Михаил Марфин: о спорах с Масляковым, обиде на Рязанова и лучшей шутке в КВН

«Будучи членом жюри, Рязанов снизил нам оценку. Он не поверил, что мы сами могли написать текст в стиле Жванецкого. И напрасно моя тогдашняя супруга орала из зала: «Нет, я видела, как он это писал на кухне!» Эльдар Александрович прозрачно намекнул, что нам наверняка помогали профессионалы», — вспоминает телеведущий, сценарист, бард и многолетний редактор Высшей лиги КВН Михаил Марфин.

— Михаил Наумович, вас называют правой рукой Александра Ва­силь­евича Маслякова. Как вы с ним познакомились?

— Я впервые попал на ТВ еще в 1983 году. Был в то время командиром ССО (студенческих строительных отрядов) Московского химико-технологического института, который незадолго перед этим окончил. На телевидении тогда выходила передача «Молодежный вечер в Останкино». Меня вызвали в Центральный штаб ССО и сказали: «Поскольку ты у нас самый поющий сэсэошник и самый сэсэошный из певцов, то не мог бы ты в рамках этой передачи со своими ребятами спеть какую-нибудь сэсэошную песню?» Я бодро ответил: «Конечно!» Гордо выхожу из кабинета и вдруг понимаю, что про ССО ни одной приличной песни не знаю. И с перепугу, пока ехал домой в метро, такую песню сочинил. Называлась она «Время выбрало нас», и потом ее даже выпустили на диске с таким же названием, где она оказалась между Иосифом Кобзоном и Сергеем Никитиным. Мы благополучно выступили, но потом мне позвонили и сказали: «А еще песню про ССО вы знаете?» На старом опыте отвечаю: «И не одну». И так я писал песни четыре раза. Последнюю мы исполняли на заключительном этапе этого цикла, который вел Масляков. Так и состоялось наше знакомство. А через три года, в 1986-м, когда после четырнадцатилетнего перерыва КВН снова выпустили в эфир, я волею судеб оказался капитаном ко­­манды КВН нашего института, которую в последний момент пригласили в сезон в качестве спарринг-партнера для «Одесских джентльменов».

— Это были те самые три года, за которые наша страна изменилась…

— Да, случилась перестройка, гласность, и телевидение стало более прогрессивным, смелым. Смелее даже тех людей, которые его смотрели. Например, уже перед полуфиналом секретарь парткома потребовал принести на утверждение сценарий нашего выступления. А когда я принес, он говорит: «Вы что, собираетесь это показывать на Центральном телевидении?!» Отвечаю: «Все это на Центральном телевидении уже утверждено». Пар­тийный деятель смутился: «Ну я не знаю, не знаю…» В то время кто-то из членов жюри сказал, что «кавээнщики исхитряются быть даже острее газет». И никакой нашей личной заслуги, как это мнится многим кавээнщикам той поры, на мой взгляд, в этом не было. Мы просто очень хотели выиграть. И выиграть можно было только так. А еще боролись за прямой эфир, чтобы ничего нельзя было вырезать в импровизационных конкурсах. Правда, случился он гораздо позже.

— И как долго он оставался прямым?

— Прямые эфиры за всю историю КВН были всего два раза — на полуфиналах в 1990-м и в 1991 годах. И оба раза прошли с приключениями. На одном в разминке выдали шутку, которая вызвала неудовольствие посольства иностранного государства. А на следующий год случилась техническая неполадка — не пошло видео. И Масляков целых четыре минуты заполнял паузу в полутемном зале, поскольку включить снова огромные софиты не так просто.

— А какой была тогда цензура?

— Что касается цензуры, в первом сезоне она еще была вполне советская: нам указывали, что мы можем говорить только об отдельных недостатках в отдельных местах. Нельзя было критиковать, например, партию. И редактура была достаточно суровой. Мало того что из эфира вырезались целые эпизоды, но однажды потребовали поменять текст в уже снятой передаче! Масляков, который в первом сезоне был редактором, в ужасе пришел к начальству и говорит: «Что значит «вставить»? Передача записана месяц назад!» А ему отвечают: «Вы же находчивые, вот и вставьте».

— И что — вставили?

