«Если бы чудо, случившееся со мной, произошло раньше — у нас вообще была бы другая жизнь. Может быть, не ушел бы от мамы второй муж, отец Оксаны. В тот момент он струсил, испугался, не захотел нести ответственность за такого ребенка. Но, вы знаете, уже больше десяти лет как он вернулся! И они с мамой вместе и очень счастливы», — рассказывает Наталья в эксклюзивном интервью «7Д».
— Наташа, это отличная новость, что у вас будет ребенок! Мы вас поздравляем от всей души и желаем, чтобы все удачно сложилось…
— Спасибо!
Огромное спасибо! В мае ждем пополнения в нашем большом семействе. (Улыбается.) Я, конечно, очень-очень счастлива и надеюсь, мы все надеемся, что ребенок родится здоровенький и с ним все будет в порядке. Это самое главное.
— Как сказал Антуан — лучше и не выразить, по-моему, — «пусть малыш будет похож на маму и у него будет такое же доброе сердце, а от папы возьмет чувство юмора. Но только не наоборот». Лично я бы еще добавила: пускай унаследует вашу улыбку! Улыбка у вас прекрасная… Она помогает вам творить добрые дела и всех словно заряжает добротой и позитивным отношением к жизни… — Улыбалась я не всегда.
И взгляд такой на мир тоже не сразу у меня появился. Меня научили. Когда я уехала из Нижнего Новгорода в Москву, а потом в Париж, я не умела улыбаться. И не только потому, что совершенно неожиданно вырвалась из беспросветной нищеты, в которой мы с мамой и сестрами жили. Ведь мы любили друг друга, и у нас в жизни были прекрасные моменты, и замечательные отношения с мамой, но все равно наша любовь выражалась в действиях — мы заботились друг о друге. Но смех и улыбки в нашем доме были скорее редкостью. Вот, например, мама вечером ложилась спать, замученная, уставшая, после четырех работ. Я садилась рядом и, пока она засыпала, расчесывала ей волосы. И когда я ее такой видела, мне было мучительно больно и грустно — какие уж тут улыбки… Приехав в Европу, я все еще не умела улыбаться. Но однажды со мной поговорил врач, психолог, и что-то сдвинулось.
Словом, меня научили улыбаться, потому что иначе я никогда не смогла бы адаптироваться в обществе. Улыбка — это один из механизмов выживания. От тебя этого ждут, и если ты не улыбаешься, то в жизнь социальную, во всяком случае, никогда не впишешься. В общем, вышло так: сначала я улыбалась по необходимости, а потом понравилось! (Смеется.) Ты улыбаешься, тебе в ответ улыбаются, начинается какой-то разговор милый, возникает приятная аура. Теперь я уж даже и не знаю, как без этого жить.
— Удивительно, что идея создать мобильное приложение для смартфонов «Поделись улыбкой» пришла вам в голову только сейчас, к десятилетию вашего фонда помощи детям «Обнаженные сердца»… — Дело в том, что я сама не так давно стала общаться с людьми в социальных сетях.
И подумала об этой вот знаменитой кнопке: «Like» — «нравится». Как это интересно — нажимаешь на нее, выражаешь отношение и, по сути, совершаешь некое действие, поступок. Почти год назад, когда мы только задумали проект, узнали, что на Facebook* люди ставят три с половиной миллиарда «лайков» в день. Сначала я, конечно, всерьез к этому всему не отнеслась. Развлечение, ерунда, глупости всякие. Но ведь многим нужны веселые глупости! Чтобы отвлекаться от повседневной жизни, непростой, мрачной подчас. От потока негатива и плохих новостей, которые на нас обрушиваются ежедневно — хотим мы того или нет. В общем, я придумала, как человек может сделать доброе дело в течение секунды, не жертвуя при этом денег. А давайте я вам покажу!
(Наташа берет свой смартфон в руки.) Вот улыбнитесь, так, я вас фотографирую, размещаю с помощью нашего приложения эту улыбку в социальных сетях, и… вот смотрите, мы уже заработали 10 рублей! Потому что одна из компаний, заинтересованных во внимании со стороны своих покупателей, уже направила эти деньги на счет фонда.
— То есть платит не тот, кто фотографирует свою улыбку, а тот, кто в ней заинтересован?
