«Бывали, конечно, и у мамы с папой ссоры. Но это никогда не принимало драматического оборота. Покричат-покричат и возвращаются в русло мира и любви. Ласковое прозвище Лапусик не сходило с папиных уст — маму он называл именно так. А когда между ними «пробегала черная кошка», переходил на официальное «Алла». Мама никогда публично папе в любви не признавалась, она была более сдержанной в своих чувствах. Но когда папы не стало, сразу сникла, потухла, потерялась», — рассказывает Елена Рыбникова, дочь Аллы Ларионовой и Николая Рыбникова.
— Елена Николаевна, с какого возраста вы себя помните?
— Яркое воспоминание детства: мне шесть лет и я снимаюсь вместе с папой в фильме «Им покоряется небо». В шесть часов утра к нашему подъезду подъезжает служебный «рафик», который отвозит нас на Киностудию имени Горького. Светлана Светличная, играющая мою маму, со мной очень ласкова. А вот режиссер фильма Татьяна Лиознова кажется женщиной строгой. Ее все боятся, и я в том числе. Она носит клетчатые юбки и редко улыбается… В соседнем павильоне снимается сказка «Королевство кривых зеркал», и в перерывах мы с близняшками Олей и Таней Юкиными, которые играют там главные роли, носимся по киностудии.
Был еще один фильм, в котором я снималась вместе с мамой и папой, — «Млечный путь». Там я появляюсь в кадре на руках у отца. Но мне тогда было года два, поэтому съемок я не запомнила. Зато сохранились фотографии, на которых я сижу на коленях у Михаила Ивановича Жарова, а рядом — мама.
— Где вы тогда жили?
— Когда мне было пять лет, из квартиры в Аптекарском переулке, где я родилась, мы переехали в кооперативный дом кинематографистов рядом с метро «Аэропорт» — на улицу Черняховского. Все наши соседи были знаменитыми артистами: тетя Муза (Крепкогорская) и дядя Жора (Юматов), Майя Булгакова, Всеволод Санаев и многие другие. Но прожили мы там недолго. Родители в тот период снимались очень много и заработанные деньги тратили на улучшение жилищных условий. Мы переехали в пятикомнатную квартиру в Марьиной Роще, а в нашу трехкомнатную в актерском кооперативе въехали Леонид Гайдай и Нина Гребешкова. Мы с мамой даже потом приезжали к ним в гости в нашу бывшую квартиру.
Из дома в дом с нами переезжала бабушка, мамина мама, Валентина Алексеевна Ларионова. Дедушку мы, внучки, видели редко — они с бабушкой разошлись, после чего дед завел себе молодую жену. Бабушка осталась с дочкой, а дед забрал сына — дядю Володю. Во втором браке у него появилась еще дочь. Между моей мамой и ее единокровной сестрой общения не было, а вот с братом мама общалась всегда.
Когда нас с сестрой Ариной привозили навестить дедушку, он нас все время путал, хотя я старше на четыре года. Дед — Ларионов Дмитрий Андреевич — и бабушка — сибиряки, познакомились в дивизии Котовского. Бабушка, кстати, очень интересно рассказывала о Котовском — каким он был необыкновенным человеком. Потом бабушка работала завхозом в детском саду, но, когда родилась я, она уволилась, чтобы сидеть со мной. Родители ведь постоянно были в разъездах. Нам с сестрой нанимали и нянечек, но они в основном помогали по хозяйству, а воспитанием нашим занималась именно бабуля. Она была строгая, старой закалки. В 90 лет бабушка сломала шейку бедра и слегла. Это вообще было самое тяжелое время для нашей семьи — конец восьмидесятых — начало девяностых годов. Родители маялись в отсутствие достойной работы. В девяностом году умер папа, и бабушка страшно горевала, рыдала: «Почему он? Должна была уйти я…» Еще и Арина начала вести бесшабашный образ жизни. Все заботы по уходу за бабушкой легли на мамины и мои плечи. Я уже жила отдельно, но приезжала к маме через день, чтобы помыть бабушку.
А папиных родителей я не знала. Он и его младший брат Слава очень рано остались без мамы. Видимо, их отец, который вскоре снова женился, уделял мало внимания детям, раз Николай взял на себя заботы о младшем брате. Поэтому он и вырос таким хозяйственным — с детства по кухне и по дому делал все сам.
