«Выехав на Красную площадь, перекрытую для транспорта, Зыкина тут же врезалась в самосвал, куда грузили убранный снег. Разумеется, тут же прибежала кремлевская охрана, начались разбирательства. Певица слушала, слушала, потом спокойно сказала: «Да не беспокойтесь вы за свой самосвал! Я вам новый куплю», — рассказывает историк музыки, ведущий программы «Винил» на радиостанции «Эхо Москвы» Михаил Куницын.
Мое впечатление от первой встречи с Зыкиной было очень сильным. Помню яркий солнечный день 1979 года в подмосковной Опалихе, где на протяжении нескольких лет наша семья снимала дачу. Мы гуляем вдоль железной дороги с моим старшим братом и вдруг видим, что по проселочной дороге катит «Мерседес». Надо сказать, что сейчас подобное впечатление произвел бы разве что космический корабль, приземлившийся во дворе твоего дома… За рулем чудо-машины сидела женщина. Красивая, ухоженная. Я не мог оторвать от нее глаз, а брат сказал: «Знаешь, кто это? Певица Зыкина». Прошли годы… Я встречался с Людмилой Георгиевной, делал сюжеты и репортажи к юбилейным датам, режиссировал программы с ее участием, но вот то яркое впечатление от дамы в «Мерседесе» остается самым ярким воспоминанием о ней. При этом Зыкина всегда настаивала: «Я — из народа». Да так оно и было!
Ее мать работала санитаркой в военном госпитале, отец был рабочим. Правда, Зыкина не любила, когда биографы называли ее детство бедным. Говорила: «У меня было очень счастливое детство. Одета, обута, сыта. Наш маленький деревянный домик на непроезжей московской улочке я вспоминаю как рай!» Они жили в районе Канатчиковой дачи, на глухой окраине. Как и многие другие жители московских окраин, Зыкины до войны держали домашнее хозяйство: корову, быка, уток и поросят. Когда началась война, семья приняла решение не ехать в эвакуацию, остаться в Москве. Чтобы прокормиться, разбили возле дома огород. 12-летняя Люда наравне с родителями выкорчевывала пни и камни, вскапывала землю. Вообще, благодаря родителям она умела все. Мать научила Люду и за скотиной ходить, и готовить, и хорошо шить, и вышивать. А отец — не только водить мотоцикл, но и чинить его. Вместе папа с дочкой возились в гараже. Так что, когда у Зыкиной появился свой «Москвич», а потом «Волга», она могла сама устранить какие-то поломки.
Работать Людмила начала рано — тяготы военного времени легли и на ее плечи. Сначала устроилась на станкостроительный завод, где служил ее отец. А после войны — в военно-клинический госпиталь. И санитаркой поработала, и шила медицинские халаты. Ей хотелось быть полезной! Удивительно, но сил хватало и на то, чтобы в свободное время серьезно заниматься спортом: Зыкина прыгала с парашютом и гордо носила значок ГТО. Спортивные тренеры уверяли, что данных ей хватит, чтобы стать летчицей, и несколько лет Людмила об этом мечтала. Но все изменил случай. Друзья убедили ее поучаствовать во Всероссийском конкурсе молодых исполнителей 1947 года.
18-летняя Людмила не знала нот, не представляла, что такое тональность, и пению нигде не училась. Много позже, уже во взрослом возрасте, она закончит училище Ипполитова-Иванова, а потом институт Гнесиных. Но пока у нее не было ничего, кроме голоса, которым наградил Господь. И все же при конкурсе полторы тысячи человек на место ее заметили, приняли в Хор имени Пятницкого. Дальше карьера развивалась стремительно, Зыкина быстро выбилась в солистки. И вдруг — всему конец. Не стало матери Людмилы, с которой у нее всегда были близкие отношения. От переживаний у Зыкиной пропал голос. Врачи не могли сказать, сможет ли она в будущем петь. В хоре Пятницкого ее попросили написать заявление об уходе.