— Да! И заинтересованы в улыбках и позитивных эмоциях пользователей как раз крупные корпорации, бренды, спонсоры этого приложения. А людям нужно только улыбнуться, ну и эту улыбку как-то еще позабавнее оформить — ярко-красный бант себе на голову нацепить, или шикарные усы, или скромный пятачок — с помощью приложения.
— Современный подход, Наташа, ничего не скажешь!
— Знаете, мне даже очень известные в сфере технологий деятели это подтвердили. (Улыбается.) Мне кажется, что благотворительность именно таким образом и будет развиваться в будущем. Для обычных людей — не тех, кто может заплатить большие деньги, чтобы, например, прийти на благотворительный бал Любви, устроенный нами в Монако под патронажем князя Альбера, его сестры Каролины и жены Шарлен.
— И все-таки, что помимо вашего доброго сердца и умения жертвовать подвигло вас, успешную, знаменитую красавицу, заниматься тем, чем вы занимаетесь уже почти десять лет? Неужели, когда уезжали из Нижнего Новгорода, строили планы: «Если все получится, стану помогать людям, которые, как и моя любимая сестра, страдают ДЦП»?
— Конечно, нет!
Все вокруг завертелось-закрутилось, я впитывала в себя как губка все радости этой новой жизни. И только когда достаточно подпиталась, начала улыбаться и поняла, что готова отдавать. Не только брать. Любить — это ведь значит прежде всего отдавать. Не важно — идет ли речь о мужчине, родных или тех, кому хочешь помочь. Жертвенность, она присуща и мне, и, наверное, моей маме. Сестра всегда была для меня важнейшим приоритетом в жизни. Когда мы жили все вместе, главным было — и абсолютно естественным — накормить Оксану. Так что, как только смогла, я купила маме и сестре квартиру, обеспечила медицинский уход. Потому что я помнила тот кошмар, и физический, и психологический, который стоял за нашей ситуацией…
Если бы чудо, случившееся со мной, произошло раньше — у нас вообще была бы другая жизнь. Может быть, не ушел бы от мамы второй муж, отец Оксаны. В тот момент он струсил, испугался, не захотел нести ответственность за такого ребенка. Но, вы знаете, уже больше десяти лет как он вернулся! И они с мамой вместе и очень счастливы.
— И мама его простила?
— На это ушло время. Но — простила. Потому что они очень друг друга любят.
— И вы ни разу маме не сказали, что его трусость и уход не заслуживали прощения?
— Никогда. Наверное, когда проходишь через то, что нам выпало, понимаешь, единственный путь — это прощение, понимание. Мне даже близкие люди говорят, что у меня, возможно, какое-то психологическое нарушение (улыбается) — я вижу во всех людях что-то хорошее…
— И не знаю — к счастью ли подобное свойство или наоборот…
— Я тоже.
Наверное, это все-таки хорошо. Ведь моя мама счастлива по-настоящему! И я стараюсь никого не судить. Вот у меня дедушка с бабушкой замечательные люди. Необыкновенно светлые. Кто их осудит за то, что после рождения Оксаны они разменяли квартиру, где мы все жили, и помогали нам, но на расстоянии. Я считаю дедушку — он умер, к сожалению, в прошлом году — своим папой, он мне его заменил.
— Это очень странно, ведь наши дедушки и бабушки внуков обожают подчас больше, чем детей. Как они могли дистанцироваться от вашей мамы с ребенком-инвалидом?
Это какая-то скорее западная ментальность.
— Да. Вы правы. Такая история может случиться скорее в Европе. Но они так тяжело трудились всю жизнь, хотели спокойно хоть на старости лет пожить. Как я могу их за это судить? Бабушка у меня такая, знаете, перфекционистка. У нее дома было всегда уютно, красиво, все в идеальном порядке. Идеальные пироги, идеальные гости, идеальная чистота, идеальные дети, идеальные внуки. И вдруг такое… Бабушка с дедушкой были не готовы к тому, что их внучка будет настолько другой.
— Но вы не разругались, и мама ваша с ними не порвала отношений…
— Что вы! После дедушкиной смерти мама как-то сказала, что ее папа был таким потрясающим мужчиной, что ей, может быть, поэтому было так трудно строить свои отношения.