— И освободил вашу маму от всех бытовых хлопот?
— Да, когда бывал дома. Его кулинарные умения отличались разнообразием. Папа превосходно готовил супы и всю жизнь баловал нас своими фирменными, знаменитыми в кинематографическом мире пельменями. А мы, дети, помогали их лепить. Еще папа великолепно запекал свиную ногу в духовке. Делал домашние заготовки, соленья. А по случаю мог приготовить и плов в казане. У него были друзья в Ташкенте, они его научили.
Николай Рыбников был человеком поступков! Ради жены и дочерей был готов на все. По нашей просьбе мог сорваться куда-то и вернуться, например, с велосипедами. Маме на день рождения однажды достал цветной телевизор. Дарил ей драгоценности, украшения. Когда папа уезжал на съемки, а мама оставалась в Москве, каждую свободную минуту он звонил домой. И откуда бы папа ни звонил, телефонистки узнавали его голос и даже не спрашивали номер нашего телефона — помнили наизусть и сразу соединяли. Правда, кажется, они не отказывали себе в удовольствии послушать разговоры любимых артистов.
Как и во всяких отношениях, бывали, конечно, и у мамы с папой ссоры. Но это никогда не принимало драматического оборота. Покричат-покричат и возвращаются в русло мира и любви. Ласковое прозвище Лапусик не сходило с папиных уст — маму он называл именно так. А когда между ними «пробегала черная кошка», переходил на официальное «Алла». Мама никогда публично папе в любви не признавалась, она была более сдержанной в своих чувствах. Но когда папы не стало, сразу сникла, потухла, потерялась. Говорила мне: «Алена, это удивительно, но о папе вспоминается только хорошее». «Вдова» — страшное слово, оно накладывает незримую печать на женщину. Человек может не меняться внешне, но что-то происходит с ним внутри, взгляд становится другой. Когда не стало Сергея Федоровича Бондарчука, те же перемены я заметила и в Ирине Константиновне Скобцевой…
— В детстве вы страдали от недостатка внимания со стороны родителей? Их же подолгу не было дома.
— Мы с сестрой никогда в жизни на родителей не обижались. Они нам четко объясняли, что едут работать для того, чтобы у нас были ботиночки новенькие, платьица, игрушки хорошие… Когда по телевизору шли фильмы с участием родителей, бабушка обязательно усаживала нас к экрану, а еще на стенах у нас висели красивые портреты мамы и папы, чтобы мы не забывали, как они выглядят. Помню забавный случай. Аришке было три года, когда понадобилось удалить ей гланды — у нее все время болело горло. И вот заходят они с мамой к главврачу в кабинет, а у него на стене висит в рамочке портрет генсека — Никиты Хрущева. И вдруг Ариша как закричит, указывая пальчиком на этот портрет: «Ой, папа, папа!» Все были в недоумении, повисла пауза. Но мама объяснила — любая фотография в рамке ассоциируется у ребенка с папой. Тогда все посмеялись.
Мы понимали специфику работы наших родителей, поэтому относились к их долгим отлучкам нормально. Зато когда родители возвращались, они всегда привозили подарки. И не для того, чтобы нас подкупить и расположить к себе, а просто так было заведено. Получалось, что и для нас возвращение родителей — большой праздник, и для них тоже! И сейчас, когда я смотрю интервью всех этих «звездных» детей, которым родители якобы чего-то недодали, мне хочется перейти на «французский»! Так и напишите! Ибо не надо винить родителей в своих бедах, бесталанности и несостоятельности. Нашу семью ведь тоже не обошла беда. Моя сестра Арина ушла из жизни в 43 года. Но она сама не хотела работать, общалась с сомнительными людьми, шла на поводу у своих вредных привычек. А ведь мама всегда была рядом с ней и слепо ее любила, поддерживала и защищала, несмотря ни на что. Чего мы с мамой только не делали, чтобы вернуть Арину к нормальной жизни. Но не помогли ни любовь, ни поддержка, ни лечение. Как я сегодня понимаю, есть люди, которые запрограммированы на самоуничтожение. И ничего не может этот процесс остановить. Эту версию в одном интервью высказал Валерий Золотухин, потерявший сына. Когда я проанализировала его слова, для меня многое встало на свои места. Я с ним полностью согласна.
