Дуремар в «Приключениях Буратино», Паниковский в «Золотом теленке», тунеядец Федя в «Операции «Ы»...», Балбес в «Кавказской пленнице...» — сложно представить, что артисты, сыгравшие этих смешных и трогательных персонажей, участвовали в самой страшной войне XX века, а многие только чудом дожили до Победы.
Юрий Никулин: «Мне все время везло»
Клоун и король комедии Юрий Никулин за долгих семь лет службы в армии прошел две войны — Финскую и Великую Отечественную, был связистом, воевал в артиллерии ПВО, разведке, награжден медалями «За оборону Ленинграда», «За отвагу» и «За победу над Германией». Первое задание — протянуть линию связи от батареи до наблюдательного пункта — едва не закончилось гибелью молодого солдата. Устав бороться с глубоким снегом с тяжеленными катушками на плечах, Никулин заснул в сугробе на 30-градусном морозе. Хорошо, что мимо проезжали на аэросанях пограничники.
Когда Юрия разбудили и он встал, ноги показались солдату деревянными, чужими. «Привезли меня на батарею. «Да у тебя, Никулин, обморожение», — сказал после осмотра санинструктор. Отлежался в землянке. Опухоль постепенно прошла. Исчезла краснота, но после этого ноги стали быстро замерзать даже при небольшом морозе», — вспоминал в своих мемуарах актер. Позже необыкновенная удача не раз спасала Никулина от верной гибели. И когда при обстреле осколок снаряда срезал полголовы у его товарища, сидевшего рядом, и когда его отделение на машине по ошибке въехало в деревню, занятую немцами. Чудом можно назвать и случай, когда Никулина, отсыпавшегося после ночного боевого выхода, не смогли разбудить и просто вынесли из блиндажа, а через минуту фашистский снаряд разворотил укрытие в щепки. Сам Юрий Владимирович не раз признавался, что, кроме везения, выжить на войне ему помог юмор. «Вспоминаю такой эпизод. Всю ночь мы шли в соседнюю часть, где должны были рыть траншеи. Темно, дождь, изредка вспыхивают осветительные ракеты. Пришли мы на место измученные, голодные. Худой майор подошел к нашей группе и спросил: «Инструмент взяли (он имел в виду лопаты и кирки)?» — «Взяли!» — бодро ответил я за всех и вытащил из-за голенища сапога деревянную ложку. Все захохотали, майор тоже. Настроение у нас поднялось».
Алексей Смирнов: герой на войне и в мирной жизни
Тунеядец Федя в комедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», Макарыч в фильме «В бой идут одни «старики» — большой и добрый Алексей Смирнов вызывает только положительные эмоции. Но на войне это был не знающий жалости к врагу боец. За скупыми строками наградных приказов (Смирнов кавалер орденов Славы и Красной Звезды, медали «За боевые заслуги») — героический путь бесстрашного воина:
«14.07.43 с группой разведчиков проник в расположение врага и огнем из автомата уничтожил 3 гитлеровцев. 18.07.43 года в бою за ст. Еленск заменил вышедшего из строя командира миномета, вел интенсивный огонь, благодаря чему рассеял до 2-х взводов пехоты».
«9.04.44 года противник силою до двух батальонов, при поддержке 13 танков после мощных артналетов, перешел в контратаку. Тов. Смирнов открыл мощный минометный огонь. В этом бою огнем его взвода было уничтожено: 4 станковых и 2 ручных пулемета, 110 фашистских солдат и офицеров, взвод минометов. Контратака немцев была отбита».
«27.07.44 г. в районе д. Журавка встретился с группой гитлеровцев в 16 человек, которые пытались его окружить. Тов. Смирнов с тремя красноармейцами бросился в бой, в результате которого было убито 9 и взято в плен 5 гитлеровцев, а остальные разбежались».
Алексей очень хотел дойти до Берлина и вернуться в Ленинград к своей невесте Лиде победителем. Но в январе 1945 года он получил тяжелую контузию и несколько ранений. В госпитале врач откровенно сообщил бойцу, что теперь здоровье не позволит ему связывать судьбу с женщинами.