— Конечно! Приехали специально двое одесситов и переписали на крупном плане подводку к своему конкурсу, в котором была пародия на выборы в заводском цеху, так, чтобы получились выборы комсомольской организации. Мол «резвитесь там, в своем комсомоле». Вырезалось много. Запись занимала в среднем четыре часа, в итоге оставалось часа полтора-два. А на игре один только капитанский конкурс шел полчаса и состоял из трех отдельных частей. Мне потом целый год каждую ночь снилось, что на капитанской разминке я не расслышал вопроса, но мне неудобно переспросить, ведь скажут: «Глухой, что ли?» И все отведенные на ответ тридцать секунд я стою и думаю: как бы мне ответить, чтобы это был ответ на любой вопрос? И вдруг слышу: «Время! Надо идти!» И в этот момент я всякий раз просыпался в холодном поту…

— Невозможно сказать — не знаю? Такого никогда не было за историю КВН?

— Нет, потому что это не смешно. Хотя, признаться, часто бывали такие ответы, что лучше было бы сказать «не знаю».

— Михаил Наумович, за что вы в то время обиделись на Эльдара Рязанова?

— Я обиделся, потому что он, будучи членом жюри, снизил нам оценку. Он не поверил, что мы сами могли написать текст в стиле Жванецкого. И напрасно моя тогдашняя супруга орала из зала: «Нет, я видела, как он это писал на кухне!» Эльдар Александрович прозрачно намекнул, что нам наверняка помогали профессионалы. Но через много лет мне, уже в качестве ведущего какого-то корпоратива, где Рязанов присутствовал, удалось вызвать его улыбку. Что позволило мне отыграться, сказав: «Вот видите, а вы мне тогда четверку поставили».

— Кстати, а «судьи кто»? Как их отбирали?

— Это был довольно длительный и сложный процесс. С одной стороны, чтобы объективно оценить происходящее на сцене, надо взять человека с улицы — вот он будет однозначно объективным. С другой стороны, по законам жанра в жюри должны сидеть люди известные. И хотелось, чтобы они еще и разбирались в юморе. Уже в первом сезоне был скандал, когда вскрылось, что некоторые члены жюри — кавээнщики 60-х — помогали готовиться одной из команд и откровенно засудили их соперников. Писатели-сатирики частенько самоутверждались за счет команд, упрекая самодеятельных актеров и авторов в непрофессионализме. Некоторые актеры не столько следили за игрой, сколько придумывали себе речь, с которой они в конце игры блеснут в кадре. Найти оптимальный на тот момент вариант помог случай. В конце 1993 года мы сняли «Александр-шоу» к 30-летию творческой деятельности Александра Васильевича Маслякова, которое было построено в форме КВН. И приветствие играли телеведущие. Выступление оказалось настолько удачным, что Александр Васильевич пригласил всех его участников (кроме меня, поскольку я был редактором) в жюри. Так в кавээновском жюри впервые появились Константин Эрнст, Леонид Якубович, Леонид Ярмольник, Иван Демидов, Леонид Парфенов и Влад Листьев, некоторые из них оставались в нем многие годы. Потому что оказалось — это и есть наилучший вариант. Ведь телеведущие — люди с юмором и с формулированием мыслей проблем не испытывают, а кроме того достаточно независимы в отношении своего мнения.

— Кстати, члены жюри получали зарплату?

— Нет, членство в жюри не оплачивалось. Редактора зарплату, конечно, получали, но не очень большую.

— Как раз редактором вы к тому моменту уже и стали по приглашению Маслякова…

— После окончания института меня сильно бросало. Проработав на кафедре всего несколько месяцев, я на два года ушел на освобожденную комсомольскую работу, продолжая урывками заниматься наукой и сдавая кандидатский минимум. Потом поступил в аспирантуру, но на другую кафедру, так что пришлось заново изучить с десяток учебников. Уже играя в КВН, я завершал работу над диссертацией и защитил ее между записью финальной встречи и ее эфиром. Моя популярность как капитана команды КВН стала причиной того, что следующие два года я провел в кресле секретаря комитета ВЛКСМ института. Вскоре после этого я должен был ехать на стажировку в Лондон. Но к началу 1990 года мы с моим другом, товарищем по команде и будущим постоянным соавтором Леонидом Мазором, уже написали порядка 40 сценариев для телевидения, и я уже полгода вел программу «Счастливый случай» на Первой программе ЦТ. Словом, к Новому году я принял решение уйти из института в «свободные художники», а в мае Масляков предложил мне стать редактором КВН.

— За время вашей работы вам предлагали взятки за победу ­коман­ды в КВН?

— Мне — нет. Но в истории КВН был случай, когда человек брал деньги, якобы за то, чтобы команду взяли в телевизионный сезон. При этом на самом деле ни на что повлиять он не мог, а всего лишь знал список счастливчиков немного раньше его официального оглашения. Обман, разумеется, быстро раскрылся со всеми вытекающими последствиями. Думаю, ваш вопрос вызван тем, что в начале 90-х в эфир действительно нередко попадали за деньги довольно странные персонажи. Но продюсеры быстро осознали, что их благосостояние в гораздо большей степени зависит от качества передачи, чем от сомнительных махинаций.

