«Владимир Высоцкий прилетел в экспедицию «с проблемами». Если коротко — сниматься он не мог. Это был 1979 год, ему оставалось жить совсем недолго. Высоцкий в тот период очень много работал — на пределе сил. А поддерживал активность своими способами. Все, что вы видите в фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой», — сущая правда. И я Никиту Высоцкого не осуждаю за то, что он показал ее», — рассказывает Ивар Калныньш.
— Ивар Эдмундович, вы больше года не приезжали в Россию. Чем занимались все это время?
— Навел порядок. На полках, и в голове. Было время пофилософствовать и подвести промежуточные итоги. Посмотрел на себя со стороны: кто я такой, что сделал в жизни и в кино. В советское время я много снимался, но тогда кассет с фильмами не было, как и домашних видеотек. И лет двадцать назад я задумался, что неплохо бы иметь дома коллекцию своих фильмов — хотя бы чтобы младшим детям показать, чем их отец всю жизнь занимается. (У Ивара Калныньша от трех браков пятеро детей. — Прим. ред.) Как раз в это время (начало нулевых) меня пригласили на гастроли в Америку. И я оказался в Нью-Йорке на Брайтоне. Это как «филиал» уже несуществующего Советского Союза. И ресторан «Одесса», где каждый вечер люди гуляли, будто в последний раз… Почти все бренды советского производства можно было найти в магазинах Брайтона: бородинский хлеб, селедку, шпроты. В общем, зрелище для Америки диковинное — идешь и удивляешься. И вот я захожу в полуподвальную лавку с пластинками и видеозаписями. Спрашиваю: «Есть у вас такой фильм?» — «Есть». — «А такой?» — «Тоже есть. Составьте полный список, и мы вам все найдем». И представляете, все фильмы с моим участием, которые меня интересовали, у них нашлись! Я еще классику для себя приобрел. Например, японское кино, Куросаву — то, чем увлекался в юности. Унес целую сумку дисков — думаю, «левой» продукции. А когда расплачивался, торговец снисходительно сказал: «Для вас — скидка! Десять процентов». И вот двадцать лет эти записи лежали у меня дома, я к ним не прикасался. Но час пробил — в пандемию я засел за просмотр…
— И какие выводы сделали?
— Я понял, что с завистью смотрю на поколение молодых людей, которые родились после 1991 года и живут в XXI веке, при «цифре» и интернете. У нас подобных благ цивилизации не было, первый мобильный у меня появился в 1995-м или 1996 году. Если бы в советское время у мастеров всех видов искусства имелись такие возможности, как сейчас, думаю, было бы гораздо интереснее смотреть на плоды нашего труда и таланта сегодня. Теперь я понял, почему пресса и другие СМИ не интересуются моим творчеством, а больше сочиняют про меня невероятные небылицы (в основном их волнует то, сколько лет, например, моей жене, когда и с кем я сплю и тому подобное). Просматривая свои фильмы, я пришел к выводу, что всю эту фильмотеку надо выбросить и забыть. Особенно если рассматривать эти картины с точки зрения современных технических возможностей. Конечно, я не хочу обобщать и говорить за весь советский кинематограф. В наше время, да и раньше, было достаточно и великих режиссеров, и великих операторов, и гениальных сценаристов. И со многими я имел счастье творить и общаться.
— Не поверю, что во всей вашей фильмографии нет ни одной картины, которой вы остались бы довольны. Давайте назовем лучшие, на ваш взгляд.
— На первом месте, наверное, все-таки «Театр». Это прекрасная книга Сомерсета Моэма. Сама тема, которую он затронул, стара как мир: у взрослой актрисы молодой любовник, и у ее мужа тоже романтические отношения на стороне. Но советское общество в своем притворстве «договорилось» до того, что в СССР секса нет. Поэтому экранизация «Театра» и стала, как мне кажется, неким прорывом. Появились даже анекдоты про любовниц. Например: идет собрание в сельском клубе, в президиуме председатели колхозов со своими секретаршами, а в зале их жены. И жена одного председателя шепчет жене другого: «А наша-то все-таки красивее!»