Вернувшись на родину после госпиталя, Смирнов устраивается в Ленинградский театр музкомедии. Кто знает, чего стоило молодому герою войны встретить свою возлюбленную Лиду словами: «Мы не можем быть вместе…» Теперь всю свою любовь и заботу он отдавал маме, которая тяжело заболела, получив похоронку на младшего сына Аркадия. В театре у Смирнова ведущих ролей не было, жили они небогато. Интересно, что коллеги Алексея не знали о его героическом прошлом до случая в 1955 году, когда на южных гастролях Смирнов повстречал отдыхающего маршала Жукова и пригласил его на спектакль театра. В 1958 году благодаря небольшой, но яркой роли в фильме Юрия Озерова «Кочубей» на Алексея Макаровича обращают внимание режиссеры. Вскоре он станет королем комедийных ролей второго плана.
В 1973 году Смирнов сыграл механика Макарыча в фильме своего друга Леонида Быкова «В бой идут одни «старики». Против кандидатуры Алексея Макаровича возражало руководство Госкино СССР: «Это же Федя из «Операции «Ы»...», все будут смеяться». Но, несмотря на сопротивление худсовета, Быков все же утвердил Смирнова на роль, и не ошибся. Всем запомнился кадр, когда Макарыч тайком крестит взлетающий самолет. Этого эпизода не было в сценарии, его придумал Смирнов, знавший, что такое война.
Анатолий Папанов: «Привыкнуть к потерям товарищей невозможно»
Анатолий Дмитриевич отправился в военкомат в первый же день войны — 22 июня 1941 года. «Я, как и большинство моих ровесников, верил в победу, жил этой верой, испытывал ненависть к врагу, — признавался артист. — Передо мной был пример Павки Корчагина, Чапаева, героев фильмов «Семеро смелых» и «Мы из Кронштадта». На фронте Папанов командовал зенитной батареей, не раз попадал под обстрел, воевал на переднем крае. «Как можно забыть о двухчасовом бое, унесшем жизни двадцати девяти человек из сорока двух?.. Мы мечтали, строили планы, спорили, однако большинство товарищей погибло на моих глазах… До сих пор ясно вижу, как упал мой друг Алик. Он хотел стать кинооператором, учился во ВГИКе… Из выживших сформировали новый полк — и снова в те же места, и снова бой… Я видел, как люди после сражения совершенно менялись. Видел, как за одну ночь седели. Раньше думал, это литературный прием, оказалось — прием войны… Говорят, что человек может привыкнуть ко всему. Я в этом не уверен. К ежедневным потерям я привыкнуть так и не сумел. И время все это не смягчает в памяти…» — писал Папанов в своих воспоминаниях.
Война закончилась для Анатолия Дмитриевича в 1942 году. Во время немецкого наступления на Юго-Западном фронте рядом с будущим артистом разорвался снаряд, Папанов получил тяжелую контузию и ранение в ногу. «Взрыв, дальше не помню ничего… Очнулся только в госпитале. Узнал, что все, кто находился рядом, погибли. Меня засыпало землей, подоспевшие солдаты отрыли… После ранения я не смог вернуться на фронт. Комиссовали подчистую, и никакие мои протесты и просьбы не помогли…»
Из госпиталя 21-летний парень вышел с третьей группой инвалидности. Вернулся в Москву, подал документы в ГИТИС. Худрук, легендарный мхатовский артист Михаил Тарханов, увидев абитуриента, опирающегося на палочку, спросил: «Что с твоей ногой делать-то будем? Сможешь самостоятельно ходить?» Папанов уверенно ответил: «Конечно». С первого же дня занятий, кроме общих для всех дисциплин, Анатолий Дмитриевич, преодолевая боль, до изнеможения занимался танцами и гимнастикой, но отказаться от трости смог только после четвертого курса.
Зиновий Гердт: «Я был лучшим Гитлером Второго Белорусского фронта»
В июне 1941 года Залман Храпинович — таково его настоящее имя — был актером московской театральной студии. И в первые дни войны вместе со своими коллегами отправился в военкомат, не дожидаясь повестки. Гердта направили в Московское военно-инженерное училище, где он проходил обучение саперному делу. В должности командира саперного взвода младший лейтенант Храпинович принял свой первый бой во время форсирования Дона в Воронежской области. 1 декабря 1942 года Гердт писал жене: «Бить фашистов — это уже не такая веселая работа, и остроумия набраться в ней сложно. Я говорил, что, может быть, это очень хорошо, что ты не представляешь мои дни и ночи. Тебе их сейчас не надо знать. Потом, когда все это кончится, если я увижу это «кончится», тогда я тебе расскажу всю свою войну. День за днем. И тогда это будут увлекательные рассказы из прожитого. А сегодня… Сегодня война!»