— Михаил Наумович, из КВН выросло множество проектов: Comedy Club, «Уральские пельмени». Кавээнщики уходили в другие шоу, и это рождало конфликты с Масля­ковым. А вас такое обижает?

— Меня — нет. Я прекрасно понимал логику событий. Что кавээнщикам было делать после КВН? Куда деваться? К старой профессии уже не вернуться, это сложно. Ты уже, по сути, приобрел другую. Что касается Александра Васильевича, то какое-то время его действительно раздражало нарушение монополии КВН на молодежный юмор. Но, с другой стороны, он всегда отвечал отказом на предложение делать «посткавээновские проекты» под его крылом. И в свое время я услышал от него формулировку причины: «То, что они сделают в других форматах, будет хуже, чем то, что они делали в КВН».

— Какие из этих проектов вам нравятся?

— За 20 лет их было несколько, но предпочтение, пожалуй, отдам «Пельменям...». Потому что они знают, зачем выходят на сцену. Я не люблю простого зубоскальства. Может быть, я уже старый, но это мое личное мнение. А любой формат так или иначе находит свою аудиторию. Люди ведь разные. Более образованные склонны к большей парадоксальности и новизне. А кто-то готов каждый день смеяться над одним и тем же простеньким анекдотом. И более сложный юмор он просто не поймет, парадокс не раскусит.

— В вашем «романе» с КВН случился большой перерыв. Вы ушли из-за конфликтов с Масляковым?

— Нет. Хотя разногласия определенные были. Но ушел я, честно сказав Александру Васильевичу, что мне стало неинтересно. Я проработал четырнадцать лет, и восторженное освоение нового ремесла превратилось в рутину. А КВН — такая штука, которую можно делать только с горящими глазами. Расстались мирно. Он просил меня кого-то порекомендовать на мое место и воспользовался моим советом, а я спросил его, куда, по его мнению, мне надо идти. Он ответил, и я тоже воспользовался его советом.

— Однако через 15 лет вы вер­нулись…

— В 2016 году Александр Васильевич пригласил меня писать сценарий фильма, посвященного его очередному юбилею. Первый канал уже сделал к тому времени два фильма, и Масляков сказал: «Боюсь повторения — давай придумаем что-то новое». И мы придумали показать его жизнь через множество передач, которые он вел за эти годы, — благо, Гостелерадиофонд многое сохранил. А когда я вышел из кабинета Александра Васильевича, сразу встретил Александра Александровича Маслякова, который радостно сообщил, что скоро начнет работать телеканал «КВН-ТВ». Я посмотрел предполагаемую сетку вещания и раскритиковал ее. На что Сан Саныч напомнил пионерский закон «Отвергая — предлагай, предлагая — делай». Через два дня я принес ему предложения по принципиально новой сетке, и сразу услышал: «А не хотите ли вы в принципе этим заняться?» Я подумал и понял, что в принципе хочу. И, кстати, занимаюсь им уже до сих пор.

А в 2019 году я вернулся в КВН в качестве редактора Высшей лиги. Но, признаюсь, мне пришлось года два адаптироваться, пока я не включился по-настоящему.

— Юмор изменился за это время?

— Конечно. Хотя законы те же. Но пришло другое поколение. Изменился стиль подачи. Сейчас молодежь что-то знает, чего не знаем мы, но, к сожалению, гораздо больше не знает того, что мы знали. У нас было какое-то понятие драматургии, люди писали стихи, много читали. В том числе таких классиков жанра, как Ильф и Петров, Чапек, Гашек, Джером. А сейчас приходят мальчики, которые не читали, скажем, «Двенадцать стульев» и даже кино не смотрели. Они учатся играть в КВН на одном КВН. А это неправильно. Если проводить аналогию с музыкой, когда ты пишешь попсу, то должен слушать как минимум джаз, если пишешь джаз, то должен подпитываться из классики. В творчестве тоже есть КПД, и он никогда не равен ста процентам. Я всегда говорю: «Читайте, не надо только смотреть кино и уж тем более зацикливаться на юмористических передачах. Иначе вы никогда не сделаете не то что лучше, но даже так». И читать надо не только юмор, но и серьезную литературу.

Зато нынешнее поколение гораздо артистичнее. Когда я начинал редакторствовать, людей надо было учить держать микрофон. Изменилась и скорость подачи материала, потому что цифровое поколение быстрее живет и думает.