— Но вернемся к «Театру»…
— По-моему, автор романа недолюбливал актрис, потому что он пишет о них немножко с издевкой. Кстати, главной героине у него в романе 46 лет, а любовнику — 23. Но мы с Вией Артмане были несколько старше наших героев — фильм задумывался как бенефис к ее 50-летию. На Тома пробовались еще как минимум два парня. Но когда режиссер показал худсовету кинопробы, особого обсуждения и не потребовалось — в десятку попал только я. Было бы глупо меня не снимать. (Смеется.) Кроме рижского худсовета требовалось пройти еще московский. И вот он не утвердил актрису, выбранную режиссером на роль Долли. В итоге снималась утвержденная Москвой Эльза Радзиня. Но дольше всех не могли найти актрису на роль служанки по прозвищу Старая Корова. Желающих сыграть такую женщину оказалось крайне мало. И режиссер Янис Стрейч нашел подходящий типаж в лице реквизитора студии Илги Витолы. Она была то что надо и отлично справилась с задачей. Кстати, ее после «Театра» стали приглашать и другие режиссеры. А озвучила ее героиню легендарная Римма Маркова.
— А расскажите про Вию Артмане. Какой она была в жизни?
— Я ее обожал. Познакомились мы еще до совместных съемок в кино — играли на одной сцене. Когда я только пришел в театр, смотрел с трепетом на то, как она работает. Видимо, Вия чувствовала мое отношение, поэтому приняла меня сразу. Относилась с материнской заботой. Кстати, как и положено по пьесе, мы репетировали «Чайку» Чехова, где я играл Треплева, а она — Аркадину, его мать. Артмане была одной из тех актрис и женщин, которым, чтобы их заметили, не надо входить в помещение дважды. Когда она появлялась на репетиции, атмосфера сразу менялась. Вия мгновенно становилась центром этой маленькой вселенной. Поэтому, конечно, ей завидовали. Но Артмане никогда не опускалась до выяснения отношений или взаимной неприязни. Она была доброй и благородной не наигранно, а по-настоящему.
— Так. С первой любимой ролью мы разобрались. Что еще вас не разочаровало в собственной фильмографии?
— Может, детективные истории…
— «Инспектор Гулл»?
— «Инспектор Гулл», да. Александр Прошкин снял, по-моему, прекрасную картину. Но ради нее мне пришлось отказаться от других проектов. Например, от криминальной драмы «Мираж», в которую я уже был утвержден. В «Мираже» планировалось много натурных съемок — группа отправлялась в экспедицию в Крым. А Прошкин построил всю декорацию в павильоне Рижской киностудии. Мне, конечно, съемки у Прошкина были этим удобны, потому что театр меня не отпускал. В то время предложений от кинорежиссеров поступало много. В кармане всегда было по два-три договора, а то и больше. И я честно просил ассистентов и вторых режиссеров: «Договоритесь, пожалуйста, между собой, когда и у кого я снимаюсь. Чтобы мне не быть потом виноватым». Но в группе «Миража» обиделись, что я принял предложение Прошкина. Не стали меня ждать, и эту роль сыграл Мартиньш Вилсонс.
— А что скажете про «Маленькие трагедии» Михаила Швейцера? Этот фильм назовете среди удачных?
— Конечно! Я там сыграл две маленькие роли, и они обе мне дороги. Фауст — в прологе и Дон Карлос — в «Каменном госте».
— Во второй новелле вы работали с Владимиром Высоцким.
— Знаете, а ведь в прологе — в «Сцене из Фауста» — тоже должен был сниматься Высоцкий, но в фильме мы видим другого артиста — Николая Кочегарова. Режиссер придумал перенести эту сцену в настоящее время: Фауст и Мефистофель — это два парня, которые идут по берегу моря и ведут свой диалог… Место для съемки нашли под Баку, на Каспии. Но Владимир Высоцкий прилетел в экспедицию «с проблемами». Если коротко — сниматься он не мог. Это был 1979 год, ему оставалось жить совсем недолго. Высоцкий в тот период очень много работал — на пределе сил. А поддерживал активность своими способами. Все, что вы видите в фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой», — сущая правда. И я Никиту Высоцкого не осуждаю за то, что он показал ее. Ведь это тоже история — неотъемлемая сторона жизни его отца.
Моя актерская занятость в то время была очень плотной. Театр освободил для меня пять дней, и я вырвался на съемки к Швейцеру. А Высоцкий срывал один съемочный день за другим. Если бы мы и дальше его ждали, то свою роль не успел бы сыграть и я. Вот режиссер и вызвал в Баку Николая Кочегарова...