Но после того, как «все кончилось», о войне Гердт, как и многие ветераны, вспоминать не любил. Разговорить его удалось лишь старому другу Эльдару Рязанову. Зиновий Ефимович рассказывал: «Меня направили под Воронеж. На Дон, между Старым и Новым Осколом. И я приехал и увидел первых убитых. Это было так страшно, Эльдар! Нельзя рассказать!» Самого Гердта смерть едва миновала. Его, тяжело раненного, нашла в воронке от разрыва медсестра. «Я не услышала, как всегда это было прежде, а увидела раненого, — рассказывала потом девушка. — Он не звал на помощь, молча корчился от боли». А вот что об этом вспоминал Гердт: «В шикарное февральское утро сорок третьего года под Белгородом, когда наша рота отражала очередную танковую атаку, меня ударило осколками снаряда в ногу. Здесь, быть может, мне и лежать бы вечно — и день был несчастливый, 13-е, — если б не молоденький санинструктор Верочка Веденина. Эта божественная женщина, не задумываясь о своей жизни, спасла мою жизнь, пронеся меня, раненого, с километр на своих руках». Вера узнала его, только когда они добрались до советских траншей, — командир саперной роты, тот самый, который так здорово выступал недавно на концерте художественной самодеятельности. Зиновий Ефимович шутил потом: «Я был лучшим Гитлером Второго Белорусского фронта».
«Я должен был бы лежать в гипсе, но в Белгороде не было гипса, — рассказывал Гердт Рязанову. — Никаких лекарств, кроме красного стрептоцида. И никаких перевязочных средств. Была шина. Шина металлическая, проволочная, и она выгибалась по форме сломанной ноги. А там выбито восемь сантиметров живой кости, над коленом. Вздохнуть или, там, чихнуть — не дай бог, я терял сознание от боли. Я не спал, потому что знал, что умру, если усну. Днем я иногда засыпал. Затем меня перевезли в Курск, там сделали первую операцию. И я был счастлив: ничего не болит, лежу весь в гипсе почти до шеи, кроме пальцев левой ноги. И жуткий голод. Меняю сахар на хлеб, чтобы как-то насытиться. Мне под местной анестезией долбили эту кость. Потом привезли в Москву. Всего было одиннадцать операций. В общей сложности я пролежал в госпитале четыре года. Выпускали несколько раз, на костылях, а потом я возвращался, потому что только-только начинающее срастаться опять обламывалось. Окончательно я вышел в 47-м».
«О необыкновенный Гердт! \ Он сохранил с поры военной \ Одну из самых лучших черт: \ Колено-он-не-преклоненный», — написал о Зиновии Ефимовиче Валентин Гафт. И, несмотря на основной смысл эпиграммы, она имела под собой и буквальное основание: Гердт действительно не мог встать на колено — нога не сгибалась.
Иннокентий Смоктуновский: «Ну и везет тебе, длинный»
Потомок польского шляхтича, высланного в Сибирь за участие в антирусском мятеже 1863 года, в 16 лет остался без отца: Михаила Смоктуновича призвали на фронт еще в первые недели Великой Отечественной войны, а в 1942 году он погиб. Сам Иннокентий попал на фронт, едва ему исполнилось 18. Он проходил подготовку в пехотном училище в Ачинске под Красноярском, а летом 1943 года оказался на Курской дуге. Затем последовала битва за Днепр — одно из самых кровопролитных сражений Второй мировой. За подвиг, совершенный им в этих боях, Смоктуновский был впервые представлен к медали «За отвагу». Правда, документы затерялись, и награда нашла героя лишь через много лет — ее вручили Иннокентию Михайловичу в 1992-м, после спектакля «Мольер» на мхатовской сцене. Спасибо сослуживцам, раскопавшим архивы.