Она ждала от всех мужчин слишком многого, и это до сих пор так. Словом, у нее были завышенные требования, понимаете? Она смотрела на своих папу с мамой и верила, что такие сказочные отношения случатся и у нее. Дедушка и бабушка невероятно любили друг друга. Они каждый день писали друг другу письма, а это требует больших душевных сил. При этом они работали, и сад с огородом у них был, где они тоже вкалывали. Дедушка трудился на заводе, потом ездил на электричке на огород и все тяжести таскал на себе, уже старый и больной. Никогда в жизни не позволил бабушке ни одной сумки поднять. Вот и мама ждала такого же от мужчины — порядочности, позитива, чувства юмора и необыкновенной внутренней силы.
— А у вас были завышенные требования к мужчинам?
— Были, были. И до сих пор есть. Наверное, поэтому такой поступок, как развод, дался мне тяжело. Я очень-очень сильно не хотела таких радикальных мер. Терпела долго, но все-таки не смогла больше идти на компромиссы. В какой-то момент стало уже невозможно с этим жить…
— Вы развелись с Джастином или все еще в процессе?
— Да. Мы разведены. Все уже позади. Это было нелегко, потому что муж долго не готов был даже с адвокатами обсуждать эту тему, но сейчас все в прошлом. У нас совместная опека над детьми. Пятьдесят на пятьдесят. Будь моя воля, я бы сохранила с Джастином дружеские отношения, но, увы, это невозможно. Дружбы между нами, конечно, никакой нет, но все равно мой бывший муж всегда останется членом моей семьи.
Родственники ведь разные бывают, не отказываться же от них.
— И дети не вырастут безотцовщиной…
— Да, они очень любят Джастина, и я ему благодарна за то, что все эти годы он не чинил мне никаких препятствий — я могла с детьми ездить куда угодно. Он только подписывал разрешение, но ведь и в России тоже нужно от отца такое разрешение получать, если родители не живут вместе.
— Да, но я не знала, что в Британии тоже такие порядки…
— А как же. И мы не собираемся ничего нарушать. Каникулы делятся на проведенные с отцом и со мной поровну.
Это важно, для детей в первую очередь. Они очень хорошо проводят с Джастином время, приезжают счастливые, довольные, отдохнувшие. Отлично, что он живет в таком красивом месте, в Уругвае, в курортном городке. Там все прекрасно — и океан, и природа.
— Когда мы с вами разговаривали год тому назад, дети только что пошли в школу в Париже, и вы очень переживали, как они там освоятся — без французского языка, после прекрасной английской школы, которая к тому же за городом была. Как у них дела?
— Все очень хорошо. Особенно я горжусь своим старшим сыном Лукасом. Ему пришлось тяжелее всего. В отличие от младших — Невы и Виктора — он пошел в шестой класс, а это значит — математика, химия, технология, геометрия и прочие науки.
Все это на французском языке, который он до сих пор знает не идеально. Так вот он по одному предмету иногда по четыре часа домашнюю работу делает! Никогда не жалуется. А ведь мог бы! Зачем переехали, вырвали из привычного окружения, почему ему нужно учиться в другой школе на чужом языке и еще много всяких «почему». Но у него нет такого желания — винить кого-то или жизнь в целом. Все его очень хвалят в школе, любят, такой замечательный мальчик...
— И он ведь тоже участвует в ваших проектах, знает, чем мама занимается?
— И очень этим гордится. Лукас постоянно думает, что еще можно изобрести такое, чтобы помочь детям. Недавно говорит: «Мама, как было бы здорово разработать компьютерную игру, где дети смогут сами строить детские площадки, как им хочется!
Чтобы ты строила такие же игровые парки в реальной жизни!» И мы связались с создателями игры Minecraft, миллионы людей в нее играют, и они заинтересовались! Мой младшенький, Витенька, недавно тоже меня поразил. Ему еще шести лет не было, когда мы вернулись с открытия детской площадки в Нижнем Новгороде — я всех своих детей в тот раз возила. Мы как-то сидим с ним, домашнюю работу делаем, и вдруг он говорит: «Мамочка, все забываю тебе сказать спасибо за то, что ты строишь площадки для других детей». Я была до слез поражена. Это стоит всех усилий…
— А ведь дети часто бывают очень жестоки…
— Это зависит от родителей и окружающего мира. Не может ребенок быть сам по себе жестоким.