— А цензура как изменилась?

— Цензура — это когда кто-то правит твой текст прежде, чем ты его произнесешь. Сейчас этого нет. Но есть самоцензура. И если ты работаешь на Первом канале, должен учитывать его позицию. Не хочешь — работай в интернете или хотя бы на негосударственном телевидении. Все это понимают.

— Михаил Наумович, предлагаю небольшой блиц-опрос. Самый долгий смех за всю историю КВН?

— Самой смешной шуткой, наверное, можно считать шутку команды Новосибирского государственного университета из домашнего задания в полуфинале 1988 года — «Партия, дай порулить!» (Парафраз советского лозунга «Партия — наш рулевой!» — Прим. ред.) Через десять лет мы проводили опрос, и эта шутка была признана лучшей за десятилетие. Реакция на нее в зале длилась минуты полторы. Но все это не идет ни в какое сравнение с той истерикой, которая случилась, когда в 2003 году на Александра Васильевича на сцене упала выгородка. Закон актуальности юмора работает — «здесь и сейчас» всегда смешнее любой самой изысканной шутки.

— Самая экстремальная ситуация...

— Вот эта самая упавшая выгородка.

— Самый большой скандал…

— Наверное, самой обидной была ситуация с проектом «Игра» в 2021 году. И дело даже не столько в том, что формат программы откровенно копировал КВН. Александр Васильевич очень надеялся, что эфиры передачи начнутся после ноября, что позволило бы ему позвать ее участников на 60-летний юбилей КВН. Но они почему-то с сентября все же запустились. Я знаю, что у «Игры» было немало поклонников. Это и немудрено — там же собралась большая часть чемпионов КВН за последние 15 лет. Но я, честно говоря, ожидал, что команды попробуют найти какое-то новое качество. Однако это попыталась сделать только «Сборная нулевых». Остальные, по сути, эксплуатировали то, что когда-то придумали в КВН. Причем далеко не всем удалось удержать свою же планку. Это же касается и нынешнего проекта «Звезды». Это общая проблема: ребята не придумывают ничего принципиально нового, а эксплуатируют то, что было. Если бы они так продолжали играть в КВН, они бы давно проиграли новичкам. Почему больше трех сезонов мало кто играет? Потому что надо или кардинально менять все, или вы надоедаете.

— Вы занимаетесь еще и детским КВН. Какая ваша любимая детская шутка?

— «Родители меня отправили на все лето к бабушке, а сами уехали в Крым. Они так и сказали: «Крым наш, Мытищи твои!»

— Какая самая актуальная тема для шуток?

— А какая тема является в принципе самой актуальной для людей всех возрастов и во все времена?

— Мужчины и женщины?

— Ну конечно! Вот только кроме критериев актуальности и парадоксальности, о которых мы уже упоминали, у юмора есть еще и критерий новизны. Повтор воспринимается как банальность, синоним которой — пошлость. А между тем, я думаю, что в тот самый момент, когда Адам и Ева надкусили известное яблоко и поняли, что происходит, они сразу же обменялись по этому поводу шутками. Вполне внятная реприза на эту тему есть уже в «Лисистрате» Аристофана. И последующие две с половиной тысячи лет все продолжали шутить по этому поводу. Понятно теперь, почему юнцы с удовольствием перекидываются шутками, которые им кажутся новыми, а взрослым — пошлыми. И нетрудно себе представить, насколько сложно пошутить про это «по-взрослому»!

— Женский юмор — это…

— Женщины — существа гораздо более интересные, чем мужчины. Женщина умеет думать по-мужски, а мужчина по-женски думать не умеет. И по утверждению социологов, смешанная аудитория реагирует по-мужски. Поэтому для того, чтобы выйти и пошутить, дама вынуждена думать о том, как это воспримут мужчины. Женский стендап сначала меня заинтересовал, но, увы, скоро стал приедаться из-за того, что весьма остроумные дамы, на мой взгляд, искусственно ограничили себя в тематике.

— Кстати, а ваша жена понимает ваш юмор?

— Не всегда. Иногда обижается на шутки, которые кажутся мне вполне невинными. Впрочем, это нормально, учитывая, что мужчины не умеют думать как женщины. А сама она, будучи хореографом, шутить вовсе не обязана.

— У вас два сына, как вы думаете, передается ли чувство юмора по наследству или ему можно научиться?