А тогда, в 1943-м, вместе с еще одним солдатом Смоктуновскому поручили доставить важные документы в штаб, располагавшийся на острове посредине Днепра. При том, что противник простреливал переправу, уже убив накануне двух посыльных. «Затея эта была обречена, это понимали все, — вспоминал артист. — Мой напарник, лишь войдя в воду, был ранен и не мог держаться со мною рядом. Я же должен был уходить, пытаться прорваться сквозь зону обстрела... где-то у середины протоки, захлебываясь, едва успевая схватить воздуха перед тем, как опять уйти под воду, оглянувшись, увидел, как он, странно разбрасывая руки, боком, как споткнувшийся или пьяный, тяжело падал в воду, барахтался, вставал и опять валился на бок… Все, кто видел, как колошматили нас на протоке, были немало удивлены, узнав, что меня даже не царапнуло. «Ну везет тебе, длинный, ты просто счастливчик, несмотря что доходяга».
Но дальнейшие события в судьбе Смоктуновского трудно назвать везением. В декабре 1943-го под Киевом он попал в плен. Больше месяца Иннокентий Михайлович провел в немецких лагерях в Житомирской области. «Самое ужасное — это плен, чувство, что жизнь твоя тебе не принадлежит. Любой фашист мог подойти, приставить к затылку пистолет, и все…»
Но вскоре удача опять улыбнулась Смоктуновскому. Он чудом сумел сбежать, затем его приютила украинская семья. «Меня, восемнадцатилетнего, измученного мальчишку, вел инстинкт самосохранения. Я выведывал у крестьян, где побольше лесов и болот, где меньше шоссейных дорог, и шел туда. Фашистам там нечего было делать, в отличие от партизан. Так добрел до поселка Дмитровка... Постучался в ближайшую дверь, и мне открыли. Я сделал шаг, попытался что-то сказать и впал в полузабытье. Меня подняли, отнесли на кровать, накормили, вымыли в бане. Меня мыли несколько девушек — и уж как они хохотали! А я живой скелет, с присохшим к позвоночнику животом, торчащими ребрами».
Даже став всенародно известным артистом, Смоктуновский не забыл семью, которая его спасла, продолжал помогать детям и даже внукам этих людей. Войну Иннокентий Михайлович закончил в Германии. Вспоминать о своей боевой юности он не любил, тем более что факт пребывания в плену не раз грозил испортить биографию гениальному актеру.
Леонид Гайдай: «Дайте огласить весь список!»
Будущий король советской комедии начал свою военную биографию в далекой от фронта Монголии, где он служил… «ковбоем». Лошадей в армии не хватало, и подразделение Гайдая занималось отловом диких монгольских коней, объезжало их и отправляло в действующие части. Надо сказать, что трудно было найти для этой работы более неподходящего человека, чем Леонид Иович. При его росте низкорослые лошади просто выходили из-под своего «укротителя», когда он на них садился. Гайдаю, как и многим его сослуживцам, такая работа казалась совсем не героической, и они рвались на фронт. Во время прибытия на станцию Ага военкома в части поднималась суматоха. Доподлинно неизвестно, правда это или нет, но говорят, что эпизод с тунеядцем Федей из фильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» режиссер взял из собственной биографии:
«Кто хочет на фронт, шаг вперед!» — скомандовал военком. Тут же шагнули все. «Так, а кто пойдет в пехоту?» — «Я!» — тотчас выкрикнул Гайдай и сделал шаг вперед. «Хорошо. А кто в артиллерию?» — «Я!» — снова гаркнул Гайдай и сделал еще один шаг. Военком уже не обращал на него внимания. «В разведку?» — «Я!» — не унимался Гайдай. «Да подождите вы! — наконец не выдержал военком. — Дайте огласить весь список!»
Леонид добился своего и вместе с несколькими сослуживцами попал под Москву, на Калининский фронт. По прибытии на место назначения он был зачислен в разведроту и почти сразу же сумел проявить себя в бою. Медаль «За боевые заслуги» была вручена ему 20 декабря 1942 года «за проявленное мужество, геройство и отвагу в борьбе с немецкими захватчиками». В наградном листе есть такая запись: «В боях за деревню Енкино 14.12.1942 г. тов. Гайдай забросал гранатами огневую точку противника, сам лично уничтожил трех немцев и вместе с другими товарищами участвовал в захвате военнопленного».
