«По контракту Джексон имел право отказаться от выступления при любом минимальном риске. Например, в дождь — ведь на сцене полно электроприборов, которые могут закоротить. 15 сентября за всю историю метеонаблюдений в Москве не было дождя. Роковым исключением стал как раз 1993 год: вопреки нашим надеждам, в день концерта разверзлись хляби небесные», — вспоминает Илья Бачурин, продюсер, генеральный директор Москонцерта.
— Илья, как получилось, что 23-летний парень организовал первый в России концерт Майкла Джексона? Мне это кажется невероятным!
— Один точно бы не организовал! А вот с командой единомышленников и друзей — просто взяли и сделали. Вообще, историю моей жизни нельзя отделить от тех исторических декораций, в которых она складывалась. Начало 90-х, я возвращаюсь из армии. Уходил служить в Советском Союзе, а вернулся в Российскую Федерацию. Сломаны все механизмы государственного распределения, экономика в разрухе. Но глобальные проблемы такого рода создают и огромные возможности. В тот момент появилась прослойка общества, которую сегодня называют олигархической, — люди, легко и быстро заработавшие свои капиталы. Надо сказать, мне тоже повезло (хотя слово «везение» по отношению к моей жизни мало уместно): вернувшись из армии, я услышал, что начинают работу какие-то биржи — прежде их в стране не было. В Россию приехала команда международных наставников запускать Московскую товарную биржу — МТБ. Они же обучали брокеров. Я тоже прошел обучение и в 1991 году открыл с партнером брокерскую компанию. Чуть раньше мой старший брат и наши друзья уже организовали компанию «ДЕССА», что расшифровывалось как Дмитрий, Евгений, Самвел, Сергей, Алексей. Я присоединился к ним позже, поэтому Ильи в аббревиатуре нет, но доли в бизнесе у всех были равные. До середины 90-х вся жизнь в России прошла под знаком бирж. Распределение товаров и ресурсов шло через них. А мы, работая вне биржевых площадок, остановились на товарах народного потребления и алкоголе — для нас это оказалось самым выгодным.
— А вам, мальчишкам, доверяли?
— Еще как доверяли! А откуда других-то взять? Брокеры все были очень молоды. Сформировалось такое понятие, как репутация, которой дорожили. Капитал на бирже зарабатывался очень быстро. Но и вне ее «ДЕССА» свой заработала в считаные месяцы.
— Что вас сподвигло на такой авантюрный и рискованный проект, как концерт Джексона? Или это должно было стать имиджевой историей, чтобы укрепить репутацию компании?
— Концерт Майкла Джексона задумывался как большой бизнес-проект, но, конечно, вы правы, еще он должен был поднять наш авторитет в индустрии. И в торговле, где мы зарабатывали основные деньги, и на новом для нас рынке, на который мы выходили, — в шоу-бизнесе. Но, взявшись за этот проект, мы не учли многие факторы и риски, которые, как подводные скалы, не были видны. Мы считали, что артист номер один в мире, известный каждому россиянину, уж точно соберет сто тысяч зрителей, а тогда вместимость полной чаши «Лужников» была именно такой. Мы сразу решили, что основную массу билетов сделаем недорогими. Периодически всплывает информация, что билеты стоили по 25—30 долларов. Это полнейшая ерунда. Средняя цена была 7,5 доллара. А для ВИПов были выделены дорогие секторы, ложи. Вот тут мы не ошиблись: весь бомонд — и государственный, и олигархический — мгновенно раскупил дорогие билеты.
А вот с дешевыми дело шло ни шатко ни валко. Причина была в общей очень тяжелой социально-экономической обстановке. Люди в начале 90-х по улицам ходили оглядываясь. Дойти от метро до дома в хорошем пальто, не лишившись его насильственным способом, уже было большой удачей. И в повестке дня среднестатистического человека стоял вопрос не куда пойти развлечься, а как по талонам получить какое-нибудь продовольствие. Поэтому даже эти 7,5 доллара за одноразовое развлечение многие себе позволить не могли. В итоге продано было только 60—70 процентов билетов. А для того, чтобы нам, как организаторам, выйти хотя бы в ноль, надо было продать значительно больше. Оставшиеся билеты мы успели в последние дни развезти по детским домам, по военным училищам, по школам и университетам, поэтому во время концерта стадион был почти полон. Просто из-за сильного дождя до «Лужников» добрались не все.
Вообще, этот дождь мог стоить нам всего концерта. Выбирая дату, мы обратились в Гидрометцентр. Перекопав архив, мы узнали, что 15 сентября за всю историю метеонаблюдений в Москве не было дождя — бабье лето. Роковым исключением стал как раз 1993 год: вопреки нашим надеждам, в день концерта разверзлись хляби небесные, чтобы затопить наш прекрасный город. А стадион-то был полностью открытый, совсем не такой, как сейчас!
Сцена, конечно, была с крышей и даже с козырьком, но из-за порывов ветра ее все равно заливало. А по контракту артист имел право отказаться от выступления при любом минимальном риске, в том числе если сцена была мокрой. Ведь там полно электроприборов, которые могут закоротить. К тому же Джексон должен был появиться перед зрителями при помощи пиротехнической пушки, а приземление на мокрую поверхность могло закончиться травмой. Но Майкл, при всей своей внешней инфантильности, оказался очень смелым и профессиональным. Да и первый концерт в России был для него вопросом чести. Посидев минут 30—40 в гримерке, он принял решение, что будет выступать.