Не верю. Потому что родители для ребенка — это боги, и дети берут с них пример. Вот если ребенку не хватает любви, он, конечно, отреагирует злостью. Мне кажется, быть плохим человеком — это так тяжело, такой груз нести в себе… Такой яд внутри разливается. Нужно сильный характер иметь. Я же сталкиваюсь часто с не самыми положительными персонажами, и, знаете, они всегда меня в каком-то смысле даже впечатляют.
— Ваши дети знают, что у них появится братик или сестренка? Не боитесь, что будут ревновать?
— Я через это прошла, и не раз. В такой ситуации одно помогает — понимание, почему так происходит. Я далеко не идеальный человек и не идеальная мать, но, по крайней мере, очень стремлюсь быть ею для своих детей.
Ребенок может неадекватно реагировать в какой-то ситуации, но это же ребенок! Я жду положительных эмоций от своих детей, и они знают о будущем малыше. Когда книжки своим читаю, Нева спрашивает: «А маленький тоже слушает?» Я отвечаю: «Конечно, слушает». И когда дети подходят вечером попрощаться со мной, малышу обязательно желают спокойной ночи.
— Наташа, вас выбрали мэром паралимпийской деревни на будущей Олимпиаде в Сочи. Но как вы собираетесь работать, как говорится, на сносях?
— Будет тяжело. Но ведь, давая согласие, я не знала, что забеременею. (Улыбается.) И к моей карьере, статусу и даже фонду эта работа отношения не имеет. Просто я понимаю — к самой Олимпиаде будет повышенное внимание, ажиотаж, а вот к Паралимпийским играм — вряд ли.
У нас в стране отношение к людям с ограниченными возможностями, не таким, как все, очень сложное. В сознании многих эти люди — несчастные, всеми брошенные, просящие милостыню где-нибудь в метро… Паралимпийское движение — один из способов показать не только обществу, но и им самим, что все может быть иначе. Спортсмены-паралимпийцы своим примером показывают, как можно и нужно прожить жизнь. Они из своего горя, несчастья сотворили такое, чему можно поклоняться. Для меня они герои. Они дают нам возможность сравнить и переосмыслить нашу жизнь, скрытые ресурсы и возможности. Например, многие не в курсе, что ребенок с аутизмом может освоить ту же школьную программу, что и другие дети, хотя ему будет сложнее в сотни раз. И когда родители стараются своих детей оградить от «необычных» сверстников, они совсем не понимают, что лишают своего ребенка примера для сравнения и подражания!
Увидит, как «необычный» одноклассник упорно трудится, в то время как другим достаточно 15 минут поучить, вряд ли он станет жаловаться на жизнь и домашнюю работу.
— Это правда, что вашей сестре Оксане только недавно поставили правильный диагноз? Разве вы не возили ее на обследования в Англию раньше?
— Нет, диагноз-то уже был — детский церебральный паралич. С рождения. А то, что у нее аутизм, выяснилось в возрасте 26 лет! И за все время мы лишь раз возили ее во Францию. Проводили исследования, которые необходимы для операции. Она ей нужна, но это сложно, и морально и физически, причем для всех.
Мама очень боится рисковать, к тому же ездить с Оксаной куда-то непросто. Именно потому, что она с детства не имела возможности социально адаптироваться, все время дома была. Когда мы впервые поехали в инклюзивный детский лагерь «Юный нижегородец», где особые дети наравне с обычными общаются, играют, отдыхают, при этом получают квалифицированную помощь психологов и врачей, Оксана плакала каждый день. И бесконечно просилась домой. Мама тоже плакала, почти до истерики доходило, даже ругала меня, говорила, что это издевательство над Оксаной. Но в этом году я настояла, чтобы мы снова туда поехали. Оксана, когда увидела, что мы собираемся, снова стала плакать. Мама мне: «Ну зачем? Видишь же, она плачет!» Я ответила: «Поверь, она сейчас узнает, куда мы едем, и обрадуется». И правда, она увидела тот же самый автобус и бросилась целовать-обнимать маму.
Приехала, как к себе домой, пошла в ту комнату, где жила в первый раз, и уснула спокойно. И такая счастливая была, общалась со всеми, подходила к незнакомым людям, целовала их, обнимала. Многих это пугает. (Грустно улыбается.) Я уверена, что эмпатии — сочувствию, сопереживанию — научила меня именно сестра.
