукинское, и это было просто чудо. Я же тогда была практически Фрося Бурлакова. Когда готовилась к коллоквиуму, впервые прочитала о системе Станиславского. И вообще, первые полгода не понимала, что делаю среди моих талантливых, поющих, танцующих сокурсников. А училась я вместе с Витей Добронравовым, Владимиром Яглычем, Машей Рыщенковой, Мишей Шкловским, Анной Казючиц, Анатолием Руденко, Игорем Войнаровским. У нас очень хороший курс, многие реализовались в профессии.
Интересный факт
Уже первая театральная роль Юлии Марченко (Аня в спектакле «Вишневый сад» в постановке режиссера Эймунтаса Някрошюса) была отмечена авторитетной наградой — премией «Московские дебюты». Кроме того, за эту же роль актрису, которая еще училась в театральном училище, номинировали на премию «Чайка» в категории «Прорыв года».
— Как вас приняла Москва?
— Для студентов это были суровые годы — начало двухтысячных. Небольшая стипендия плюс то, чем помогали родители, — вот все, на что я могла рассчитывать. Я делила свои деньги на тридцать дней, выходило шесть рублей в сутки. А пачка моих любимых крабовых палочек стоила десять. Иногда я позволяла себе купить их, зато следующие дни сидела на овсянке быстрого приготовления. С утра ела ее с медом, а вечером — с соевым соусом. Но я как-то не обращала на это внимание, потому что была захвачена учебой.
А на третьем курсе случилось очередное чудо: Людмила Васильевна Максакова, которая преподавала в Щукинском, пришла посмотреть наши самостоятельные отрывки. А потом порекомендовала меня режиссеру Эймунтасу Някрошюсу на роль Ани в «Вишневый сад», который он готовился ставить. В этот проект пробовалась, по-моему, вся Москва! И вот я пришла к назначенному времени в гостиницу «Балчуг», где проходил кастинг, села внизу в лобби и стала ждать, что будет. Но ничего не происходило. Через час я решилась спросить на ресепшене: «В каком номере остановился Някрошюс?» — «А, вы по поводу кастинга? Это на втором этаже, но там уже все закончилось». В ужасе бегу туда и буквально в дверях застаю президента Фонда Станиславского Зейнаб Мухамедовну Сеид-Заде. Она говорит: «Что ж ты опоздала?!» Но все-таки пошла выяснять, готов ли мастер посмотреть еще одну студентку. Някрошюс согласился. Мы поговорили минут десять, сразу сошлись на том, что у нас общая родина (Беларусь когда-то была великим княжеством Литовским). Он попросил меня дать фото, которого у меня с собой не оказалось. Назавтра я принесла фото, и меня утвердили. Это был невероятный опыт: в спектакле играли Людмила Васильевна Максакова, Алексей Васильевич Петренко, Володя Ильин, Инга Оболдина, Евгений Миронов.
— Говорят, у Максаковой сложный характер…
— Она просто требовательная, к тому же обладает врожденным достоинством и статью, но при этом она, как это часто бывает, внутри ранимая. Меня Людмила Васильевна очень тепло приняла. В день премьеры подарила старинное кольцо со словами: «У тебя же первая премьера!» И все букеты, которые ей в тот день преподнесли, бросила к моим ногам — я была потрясена. Ее примеру последовал Женя Миронов, другие участники спектакля. Вокруг меня образовалась груда цветов: я еле довезла их домой, и мы с однокурсницами жили в окружении букетов, как настоящие актрисы. Так что Максакова — моя театральная крестная мама.
В «Вишневом саде» еще играл Игорь Гордин, с которым я вскоре снялась в сериале «Большое зло и мелкие пакости» — с тех пор мы дружим. А еще в этом спектакле меня увидел Валерий Владимирович Фокин и пригласил в Александринский театр — так я оказалась в Питере.
— Легко привыкли к этому городу?
— Конечно, он же такой красивый! А своей непредсказуемой погодой просто закаляет наш дух… Я с семьей живу в центре и стараюсь в основном ходить пешком. Потому что Санкт-Петербург — это такое место, в котором чувствуешь: мы, люди, сменяем друг друга, а он как будто был всегда, великая Северная столица. А сейчас город хорошеет: помолодел, стал таким теплым…
В Александринке я прослужила 16 лет. Последние четыре года работаю в Большом драматическом театре. Очень люблю репетиционный зал, который находится над сценой. На его стене висит огромный портрет Товстоногова. И Георгий Александрович с таким теплом, верой и сочувствием смотрит на тебя, что ты понимаешь: весь твой трудный путь был не зря!