— Как к вам с сестрой относились в школе?
— Мы учились в самой обычной школе в Марьиной Роще. Родители к учителям, конечно, не ходили, за них отдувалась бабуля, хотя детьми мы с сестрой были спокойными и особенных нареканий не вызывали. Но в старших классах я стала замечать какое-то необъективное отношение к себе со стороны учителей и одноклассников. По-моему, это была обыкновенная зависть. Приятельницы завидовали тому, что мы были всегда хорошо одеты. А учителя, наверное, ждали, что знаменитые родители придут на поклон. Нам стали занижать оценки. Конечно, я поделилась этим с мамой. И мама предложила: «Алена, давай я организую у вас в школе концерт, чтобы ты в спокойной обстановке могла окончить десять классов». В это время родители много гастролировали по стране с программами «Поют артисты кино». Папа пел свои хиты из «Весны на Заречной улице» и «Высоты». А мама эти концерты вела, так как не была поющей артисткой. И вот она обзвонила всех своих коллег, участников программы, и все как один приехали поддержать подругу и ее дочь на школьный концерт. В актовый зал школы, по-моему, набился весь район. Концерт шел уже несколько часов, а актеры все подъезжали и подъезжали. Даже нет смысла перечислять, кто участвовал, — все самые популярные артисты 50—70-х годов. Помню — единственным, кто так и не успел приехать, был Марис Лиепа.
Кстати, с Марисом Эдуардовичем была связана забавная история, которую мне рассказала мама. Несмотря на звание первого танцовщика Большого театра, любимца женщин, в том числе самых влиятельных, Лиепа был очень демократичным и обаятельным в общении человеком. Поскольку мама в сборных концертах мастеров искусств была ведущей, он всегда перед выходом на сцену сдавал ей на хранение свое кольцо. Дело в том, что во время исполнения балетных па кольца иногда слетают с рук — так Марис лишился многих своих украшений. А этот перстень был необыкновенной красоты, с большими бриллиантами. Однажды мама решила пошутить: возвращается Лиепа после своего номера за кулисы — просит у мамы кольцо. А она виновато разводит руками: «Нету, пропало». Марис в ответ лишь посмотрел на маму с недоумением и сказал: «Ну и фиг с ним!» Мама всегда говорила о Лиепе с восхищением — считала, что в такие моменты раскрывается человек, проверяется его качество!
Другая забавная история связана с Людмилой Гурченко, это уже папа рассказывал. После концерта «Товарищ кино» Людмила Марковна объявила участникам: «Так, сейчас все едем ко мне!» Артисты охотно согласились. По дороге заехали в магазин — купили выпить. Но дома Гурченко первым делом переоделась, а потом… села за рояль и стала петь — концерт продолжился. А все голодные — хотят перекусить и расслабиться после работы. Тогда папа незаметно вышел на кухню, нашел картошку, почистил, сварил. Достал Люсины запасы из холодильника, все порезал, накрыл красивый стол. Вернулся в гостиную: «Товарищи, антракт! Приглашаю всех к столу». Гурченко была поклонницей антиквариата, и у нее в буфете стояла редкая старинная посуда. Один такой сервиз и попался под руку папе — он сервировал стол какими-то необыкновенными квадратными тарелками, которыми, как потом выяснилось, хозяйка никогда не пользовалась — держала их для красоты. Но никакого возмущения со стороны Людмилы Марковны не последовало, она лишь посмеялась вместе со всеми.
— А с кем ваши родители дружили больше всего?