Людмила отнеслась к ситуации трезво. Поступила работать в одну из московских типографий, стояла там у станка. Конечно, переживала, что навсегда лишилась сцены, но жить-то надо. К счастью, голос к ней вернулся так же внезапно, как и пропал. А тут как раз Зыкина познакомилась с руководителем Хора русской народной песни Всесоюзного радио и телевидения, который пригласил ее к себе. Правда, долго там Зыкина не продержалась, ее уже манила сольная карьера. «Ты пойдешь по-миру!» — предсказывал обиженный руководитель хора. «Я по миру пойду!» — парировала Зыкина, уже знавшая цену своему таланту.
Полноценно ее карьера началась с конца 50-х, когда она исполнила песни «Мама, милая мама» и «На побывку едет молодой моряк». Тогда же вышла ее первая пластинка. На обложке была допущена ошибка: вместо «Зыкина» написали «Зыкова». Ну ничего, ее фамилию запомнили все, когда Людмила спела «Издалека долго течет река Волга». Кстати, она была не первой исполнительницей песни. «Я слышала, как Бернес это поет и как Капиталина Лазаренко, — рассказывала Людмила Георгиевна. — Но они же не особо голосистые. А я, думаю, с моей-то голосиной лучше спою!»
Тут важно еще, что Зыкина точно попала в образ, востребованный временем. Хорошая улыбка, веселые глаза, не худая, простая, для каждого рабочего и для каждой колхозницы — своя. Женщинам легко было ассоциировать себя с ней, а мужчинам — ею любоваться. Людмила всегда очень привлекала мужчин. В ней была какая-то загадка, несмотря на то что она не имела привычки кокетничать. Как-то в молодости на заграничных гастролях предсказатель напророчил ей: «У вас будет много мужей, но ни с кем долго не проживете». Так и получилось. С первым мужем, инженером Владленом Поздновым, она познакомилась в сложный период. Людмила поссорилась со своим отцом, который после смерти матери решил жениться снова. Ушла из дома, какое-то время жила у тетки, а потом будущий муж привел ее в свой дом, познакомил с матерью, которая отнеслась к Людмиле как к родной дочери. В этом браке Зыкина прожила несколько лет. Следующим ее мужем стал военный корреспондент Евгений Свалов. С ним у Зыкиной появилось новое увлечение: рыбалка, в том числе и подледная. Супруги по нескольку раз в год ездили вместе куда-то на ловлю. Все кончилось в одночасье, когда Людмила узнала об изменах мужа. Она ненавидела ложь и сама отличалась прямотой, по мнению многих, даже излишней, порой доходившей до грубости. Невозможно представить себе Зыкину, замешанную, например, в интригах.
Третий муж, Владимир, был специалистом в иностранных языках. Как вспоминала сама Зыкина, он ездил с ней за границу на гастроли и заодно торговал дорогими иконами, антиквариатом. Зыкина не хотела иметь с этим дело, и они поссорились. С четвертым мужем, Виктором Гридиным, у певицы сложился наиболее удачный брак, они прожили вместе 15 лет. Хотя он ведь ее на 14 лет моложе! Великолепный музыкант, баянист, сначала они просто работали вместе. Потом Виктор признался Зыкиной в любви. «Как же ты уйдешь от жены и двоих детей?» — не понимала она. Но он и на это пошел, лишь бы быть с ней.