А «Каменного гостя» с Высоцким снимали уже на «Мосфильме», эти съемки прошли гладко. Володю мне очень жаль, он многого не успел… Однажды Никита Высоцкий предложил мне спеть любую песню его папы на выбор. Я не решился. Высоцкий — это такая специфика! Вот Григорий Лепс хорошо исполнил его песни. И Елена Ваенга хорошо спела — женщинам в данной ситуации легче избежать сравнений. Даже наш Интарс Бусулис справился — потому что прочувствовал, о чем поет. Но, с другой стороны, я слышал столько ужасных каверов на песни Высоцкого! А этого не хочется.
— В музыкальном фильме «Двое под одним зонтом» режиссера Юнгвальд-Хилькевича вы играли с еще одним признанным гением — Иннокентием Смоктуновским...
— Самое яркое воспоминание об этой картине — то, что перед началом съемок я заболел желтухой. (Смеется.) А это три недели в больнице! В группе мне говорят: «Две недели будем ждать, а на третью давай устроим тебя в санаторий рядом с киностудией (фильм снимался в Одессе. — Прим. ред.). Ты будешь восстанавливать здоровье и сниматься по четыре часа в день». Одновременно мне и в театре сказали: «Скоро ты выходишь из больницы, давай поставим в афишу блок спектаклей с твоим участием — три-четыре дня подряд». Посоветоваться было не с кем, и я решил: если сыграю один блок, то сразу предложат следующий. Тогда плакали мои съемки. Поэтому попросил заменить меня в спектаклях и уехал лечиться в Одессу. Но в театре узнали, что я улетел на съемки, и не подписали мне бюллетень — не выплатили зарплату за весь период болезни.
А если говорить об Иннокентии Михайловиче, то вне съемочной площадки мы редко встречались. Он приезжал исключительно в дни съемок, выходных у него не было. Однако он проявлял интерес ко мне, был не прочь пообщаться. Но я не имел возможности уделить ему должное внимание. Ведь сначала меня привозили на площадку всего на четыре часа из санатория. А потом много времени приходилось посвящать тренировкам. Фильм-то о циркачах, и нужно было научиться жонглировать. Еще до болезни я начал заниматься в цирковом училище и возобновил тренировки уже в гостинице в Одессе. Все лампочки в номере перебил, когда подкидывал булавы. В итоге, как мне показалось, Иннокентий Михайлович обиделся на меня. В фильме он играл моего наставника, а в жизни я к нему за советом ни разу не обратился.
— Молодых героинь в этой картине сыграли Елена Сафонова, Наталья Андрейченко и Елена Яковлева…
— Наталья Андрейченко очень капризничала на этих съемках. Она уже была популярной артисткой, у которой за плечами «Сибириада», «Мэри Поппинс…» и «Военно-полевой роман». Зато с Леной Сафоновой мы очень подружились, потом снимались вместе в фильмах «Софья Ковалевская», «Зимняя вишня»…
— А романа между вами не было? Все-таки вы несколько раз играли влюбленность.
— Нет. Но жаль, что не было. (Смеется.) Хотя после «Зимней вишни» все думали, что у нас с Сафоновой роман.
— А «Зимней вишней» вы довольны?
— Конечно, доволен, хотя никто и не рассчитывал, что фильм станет хитом. Как и в «Театре», в «Зимней вишне» я играю бухгалтера. Думал, после этих двух ролей все бухгалтеры в кино будут мои. Но обошлось. (Смеется.) По первоначальному замыслу сценариста Владимира Валуцкого, мой Герберт — иностранец. Но брак советской женщины с иностранцем приравнивался чуть ли не к измене Родине. И хоть снимали фильм в перестроечные годы, сверху прилетела рекомендация: «Пусть Герберт будет все-таки советским парнем, но с акцентом. Например, из Прибалтики». По-моему, мне эту роль только поэтому и предложили. Однако работает мой герой все-таки за границей, в Швейцарии. В фильме Герберт, указывая на фотографию, говорит: «Это Женева. Женевское озеро. Тут наше представительство. На 9-м этаже мой офис…» В октябре 2020 года я выступал в Женеве. На концерт в основном пришли эмигранты — украинцы, латыши, русские. Некоторые рассказывали мне после выступления: «Знаете, когда-то, посмотрев «Зимнюю вишню», мы решили эмигрировать в Швейцарию». — «Я тут ни при чем! — говорю. — Это все сила искусства!» А однажды, лет 10—15 назад, когда я катался в Альпах на горных лыжах, решил объехать Женевское озеро — хотелось посмотреть своими глазами на это притягательное место. Природа, конечно, впечатляет. Не меньше впечатляет и отношение людей к природе! Вода абсолютно прозрачная, чистая, лебеди плавают, утки… Но, самое главное, никаких офисов, о которых рассказывает в «Зимней вишне» мой герой, в окрестностях озера нет!