— А ваши дети общаются с Оксаной? Вы сами сказали — многие пугаются, даже взрослые…
— Да, она может подойти, прижаться. Незнакомых это иногда шокирует. Но Лукас не боится, стоит спокойно, понимает, что Оксана должна его узнать, привыкнуть, принюхаться, так сказать. Нева и Виктор тоже очень хорошо себя ведут. У них нет страха.
Или, по крайней мере, они его не показывают.
— Умеете вы с детьми обращаться! Недаром вас позвали в программу «Детский «Голос» на Первом канале.
— Буду вести шоу вместе с Дмитрием Нагиевым. Но моя специальная задача — быть с детьми в так называемой стресс-комнате, где они прямо перед выходом на сцену нервничают, переживают. Я за два съемочных дня пообщалась со 120 детишками. И к каждому ребенку нужно найти подход буквально за секунды, хотя многих я впервые видела. Надеюсь, я справилась с этой тонкой психологической работой и помогла этим потрясающим малышам. Очень важно, что деньги от СМС-голосования зрителей в финале будут направлены на помощь детям, которыми занимается фонд «Обнаженные сердца».
Я очень благодарна нашим самым лучшим людям на телевидении, которые приняли мои условия и очень рады, что мы вместе сумеем помочь нуждающимся детям.
— Как ваш возлюбленный Антуан относится к такой невероятной занятости? Терпит?
— Нет, он ворчит иногда, конечно. (Смеется.) Когда я, как говорится, переступаю черту. И потом, я все-таки много времени провожу дома. Есть способы заниматься делами по телефону, через видеоконференции, по Интернету. К тому же Антуан и сам очень занятой человек. Возможно, я такая ему гораздо интереснее, чем в роли домохозяйки или просто модели. А так рядом с ним не просто красивая дама, а вот я, настоящая!
— Эксклюзивная женщина…
— Ему-то, правда, достаются только остатки от этого эксклюзива. (Смеется.) Он мне во многом помогает, дает советы. Мне кажется, что мы в общем-то нормальная семья. Это же так естественно, когда муж и жена много работают. Но при этом делятся своей энергией друг с другом. Каждый из нас уверен в преданной любви другого. Я понимаю, когда надо отступить, если Антуан говорит «нет». Становлюсь просто женщиной и соглашаюсь. Пока что у нас все так безоблачно, что мы сами удивляемся — при стольких-то трудностях и заботах! Живем очень интенсивно, но в то же время просто. Любим друг друга, уважаем и понимаем.
— А в России Антуан уже побывал?
— Он и раньше приезжал в Москву по делам своего бизнеса.
Но это совсем не то. Вот когда он ездил со мной на открытие детского игрового парка в Туле, увидел совсем другую Россию. После той поездки он стал, наверное, лучше меня понимать и уважать то, чем я занимаюсь. Иногда у нас дома собираются гости, какие-то небольшие семейные вечера, и я слышу, как он кому-то с гордостью и с горящими глазами рассказывает о фонде. Это так... мило! У него чувство сопереживания тоже очень сильно развито. И поэтому мы так любим друг друга — у нас обоих в душах есть что-то важное, общее. Он, например, не может пройти мимо бедного человека. Даже я могу. Так много пишут везде, думаешь: наркоманы или алкоголики, все равно деньги впрок не пойдут или, хуже того, мафия отберет. Но Антуан никогда не может нищего проигнорировать. Я уверена, что рано или поздно умение сопереживать чужой боли выльется у него в какое-то важное дело, связанное с благотворительностью.
— Будет участвовать в вашей работе?
— Он и так в ней участвует.
Что бы он ни сделал, это будет и моим делом, и наоборот.
— Вы говорили, что хотите дом за городом, как у вас в Англии был. И баньку соорудить, березки посадить…
— И тогда жизнь совсем наладится. Помню-помню! (Смеется.) Не успели еще. Но есть к кому в гости отправиться — к маме Антуана мы часто ездим в загородный дом, отдыхаем с детьми. У нас прекрасные отношения с его мамой и родными. Но баньку, конечно, очень хочется. Все в будущем.
— А замуж не собираетесь?
— Ну, предлагают часто... (Смеется.)