Людмиле не суждено было стать матерью. Ближайшая помощница Зыкиной Татьяна Свинкова рассказывала: «До 38 лет Бог часто готов был дать Людмиле Георгиевне ребенка. Она не хотела, откладывала на потом. А когда решила, что ей пора родить, ничего уже не получилось. Дальше была операция, после которой надеяться стало не на что». Сама Зыкина уже в преклонном возрасте говорила: «А может, и хорошо, что у меня нет детей, как бы я их воспитала? По 120 концертов в год, к каждому концерту надо готовиться, плюс к этому — коллектив…»
Свое искусство она любила больше всего, больше, чем мужей. К которым, по воспоминаниям своей близкой подруги поэтессы Карины Филипповой, относилась с прохладцей. И сама сомневалась, что вообще любила кого-либо из них. Самая страстная ее привязанность была к человеку, чьей женой она никогда не была. Он не мог развестись, потому что занимал высокий партийный пост. Но страсти бушевали… Однажды Зыкина заболела и угодила в больницу. Ее возлюбленный приехал навестить. Она выскочила к нему на улицу, накинув шубу поверх больничного халата. На глазах у всех он повалил ее в сугроб и стал целовать. Впрочем, Людмила Георгиевна сама мудро подчеркивала, что такие истории тем и хороши, что вовремя заканчиваются. Прошло время, партийный босс вышел на пенсию, теперь он уже мог покинуть семью. Зыкина подумала-подумала и отказалась…
Кстати, насчет власть имущих — ей ведь приписывали роман с самим Косыгиным. (Председатель Совета министров СССР, член Президиума, Политбюро ЦК КПСС. — Прим. ред.) Помню, Людмила Георгиевна рассказала о поездке в Чехословакию: «После концерта мне все несут, несут, несут! Дорогие вещи, подарки, драгоценности, грамоты… Оказалось, они думали, что я жена Косыгина». Поводом для слухов стало то, что обычно очень сдержанный чиновник на одном из правительственных банкетов поднял тост в честь Зыкиной, назвав ее своей любимой певицей. Этого хватило, чтобы пошли разговоры, мол, Зыкина — его тайная жена. Косыгину это все, кажется, импонировало. Во всяком случае, при встрече с Зыкиной он шутил: «Ну, как ваши дела, невеста?»
Даже ближайшей подругой Людмилы Георгиевны была не кто иная, как министр культуры Фурцева. Они любили вместе сходить в баню (что тоже обросло слухами — якобы они там хлестали водку стаканами, что неправда, потому что Зыкина пила очень умеренно, хорошо разбиралась в коньяках и умела их пить правильно, смакуя). А началась эта дружба с того, что где-то на праздничном мероприятии их посадили за один стол, Зыкина спела задушевную песню «Ивушка», и Фурцева растрогалась: «Так вот вы какая!» Через много лет, в 1974-м, подруги в очередной раз встретились в бане, с ними были еще двое знакомых. Только разошлись по домам, Фурцева звонит. Людмиле Георгиевне показалось, что та хочет чем-то поделиться, но не решается. В конце концов, сказав свое обычное: «Будьте осторожны за рулем!» — Екатерина Алексеевна распрощалась. Наутро ее уже не было в живых: сердце. Позже председатель КГБ СССР Крючков утверждал, что это было самоубийство.
Интересно, что за многолетнюю дружбу Фурцевой и Зыкиной если кто-то из них о чем-то и просил, то обычно не певица министра, а наоборот. Например, Екатерина Алексеевна занимала у Зыкиной денег, чтобы достроить дачу. А однажды попросила помочь продать одну из своих шуб — мол, министру торговать шубами неудобно. Вот эта просьба Людмиле Георгиевне не очень понравилась. Она не отказала, нет. Но и продавать ничего не стала. Просто попросила своих помощниц оценить шубу в комиссионном магазине, а потом отдала Фурцевой ровно такую сумму — разумеется, не признавшись, что деньги ее собственные. Себе шубу Зыкина оставлять не собиралась, она ее подарила — одной артистке. Кстати, Людмила Георгиевна помнила дни рождения огромного количества людей и всегда поздравляла тех, кто с ней работал. Подарки дарила хорошие, основательные, купленные за границей. Специально спрашивала человека, что ему нужно, и везла потом целыми вагонами — кому пылесос, кому набор постельного белья.