— Сергей Федорович Бондарчук и Ирина Константиновна Скобцева были, пожалуй, самыми близкими друзьями родителей из артистов. Ирина Константиновна даже стала крестной моей сестры. А свою дочь назвала Аленой потому, что ей очень нравилось мое домашнее имя. Близкие меня называют только так, хотя по паспорту я Елена. В годы моего детства мы всей семьей часто бывали у Бондарчуков в гостях: и в московской квартире, и на даче. Сергея Федоровича помню хмурым, однако, когда он общался с детьми, всегда улыбался. Был у него фотоаппарат «Поляроид», и он нас фотографировал. Последний раз я ездила к Бондарчукам в гости, когда родился Федя. Младенец лежал в своей кроватке, а мы с Аленой бегали по огромной квартире. У нее были потрясающие куклы, таких даже я, совсем не обделенная игрушками, никогда не видела. Помню кабинет Сергея Федоровича красного дерева, огромную гостиную с выходом на невероятный балкон, на котором можно на велосипедах ездить. С этого балкона был хорошо виден Кремль — дом находился в начале Тверской улицы. В один из дней на этом балконе Сергей Федорович даже приготовил на мангале шашлыки.
Но мой папа пошел еще дальше! Мы жили на последнем (восьмом) этаже и получили разрешение построить в квартире настоящий камин, пробив дымоход на крышу. Помню, в конце весны собрались гости, в том числе и Бондарчуки, и папа поставил жариться шашлыки прямо в нашем камине. Но что-то не заладилось, и дым повалил в комнату, а оттуда через открытые окна — на улицу. Родители с гостями были на кухне и неладного не заметили. Зато дым увидели соседи. Я с другими детьми была в детской и вдруг вижу, как к нашим окнам на выдвижной лестнице приближается человек в пожарной форме. Испуганная, я бросилась с этой новостью к родителям. Они сперва даже не поверили. Слава богу, пожарные не успели нас залить — взрослые как-то уладили инцидент.
Родители были очень компанейскими (особенно мама) и гостеприимными (особенно папа). Мама дружила с артистами из цыганского трио «Ромэн», ее близкими подругами были Рита Гладунко, Лионелла Пырьева, Лариса Лужина (с Ларисой Анатольевной теперь дружу и я — мы соседи по даче). У нас любила бывать Нонна Викторовна Мордюкова, причем не одна — часто приходила с разными кавалерами. Однажды пришла с Владиславом Дворжецким — у них тогда был роман. Мама потом ворчала: «Ну Нонка никогда заранее не предупредит — просто берет и приходит, да еще и не одна…» А перед Дворжецким оправдывалась: «Ты извини, у меня тут такой бардак, я не знала, что вы придете». Он ответил с юмором: «Алла, в какой бы я дом ни пришел, мне все хозяйки почему-то говорят, что именно сегодня у них бардак». Все дружно расхохотались. Владислав Вацлавович показался мне очень спокойным человеком — весь вечер скромно просидел за столом. А Нонна Викторовна — огонь — всегда душа компании!
С ее сыном Володей Тихоновым я была знакома с детства. Мордюкова и Тихонов еще были супругами, когда родители взяли меня, маленькую, в Павловский Посад в гости к родителям Вячеслава Васильевича. Там я и познакомилась с Володей, который был старше на семь лет. В доме жила овчарка, грозно лаявшая на нас с Володей. Мы от нее забрались на диван, поджали ноги и весь вечер боялись с этого дивана слезть, так как овчарка за нами приглядывала. В последний раз я видела Володю совсем взрослым. Я с родителями уже не жила, но была у них в гостях, когда раздался звонок в дверь. Открываю — стоит Володя в шикарном костюме, настоящий красавец! Знаю, что он сам шил себе модные пиджаки. Мы обрадовались друг другу. Он говорит: «А я к твоей бабушке за деньгами...» Видимо, они заранее договорились, что Тихонов зайдет одолжить денег… Больше мы не виделись, совсем скоро его не стало.
Еще родители всю жизнь дружили и с нашими бывшими соседями по дому на улице Черняховского: Георгием Юматовым и Музой Крепкогорской, мы часто с мамой бывали у них в гостях.
— С именем Георгия Юматова ведь связан несчастный случай в жизни вашей мамы…
— Мама как-то поехала на сборный концерт вместе с Юматовым и потом жаловалась: «Он ужасно вел машину, ужасно! Все время переключал передачи, и меня бесконечно мотало взад-вперед!» В итоге произошла авария: Юматов во что-то врезался и мама ударилась лицом. Ее срочно отвезли в больницу, была рассечена губа, пришлось зашивать. Сегодня в СМИ можно услышать, что операцию провели грубо и шрам, оставшийся на губе, положил конец кинокарьере мамы. Это неправда! Шрам был практически незаметен и легко маскировался гримом. А кино для родителей закончилось, как и для всех артистов их поколения, в перестройку. Изменилось время, изменились ценности — изменилось кино…
— А у вас в семье была машина?