— В советском сериале «ТАСС уполномочен заявить...» у вас роль офицера безопасности посольства СССР в вымышленной африканской стране. Где снимали?
— О, тут целая история! Однажды мне позвонили с Киностудии имени Горького: «Хотим вам предложить роль посольского работника в детективе. Съемки будут проходить в Африке. Куда прислать сценарий?» Я говорю: «Если съемки в Африке, то сценарий можете не присылать. Я согласен на любую роль!» Поехать в Африку было мечтой каждого советского человека. Через какое-то время перезванивают: «Не будет Африки…» Я говорю: «Ну, тогда давайте сценарий!» — «Но вместо Африки будет Куба!» — «Что ж, Куба — тоже хорошо».
— Чем запомнились эти съемки?
— Тем, что на Кубе уже был настоящий коммунизм. СССР даже в худшие времена такого не знал. На Острове свободы все было по карточкам. Тотальный дефицит, как в войну. При посольстве СССР имелась большая советская колония из семей разнопрофильных специалистов. И мы с Алексеем Петренко (в фильме он играл американского журналиста) выступили перед посольскими работниками на открытой сцене прямо на фоне океана. Потом нас отвезли в посольский магазин, отовариваться. Я предварительно поменял 500 советских рублей на песо, но, несмотря на то, что в магазине цены оказались смешными, купить было абсолютно нечего. Гвозди да какой-то перец. Нормально поесть можно было только в ресторане. Нашу съемочную группу курировал и сопровождал местный военный, он и оплачивал наше питание. В первый день после обеда он предложил: «Кофе, сигару?» Все отказались, но потом выяснилось, что сигары у кубинцев входят в обед. И на другой день все уже курили сигары. Однажды зовет меня директор картины: «Ивар, зайди ко мне». Захожу в его номер, а там на «директорской» кровати лежит этот военный, прямо в форме. В углу стоит оружие, необходимое для съемок, а он, пьяный, храпит…
В экспедиции мы подружились с Алексеем Петренко. До этого не были знакомы. И в самолете, когда летели на Кубу, я поглядывал на него с опаской… Дело в том, что буквально накануне я посмотрел «Агонию», где Петренко гениально сыграл Распутина. По-моему, лучше уже никто не сыграет. И я думал: наверное, и сам актер такой же темпераментный — будет буянить. А Алексей Васильевич оказался непьющим, интеллигентнейшим, скромным, благодушным человеком.
Мы жили в отеле «Де ла Фара» под Гаваной. По-моему, был октябрь, но жара стояла страшная, и днем мы загорали. Кубинцы же от солнца прятались. Как-то в выходной мы с Петренко попросили: «Отвезите нас в Гавану». Девять утра, жара, пить хочется страшно. Я предложил: «Давай пива выпьем где-нибудь». А где? Все закрыто, улицы абсолютно пустые, даже спросить некого. Так и ходили мы вдвоем по Гаване под палящим солнцем как неприкаянные. Вдруг заметили приоткрытую дверь, из-за которой доносился шум, — чувствовалось, что там бар. Мы распахиваем дверь, и нас сбивает с ног облако дыма и алкогольных паров. Оказалось, в баре еще не кончилась вчерашняя вечеринка — гуляли местные. Мы, два белых, зайти туда не решились. Потом набрели на другой бар, который носил имя Хемингуэя. Там по всем стенам были развешаны фотографии советских знаменитостей, когда-либо посещавших это место. Я запомнил портреты Гагарина и Евтушенко. Сам бар и кухню от зала отделяли низкие деревянные двери-турникеты, как в вестернах. Кухня открыта — еду готовят на твоих глазах. Это было так непривычно. Угол зала украшала целая пирамида из гитар разного калибра. А на маленькой сцене два музыканта уже с утра играли что-то легкое и пели по-испански. Утолив жажду, я подошел к ним и заговорил по-русски. Мы уже знали, что по-английски лучше не разговаривать. Кубинцы ненавидели янки и все, что с ними связано. Один из музыкантов немножко понимал русский язык, и я спросил: «Можно мне подержать вашу гитару?» Получив разрешение, я даже что-то спел. Следом подошел Петренко и исполнил какую-то украинскую песню. Тут уж музыканты говорят: «Мы хотим вас угостить». Мы стали было отказываться. Но нам ответили: «Не волнуйтесь, мы тут нормально зарабатываем — можем себе позволить». И официант принес нам ром «Гавана Клаб». За артистическое братство и солидарность даже непьющий Петренко не мог не выпить!