— Михаил Чехов утверждал, что научиться можно. Но, боюсь, до определенной степени. Все-таки должно быть от природы парадоксальное мышление. Так что, с одной стороны, чувство юмора передается по наследству, а с другой — его можно развивать. Что я и пытался сделать в отношении сыновей. И у меня с папой была манера перешучиваться, что мама называла «школой злословия». Папа, кстати, в свое время играл в студенческом театре вместе с Михаилом Шатровым, будущим драматургом.

— КВН — это наше русское изобретение, как водка. Оно не прижилось нигде, кроме постсоветских стран. Почему?

— Оно привилось еще в Израиле, где, впрочем, постсоветских людей тоже предостаточно. И вообще везде, где есть обширная русскоязычная диаспора. Недавно, вот, отмечали тридцатилетие американского КВН. Но в целом вы правы. Я думаю, дело в ментальности. Коллективное творчество для нас естественно, а для западных цивилизаций — нет. Им непонятно, кому платить авторские. С другой стороны, даже знакомая нам форма анекдота встречается далеко не у всех народов.

— Михаил Наумович, кого из наших юмористов вы любите?

— Люблю и уважаю многих. И все же — есть Михаил Михайлович Жванецкий и все остальные. И я счастлив тем, что мне несколько раз удалось с ним пообщаться и даже удостоиться его комплиментов. Еще один кумир — Александр Анатольевич Ширвиндт, с которым я тоже был немного знаком. Дело в том, что успех подавляющего большинства остроумных людей основан на каком-то приеме. У Ширвиндта никакого приема не было. Он просто говорил чистыми репризами, каждая из которых имела самостоятельную ценность. Вот этому, думаю, нельзя научиться, это дар.

— Кроме дара юмора, которым и вы обладаете, природа вас не обделила и другими способностями. Вы — сценарист, ведущий, продюсер, бард, пишете либретто мюзиклов и опер…

— Желание усидеть на нескольких стульях у меня было всегда. Моим первым увлечением стала музыка. Но папа убедил меня в том, что быть средним инженером можно, а средним музыкантом нельзя. А мама рассказала историю, как директор Москонцерта, с которым она пересекалась по общественной работе, узнав, что его дочь хочет стать артисткой, поколотил ее настольной лампой. В результате я стал химиком и даже кандидатом технических наук. Но судьба вырулила по-другому… Бардом меня, конечно, можно назвать очень относительно. Хотя у меня около 200 песен. По молодости к студенческим спектаклям сочинялось легко. Но и потом, например, для музыкального ситкома «Два Антона» я написал 60 песен — причем молодежным сленгом, что непросто, когда тебе уже за пятьдесят. 

Это, кстати, был уже третий сериал, над которым мы работали с соавтором и режиссером Леонидом Мазором после возобновления совместной работы в 2005 году. Первым стал ситком «Люба, дети и завод...» — 70 серий за полгода. Это было испытание! Впрочем, в соседних павильонах «Амедиа» снимали «Не родись красивой». Эта группа просто уже жила на студии: они там ели, пили, женились… У них даже стиральная машина стояла, поскольку домой попасть просто не успевали. Через пару лет Леня предложил идею перенести в наше время и в нашу страну «Американскую трагедию» Драйзера. И получилась наша первая мелодрама «Жизнь, которой не было». И потом до 2015 года было еще несколько сценариев сериалов и фильмов, большинство из которых было снято Леней.

— Михаил Наумович, как сейчас развиваются ваши отношения с КВН?

— С этого сезона подход к созданию передачи было решено кардинально поменять. Что-то в результатах этих реформ мне симпатично, что-то вызывает сомнения. Но солидная история КВН, значительная часть которой состоялась уже на моих глазах, доказывает, что это явление удивительным образом самонастраивается и в результате все равно движется в нужном ему направлении.

А мне, я думаю, уже невозможно «развестись» с КВН. Меня зовут в жюри, и пока приглашают, буду «журить». Не оставляю и проект с детским КВН, с ним я связан уже 20 лет — сначала в жюри, потом в редактуре. И лекции читаю, поскольку считаюсь главным теоретиком КВН. Продолжаю общаться и взаимодействовать с Масляковыми: и со старшими — которые по-прежнему «держат руку на пульсе», были и остаются моими учителями, и с Александром Александровичем, осуществляющим теперь непосредственное руководство телекомпанией.

— Представьте себе, что сейчас капитанский конкурс и я задаю вам вопрос: «Что общего между журналом «7 Дней» и Михаилом Марфиным?»

— И тому, и другому отдает предпочтение моя жена.

«Плакать и влюбляться одновременно»: Дэйв Франко и Маккенна Грейс рассказали о съемках в фильме «Сожалею о тебе»

Читать материал