Вот чего ей самой долго хотелось, но не получалось купить — это заграничную машину. Наконец, Зыкина присмотрела себе французскую машину. Тут-то и настало время все же обратиться с просьбой к подруге-министру. Дело в том, что при покупке иномарки полагалось платить пошлину, которая составляла чуть ли не двести процентов от стоимости машины. Этого даже Зыкина себе позволить не могла, но тут могли помочь высокие связи. Потому что, если все оформить немного иначе, пошлина не нужна. Вот только, услышав, что Зыкина хочет иностранную машину, Фурцева спросила: «А чем вам ваша «Волга» не нравится?» — «Она мне нравится, но сейчас многие артисты покупают иномарки, а чем я хуже?» — «Нет, не нужно вам ездить на иномарке, — решила министр. — Вы русская певица и должны поддерживать отечественный автопром». И помогла Зыкиной купить новую усовершенствованную «Волгу», словно пытаясь доказать, что наши машины не хуже. Что ж, мечту иметь иномарку певица осуществила позже, купив в конце концов тот самый «Мерседес». Кстати, водила Зыкина великолепно, и даже когда у нее появился водитель, часто садилась за руль сама. Один раз попала в довольно забавное ДТП. Нарушила правила, выехав на Красную площадь, да еще и врезалась в самосвал, куда грузили убранный снег. Разумеется, тут же прибежала кремлевская охрана, начались разбирательства. Людмила Георгиевна слушала-слушала, а потом сказала: «Да не беспокойтесь вы за свой самосвал! Я вам новый куплю».
Певица не была обижена ни вниманием власти, ни благами. У Зыкиной были и деньги, и прекрасная трехкомнатная квартира на Котельнической набережной. Первое, что там бросалось в глаза, — хорошая, дорогая звукозаписывающая техника, которую Людмила Георгиевна привозила из-за границы. В остальном заграничных вещиц было немного. Зато везде виднелись самодельные вышивки, сделанные руками хозяйки: модная тогда «дорожка» на пианино, красивые наволочки, покрывала. Зыкина в свободное время могла вышить целую картину… О том, как богата Людмила Зыкина, заговорили в перестройку. Ходили слухи о целых сундуках драгоценностей. На аукцион после ее ухода действительно были выставлены прекрасные вещи, в том числе очень дорогие изумрудные серьги. Далеко не все свои камни певица покупала сама. Ей дарили подарки президенты, генеральные секретари компартий дружественных стран, руководители союзных республик. Говорили о каком-то невероятном колье, которое подарил Зыкиной Гейдар Алиев. А в Гохране лежит бриллиант в 51 карат, названный «Людмила Зыкина». По слухам, это она отдала камень государству. Якобы это был дар от высокопоставленного иностранца, который певица побоялась оставить у себя — бриллиант-то бесценный. Может, и так, во всяком случае в Гохране Зыкиной всегда были рады, она дружила с его директором… Как бы то ни было, но драгоценные камни певица любила, знала в них толк. И как-то раз отчитала свою двоюродную сестру, когда та явилась к ней в бижутерии. Людмила Георгиевна присмотрелась и говорит: «Что это у тебя, стекляшки? Не можешь купить бриллианты, стекло не надевай. Или ничего не носи, или бриллианты».
При всех своих финансовых возможностях она никогда не могла себе позволить быть по-настоящему модной. Когда певице было уже за пятьдесят лет, советские женщины наконец-то отвоевали себе право носить короткие юбки. Людмила Георгиевна тоже попробовала что-то покороче, чем произвела фурор. По взглядам коллег и шепоткам она поняла, что всем можно, а ей нельзя. Все-таки положение русской певицы обязывает… Она доверяла профессионалам. Сценические костюмы шили для нее две известные портнихи, а иногда и сам Вячеслав Зайцев. Модельер вспоминал, что ему все время приходилось уговаривать певицу на лаконичные, стильные варианты, а ей хотелось кружев, рюшей или какой-то яркой отделки. Однажды, уехав на заграничные гастроли, она сама переделала наряд от Зайцева, расшив его золотым люрексом. Когда модельер случайно увидел это платье, пришел в ужас, но ничего не стал говорить, чтобы не расстраивать певицу.