А когда мы собрались возвращаться, поняли, что никакого общественного транспорта к нашей гостинице не ходит. Надо брать такси. Останавливаем машину, кое-как, не зная испанского, объясняем: «До отеля «Де ла Фара». Но никто не соглашается нас везти — далеко. «Вот если полную машину пассажиров соберете, тогда поедем», — говорят таксисты. Мы уговорили каких-то местных девушек нам помочь. Опять же изъяснялись с ними на пальцах. Девушки сами остановили такси, сказали, куда ехать. Но в машину сели только мы с Петренко. «А что, девушки не поедут?!» — огорчился водитель. Но все же нас отвез…
— В «ТАСС уполномочен заявить...» снимался Юрий Соломин, а в «Сильве» и «Зимней вишне» вашим партнером стал его брат Виталий Соломин. С кем-то из них вы дружили?
— Мне симпатичны оба брата, несмотря на то что они совсем разные. В 90-е годы мне позвонил Виталий и предложил ввестись в его антрепризный спектакль. Репетировали мы на базе Малого театра, это была пьеса «Биография» Макса Фриша — хорошая драматургия, но абсолютно некоммерческая история. Когда я впервые прочел пьесу, удивился, что Соломин выбрал такой материал для антрепризы. Но мы, опять же к моему удивлению, играли этот спектакль с успехом довольно долго. Виталий поставил его сам и сам же играл одну из главных ролей. Репетировать с Соломиным было очень интересно, я же совсем не знал его как человека театра, а тем более как режиссера. Он оказался высоким профессионалом с хорошей актерско-режиссерской школой. Был очень требовательным к себе и партнерам.
— А как вам работалось в жанре оперетты на «Сильве» у Яна Фрида?
— Я режиссера сразу предупредил: «Жанр совсем не мой!» А Фрид оптимистично ответил: «Это как раз то, что мне надо». В фильме он собрал в основном драматических артистов, кроме самой Сильвы — ее сыграла солистка Рижской оперетты Жанна Глебова. Всех в этом фильме озвучили профессиональные артисты оперы. Партию Эдвина, например, записал тенор, хотя у меня — баритон. И разговорную часть моей роли озвучил тоже тенор. И его голос не подходит к моему образу. Но… Это оперетта!
— В фильме снимались легендарные актеры Игорь Дмитриев, Павел Кадочников. Как они себя вели с вами, молодыми, на площадке?
— Это была настоящая ленинградская интеллигенция. Запомнился один случай, связанный с осветителями. Поскольку осветители к творческой группе не относятся и режиссеру не подчиняются, они работали строго по сменам. Восемь часов истекли, они рубильник вырубили — и привет! И однажды мы не уложились в график. Осветители, несмотря на то что работа еще шла, засобирались домой, а оператор пошел на их бригадира с кулаками: «У нас на площадке артисты из разных городов! Когда мы опять всех вместе соберем?! Через полгода? Что ж ты саботируешь съемку!» Бригадир же никаких доводов принимать не хотел. Осветителей интересовали деньги за переработку, а директор картины с площадки сразу испарился. Дошло практически до драки. Но тут подошел Игорь Дмитриев и стал успокаивать оператора — гладил его по плечу, приговаривая своим волшебным голосом: «Не надо, не переживайте так, не опускайтесь до их уровня...» В «Сильве» Игорь Борисович играл моего отца, и они с супругой даже пригласили меня в гости, накрыли замечательный стол. И с Павлом Петровичем Кадочниковым было приятно в любой ситуации. А отдельное удовольствие — побеседовать, послушать его. Помню, мы ехали с ним в Москву одним поездом, и я наслаждался его рассказами. У этих людей я учился особому актерскому благородству, восхищался их достоинством. Я говорю не о высокомерии, а именно о достойном поведении.
— А как складывались отношения с режиссером «Сильвы»?
— Ян Фрид очень любил актеров. В зрелом возрасте он переехал жить в Штутгарт и пригласил меня участвовать в концертах по Германии, посвященных его 90-летию. С нами были Михаил Боярский, Клара Лучко, Людмила Чурсина и другие… А Костя Райкин эти концерты режиссировал. Миша Боярский в этой поездке был со своей супругой, а я — со своей. И мы вчетвером проводили досуг, вместе гуляли по старинным улочкам немецких городов.