— На пике популярности папа заказал себе «Волгу» с оленем, двухцветную: белый верх и голубой низ. Про нее в то время легенды ходили. Это был такой эксклюзив, что повсюду наша машина воспринималась как космический корабль. И папа, и мама умели водить. Причем мама делала это очень хорошо. Нонна Викторовна вспоминала, с каким удовольствием ездила с мамой. Восхищалась подругой, потому что сама никогда не водила. А вот когда папа умер, мама перестала садиться за руль. Наверное, потеряла уверенность в себе. С тех пор ее возил мой супруг Саша на наших «Жигулях»-«семерке», когда бывал свободен.
— Как во времена дефицита мама одевалась?
— У нее был потрясающий вкус, она шила на заказ, ей доставали какие-то отрезы, материалы. Долгое время мама дружила с Зоей Федоровой. У Зои Алексеевны были потрясающие наряды, которые она привозила от дочери из США. И мама даже несколько концертных платьев у нее купила. Мама и нас, детей, одевала. Когда родители были с концертами на БАМе, они нам с Аришей купили по дубленке. Кроме этого привезли с гастролей трехлитровые банки черной и красной икры. Когда мы стали постарше, а мама куда-то собиралась с выступлениями, мы ей делали разные заказы. Например, однажды я попросила привезти мне сумку через плечо — писк моды. И мама вернулась с такой сумкой.
— Чего больше всего боялись ваши родители?
— В семидесятые годы в СССР часто падали самолеты. Конечно, такие новости в советских СМИ замалчивались, но разговоры ходили. На эти годы пришелся и самый насыщенный период гастролей моих родителей. Однажды папа не смог выехать на выступления, потому что самолет, на котором он должен был лететь, разбился по дороге в Москву. Билет на этот самолет еще долго потом лежал на журнальном столике у нас дома… Я хорошо запомнила слова, сказанные мамой кому-то по телефону в те дни: «Нет-нет, самолетом мы не полетим. Пусть дольше, но мы поедем поездом. Понимаете, у нас дети! И мы не имеем права рисковать, летая самолетами».
— И вы, и Арина снимались в кино. Ни у кого из вас не возникло желания пойти по родительским стопам?
— У Арины, в отличие от моих детских съемок, была полноценная роль в картине «Вторая весна». В главной роли снимался папа, а она сыграла почтальона. Помню, что Арине понравился съемочный процесс. Жаль только, картина особого успеха не имела — вышла в прокате вторым или даже третьим экраном. Однако актерская профессия Арину не увлекла. У нее вообще не было каких-то выраженных интересов. Она окончила полиграфический техникум, работала в издательстве — как мне казалось, очень интересная и непыльная работа. Арина занималась подготовкой и выпуском туристических буклетов. А потом как-то все само собой в ее жизни сошло на нет. Может быть, это смерть папы так на нее повлияла…
Ну а я — человек домашний. С детства насмотрелась на постоянные разлуки родителей. Поэтому разъезды и командировки ненавижу, а актерская профессия с этим связана. Когда пришло время трудоустраиваться, мамина приятельница Светлана Аркадьевна Павлова предложила: «На телевидении есть такая профессия — режиссер монтажа, ты не хочешь попробовать?» Первое, что я спросила: «А там надо ездить в командировки?» — «Нет». — «Тогда я согласна!» Светлана Аркадьевна была директором картин в творческом объединении «Экран», она привела меня в монтажный цех. Мне там очень понравилось — на телевидении было так интересно! И я осталась. Всему обучилась в процессе работы. Потом другая мамина подруга, Калерия Венедиктовна Кислова, легендарный режиссер программы «Время», взяла меня в эту программу. На телевидении я проработала тридцать с лишним лет и никогда не пожалела о своем выборе. Кстати, Светлана Аркадьевна была добрым ангелом мамы в последние годы. Когда жизнь с Ариной стала невыносимой, мы уговорили маму разменяться с младшей дочерью. Так мама стала соседкой Светланы Павловой в доме в Банном переулке. На этом доме установлена мамина памятная доска.