Удивительно, но я никогда не видел вокруг Зыкиной ни завистников, ни настоящих врагов. Была другая проблема — многие пользовались ее доверчивостью и добротой. Занимали деньги и даже не собирались их отдавать. Считалось, что Людмила Георгиевна так богата, что от нее не убудет. При этом в хозяйстве Зыкина была очень экономна. Когда посылала водителя или домработницу за чем-нибудь в магазин, обязательно брала у них сдачу, даже мелочь. Если после банкета оставались непочатые бутылки, забирала их домой. При этом все профессиональные попрошайки Советского Союза знали, что нужно только подловить Зыкину у служебного входа, и она даст «на железнодорожные билеты», «на лечение». Обмануть ее было нетрудно. Как-то Зыкина узнала, что в детском доме в Ульяновске, над которым она шефствовала, обнаружены растраты. Половина ее подарков не доходила до детей, разворовывалась персоналом. Людмила Георгиевна решила было больше ничего туда не посылать, но получила несколько детских писем с благодарностью за подарки и снова возобновила свое шефство: «Если хоть что-то до детей доходит, и то хорошо!»
Как-то, готовясь к гастролям в Нью-Йорке, Зыкина сшила себе модную дубленку. С удовольствием позировала в ней фотографам, ведь вещь вышла действительно удачная. И тут вдруг одна американская дама после концерта заявилась к Людмиле Георгиевне в гримерку и говорит: «Подарите мне, пожалуйста, свою дубленку на память! Она в таком русском духе!» При этом на попрошайку была не похожа — на даме было столько бриллиантов, сколько во всей коллекции Зыкиной не нашлось бы. Певица не стала искать выход из странной ситуации, а просто сняла дубленку с вешалки и отдала зрительнице. На следующий день та прислала ей в подарок норковую накидку…
Конечно, Людмила Зыкина не только по Америке разъезжала с гастролями. Прежде всего она объездила весь СССР, выступала то на дрейфующей станции «Северный полюс», то в северных городах, где не было даже приличной сцены — только деревянный настил, установленный прямо на улице. А выходила певица все равно в концертном платье, иногда лишь накинув на плечи теплую шаль. «Райдер» у нее был минимальный, чем организаторы и пользовались. Конечно, она зарабатывала на «левых» выступлениях, как и многие другие. Были администраторы, которые умели организовывать концерты по схеме «три в кассу, четвертый в обход» даже в суровые 30-е годы. Любовь Орлова, например, на доходы от таких выступлений построила себе дачу. А уж в послевоенное время, когда с концертами ездила Зыкина, это и вовсе было делом привычным. В 60-х, на пике популярности певицы, у нее стали появляться и двойники. Вероятно, администраторам казалось, что ее образ легко подделать. Выпустил на стадион полную женщину с косой вокруг головы и в сарафане, включил запись — и готово. Но публика тогда имела обыкновение на стадионы приносить с собой бинокли. Причем не театральные, а настоящие, морские. В такой бинокль обнаружить подмену было просто, и в результате выходил скандал: «лже-Зыкиных» прогоняли под свист и топот.
Под конец жизни у Людмилы Георгиевны имелись, казалось, все существующие ордена. Она их надевала редко и хранила в шкатулке, а при себе всегда носила другую ценность — золотой медальон с иконкой Николая Чудотворца. Зыкина считала, что святой покровитель однажды ее спас. Дело было в Мельбурне, весь коллектив и саму Зыкину разместили в крупном 11-этажном отеле «Савой плаза». Людмила Георгиевна вспоминала, что проснулась ночью от запаха дыма, выбежала в коридор и увидела, что там пылает огонь. Перед тем как бежать вниз по лестнице, она еще вернулась в номер, наспех схватила документы и иконку. И благополучно выбралась из огня. Певица никогда не афишировала свою веру, но молилась с детства. В этом не было ничего принципиально антисоветского. Зыкина пела «партийные» песни, кантату о Ленине, за которую получила Государственную премию, песню «Малая земля» — с отсылкой к известному произведению Брежнева. Девочка из низов, с Канатчиковой дачи, которая каким-то чудом взлетела на самый верх, за что же ей было не любить советскую власть? Но все эти песни давно забыты, а живут в народе ее «Река Волга», «Оренбургский пуховый платок», «Тонкая рябина». И будут жить, ведь Зыкина стала голосом целой эпохи.