— При этом на вас с Боярским не кидались поклонницы?
— В Германии не кидались — кому мы там нужны. А вот когда мы вместе снимались в Крыму в фильме «Душа», нам прохода не давали. Когда мне предложили этот сценарий, главной героиней фильма значилась Алла Пугачева. Потом позвонил режиссер Александр Стефанович: «Не будет Пугачевой, будет Ротару». Стефанович с Пугачевой расстались. Я отпросился в театре, выкроил деньки и прилетел на съемки в Крым. Меня встретил водитель группы. И вот мы едем на машине из Симферополя в Ялту. По дороге остановились у кафе. Заходим, посетителей мало, краем глаза замечаю пару, сидящую за столиком. И вдруг женщина встает и направляется ко мне: «Привет. А ты к нам на съемки прилетел?» Я растерянно говорю: «Да». И вдруг понимаю, что передо мной София Ротару. Она на сцене всегда с распущенными волосами, а тут они у нее были собраны в гульку на макушке. Заметив мое замешательство, София улыбнулась: «Когда я собираю волосы в пучок, меня никто не узнает. Могу спокойно ходить по улице и даже на пляж». Вот и сейчас она сидела со своим мужем Анатолием Евдокименко (он тоже снимался в «Душе») в придорожном кафе, и никто на нее внимания не обращал. А вот Миша Боярский, который был на пике своей популярности, купаться выезжал только по ночам и то в компании милиционеров.
Я думал, что отснимусь за три-четыре смены, как мне обещали ассистенты режиссера, и улечу домой. Но в первый день мы не снимали. И во второй, и в третий тоже... Подхожу к Стефановичу: «Я что, участвую в какой-то неизвестной мне забастовке?» Он отвечает: «Ивар, мы в Крыму! Отдыхай! Чего тебе не хватает?» Я уточняю: «А съемок что, не будет?» — «Ну, может быть, завтра… А вообще, если не успеем — на «Мосфильме» в кустах все снимем».
— И что, не было ни одного съемочного дня?
— Ну, пару дней мы все же поснимали. Всю остальную неделю просто отдыхали в Ялте. Было весело, компания подобралась хорошая. В съемках участвовала и группа «Машина времени» во главе с Андреем Макаревичем. Все мы жили в гостинице возле ялтинского морвокзала. На общем балконе всегда была накрыта поляна, стояло вино, все время тусовался какой-то народ. Люди прямо с улицы заходили в гостиницу посмотреть на известных артистов. Автографы приходилось давать все время.
— А сегодня, когда ездите на гастроли по российским городам, приходят поклонницы?
— У меня сейчас несколько антрепризных спектаклей с российскими актерами. Один из них — с Ириной Алферовой, называется «Чего же хотят мужчины?», по пьесе «Сильвия» американского драматурга. О том, как собачка нарушает размеренную скучную жизнь супругов, опостылевших друг другу за 20 лет брака. Этих супругов играем мы с Алферовой, а собачку — Татьяна Абрамова. А еще есть спектакль «Мастер и Маргарита», где я играю Понтия Пилата, а Маргариту — Ольга Кабо.
Так вот, однажды на гастроли по Уралу я взял с собой жену. Она хотела посмотреть Уральские горы. Правда, гор никаких мы не увидели, только сопки, небольшие возвышенности. Зато моей жене хватило других впечатлений. Например, наш групповой автобус попал в аварию и перевернулся. К счастью, никто серьезно не пострадал. После очередного спектакля прошу жену: «Постой возле входа в гримерку, не пускай никого, пока я переодеваюсь». Супруга заняла пост, и тут к двери уверенной походкой направляется немолодая полненькая женщина, отталкивает мою жену и заходит. Причем на робкий протест жены: «Туда пока нельзя», — хозяйским тоном отвечает: «Я кассир! Мне можно!» Можно было бы предположить, что женщина принесла гонорар за спектакль, но нет — это была поклонница, которая пришла сфотографироваться. В итоге изреченная ею фраза стала в нашей семье крылатой. Скажешь: «Я кассир, мне можно» — и больше ничего не надо объяснять. Теперь жена со мной на гастроли не ездит. Зато все время подкалывает: «С кассиршами там поаккуратнее!»