— Скажите, а когда вы узнали, что Николай Рыбников вас удочерил?
— Об этом мне рассказала Светлана Аркадьевна, когда привела меня на работу в телецентр. Она предупредила: «Отношения в коллективе творческих людей — особые. Тебя обязательно будут спрашивать о тайне твоего рождения, поэтому ты должна знать, как все было на самом деле». Ну и подробно мне все рассказала. Так я узнала, что моим биологическим отцом был артист Иван Федорович Переверзев. А Николай Рыбников женился на беременной маме и записал меня своей дочерью, когда я родилась. Если честно, для меня это не стало откровением, не прозвучало громом среди ясного неба. До меня и раньше доходили какие-то слухи. Например, в детском лагере меня об этом спрашивали любопытные пионервожатые. Но я честно отвечала, что ничего не знаю. Смущалась, конечно. Но никогда в семье эту тему не поднимала. Я привыкла, что у меня знаменитые родители и слухи о них могли ходить самые нелепые. Николай Рыбников был моим настоящим отцом — я всегда это чувствовала и чувствую по сей день. И он никогда не давал повода в этом усомниться — к обеим дочерям относился с одинаковой любовью. Поэтому, когда я узнала подробности своего рождения, для меня абсолютно ничего не изменилось. Как я уже говорила, отец был человеком поступков, настоящим благородным мужчиной! И это дорогого стоит.
— Какие у него были увлечения?
— Папа собирал библиотеку. Он очень много читал. А так как в Москве невозможно было достать хорошие книги, папа привозил их чемоданами с гастролей со всех уголков Советского Союза. Если летел самолетом и понимал, что будет перевес, отправлял посылку с книгами домой по почте. Все новые приобретения в свою библиотеку папа обязательно подписывал.
Еще отец был поклонником хоккея. И когда смотрел матчи, обязательно пил валерьянку — до того нервничал. Мы с сестрой смотрели хоккей вместе с ним, я обожаю эту игру до сих пор. Помню, как-то папа сидел дома и смотрел чемпионат мира по хоккею. И вдруг вскочил с дивана, схватил какие-то вещи и улетел на этот чемпионат! За границу! Каково же было наше изумление, когда мы дома смотрели репортаж с финальной игры советской сборной и вдруг увидели папу, который после победы наших первым выскочил на лед их поздравлять. В архивах телевидения эта хроника сохранилась. И не случайно в фильме «Хоккеисты» 1964 года Николаю Рыбникову предложили главную роль — тренера хоккейной команды «Ракета».
— Домашние животные в вашей семье были?
— После фильма «Ко мне, Мухтар!» на выступлении в каком-то городе маме подарили маленькую беленькую собачку. Мы назвали ее Капелькой. Потом выяснилось, что это собака очень редкой породы — розовая болонка. Она обожала только маму. Нас, детей, кусала. Рычала, сидя на маминых вещах, и не подпускала нас к себе — не разрешала погладить. Кстати, мама рассказывала, что на съемках «Ко мне, Мухтар!» за ней бурно ухаживал Юрий Никулин. А однажды маме на какой-то телевизионной программе подарили кролика. Правда, прожил наш кролик недолго. Потом у нас были хомячки. А еще на кухне стоял красивый кругленький аквариум, в котором плавали три золотые рыбки. После болонки мы с Аришей завели собаку, маленького черного пуделя. Родители его приняли. А пудель этот в качестве хозяина выбрал папу. Они стали неразлейвода, песик и спал всегда только с отцом…
Помню, как выл наш пудель, когда папа умер. В тот день он пришел из баньки, за ужином выпил рюмочку и лег спать. Мама еще не спала, когда услышала этот вой собаки… Папа не дожил полтора месяца до своего шестидесятилетия. А мама прожила еще десять лет. Она умерла в 69 лет. В феврале 2000 года мы торжественно отпраздновали ее день рождения в ресторане Дома кино, а 25 апреля ее не стало. На Страстной неделе… Говорят, в эти дни Господь забирает избранных…