Героический боевой путь Леонида Гайдая продлился недолго, в конце марта 1943 года в Псковской области, возвращаясь через линию фронта с «языком», он немного отстал от сослуживцев и подорвался на мине. Будущий режиссер перенес пять хирургических операций, что не помешало ему стать звездой госпитальной самодеятельности. Из числа больных и сотрудников клиники Гайдай создал труппу и поставил три водевиля по Чехову, а также подготовил две концертные программы.
На всю жизнь Леонид Иович останется инвалидом второй группы. Время от времени его рана на ноге открывалась, выходили осколки, воспалялась кость, но об этом никто не знал, кроме самых близких. Гайдай до конца дней не желал пользоваться какими-либо льготами, предоставляемыми ему государством. А трость, которую он повсюду носил с собой, окружающие воспринимали как талисман, все знали, что Гайдай верил в приметы.
Владимир Басов: «Я всегда боялся отстать от бывалых солдат»
Будущий выдающийся актер и режиссер родился в 1923 году в семье военного. В 8 лет он потерял отца и с тех пор никогда не мечтал о военной карьере. Но жизнь внесла свои коррективы. На фронт Владимир Басов отправился после выпускного — он представитель поколения, из которого в живых остались немногие. «Беспощадная статистика времени: мои ровесники, десятиклассники выпуска 1941 года на фронте погибали чаще всех, — писал Басов в своей книге воспоминаний. — Наши семнадцатилетние жизни война поглощала особенно охотно, так и не позволив узнать и почувствовать все счастье возраста. Мне надо было выжить, и войну я вспоминаю, несмотря на весь ее ад, самым прекрасным временем в своей судьбе. Именно тогда я познал цену вечным истинам, и основные понятия — нравственные, философские, просто житейские — открылись мне во всей своей определенности. Человек на войне однозначен, нам не надо было прибегать к изысканно тонким нюансировкам и мучительным копаниям в тайниках души, чтобы понять, хорош человек или плох, друг он или шкура, добр или так себе. И вдруг оказалось — как много у нас прекрасных людей!»
Басов мог избежать призыва: в начале войны он получил приглашение в Театр Красной армии, но в его голове не укладывалось, как можно играть спектакли, когда идет борьба с фашистами. Начав войну рядовым, Владимир закончил службу в 1947 году в звании капитана. «Всякое было. Я командовал батареей, стрелял и сам попадал под огневые налеты. Служил в штабе артдивизии и на передовой. Занимал должность замнача оперативного отдела. Составлял карты, мотался по проселкам и бездорожью. Некогда было размышлять… Война лишила наше поколение многих радостей молодости. Не посидели мы с любимыми девушками на скамеечках, не почитали им стихов, не успели как следует поспорить, выбирая профессию, не ощутили трудностей и волнующего счастья перехода со школьной скамьи на студенческую. Но в одном мы оказались счастливее. Жизнь закалила нас, научила сразу и навсегда отличать врага от друга, человека мужественного от труса и предателя. Перед нами была ясная непоколебимая цель. Нас окружали люди, которые ценой собственной жизни добивались этой цели».
На вступительные экзамены во ВГИК многие абитуриенты-фронтовики надевали военную форму с орденами и медалями, а Басов пришел в белой рубашке и черном костюме. А когда преподаватели спросили его о том, чем он занимался во время войны, ответил коротко: «Воевал».
Мы рассказали всего лишь о нескольких представителях великого поколения победителей. На самом деле среди артистов, музыкантов, писателей того времени очень многие отправились добровольцами на фронт, героически воевали, а потом добились успеха и реализовали свои способности в мирное время. Бондарчук, Луспекаев, Этуш, Глузский, Стржельчик, Трофимов, Чухрай, Тодоровский, Гринько, Сичкин, Катин-Ярцев, Любимов, Танич, Окуджава и многие-многие другие составили цвет советской и российской культуры. Но еще больше тех, кто погиб в самом расцвете молодости, чей талант навсегда остался «подо Ржевом», Вязьмой, Киевом, Варшавой и еще в тысячах безымянных местечек, по которым кровавым колесом прокатилась война…