Тем временем мы решали вопрос, как убрать огромные лужи со сцены. По контракту на нее никто не имел права подниматься, кроме нескольких техников (которые отвечали за аппаратуру и не могли заниматься ничем другим) и тур-менеджера артиста — а это очень авторитетный, высокооплачиваемый, серьезный и упитанный дяденька. Мы бросились к нему… А где взять столько тряпок, чтобы собрать воду? Мы совершили марш-бросок в гостиницу «Украина», где выкупили весь их запас чистых полотенец. Этими беленькими чистенькими полотенцами несчастный тур-менеджер и вытирал сцену.
Джексон отработал концерт без каких-либо скидок на дождь, который не прекращался ни на минуту. Было очевидно, что с момента, когда Майкл вышел на сцену, у зрителей больше не возникало вопросов, правильно ли они сделали, придя сюда. Люди попали в мощнейший поток его энергетики, стали свидетелями одного из лучших — даже по нынешним меркам — шоу. На этом фоне дождь казался чепухой.
— Какой был райдер?
— Гигантский двухсотстраничный контракт соответствовал высочайшему стандарту шоу Джексона. По сути, в нем оговаривались только наши обязательства как организаторов. Тяжелейший контракт! Технических подрядчиков мирового тура оказалось около ста, и с каждой компанией мы должны были взаимодействовать, выполняя все их требования и пожелания. В итоге в Россию приехало больше трехсот человек из международной команды тура. Их билеты, размещение — все было на нас. Большинство из этих людей не предполагали, что для поездки в Россию нужны визы. А даже если и предполагали, то просто не успевали их оформить. Так что многие появлялись на границе со словами: «Я представитель такой-то компании. Мы делаем концерт Майкла Джексона...» И мне в очередной раз звонили из Шереметьево: «Тут еще двенадцать твоих прилетели…» Я мчался в аэропорт и вел сложнейшие переговоры с органами власти, чтобы провести этих людей через границу без виз. Можно сказать, что я их за руку всех проводил — это было какое-то сюрреалистическое действо. С тех пор, конечно, все изменилось — все строжайше регламентировано, сегодня такой номер не прошел бы.
Что касается площадки — тут все тоже было непросто. В «Лужниках» на тот момент в ежедневном режиме работал крупнейший рынок страны с товарами непонятного происхождения. А когда торговля заканчивалась, оставались гигантские горы мусора. За несколько дней до концерта рынок пришлось остановить и заняться генеральной уборкой территории. Администрация «Лужников» отремонтировала и застелила ковролином сегмент стадиона, где разместилась гримерка Джексона. Это место стало оазисом посреди пострыночного апокалипсиса.
— Сколько составил гонорар Джексона?
— Мы по-прежнему стараемся не раскрывать сумму, но это несколько миллионов долларов. За такие деньги в то время можно было купить с десяток каких-нибудь заводов.
— В итоге концерт вашу компанию разорил?
— Нет. Хотя, как я уже говорил, нас и подвели продажи. Чтобы выйти в ноль, мы недобрали не так и много. Поэтому, когда мы говорим, что проект убыточный, это не значит, что мы потеряли все деньги. Просто не вышли в плюс. Но опыт приобрели бесценный.
— И воплотили мечту. В какой момент мечта стала реальностью? Когда вы поверили, что концерт действительно состоится?
— Первая промежуточная победа, которой мы все очень радовались, — подписанный контракт. Значит, ОН точно приедет. Но потом был тяжелейший период подготовки мероприятия, когда мы сталкивались с огромным количеством проблем и потихоньку начинали терять уверенность…
Некоторые большие игроки рынка шоу-бизнеса, а тогда их было всего несколько, решили, что мы внаглую зашли на их территорию и в будущем начнем забирать их прибыли. Тогда они скинулись и стали делать нам антирекламу, давить на нас всевозможными способами. К нам в офис приезжали лихие люди и пытались проводить разъяснительные беседы, запугивали. Но мы и вся наша команда были не робкого десятка. А проплаченную антирекламу, которая и по ТВ, и в печати трубила, что Джексон не приедет, мы перешибали своей прямой рекламой. Это, конечно, обернулось дополнительными расходами и нервами... Потом одна за другой стали приходить фуры с оборудованием. Это стало следующим моментом, вселявшим уверенность: концерту быть!
— А как на концерте обеспечивалась безопасность?
— На это были брошены огромные ресурсы, в том числе государственные. Мы работали со всеми спецслужбами: с Министерством безопасности (сегодня — ФСБ), с Главным управлением охраны (сейчас — ФСО). Они выполнили огромную работу для того, чтобы этот парень приехал, выступил и благополучно улетел.
Момент высочайшего напряжения возник, когда в Москве приземлился личный джет Джексона. Я как раз его встречал. С ним прилетело больше людей, чем было запланировано, — всего 18 человек. И требовалось опять проделать все эти фокусы с переходом границы без виз. Но тут с нами работали сотрудники Главного управления охраны, поэтому было проще. Кортеж артиста состоял из правительственных лимузинов «ЗИЛ» и «Чаек» — мы старались создать максимальный комфорт.
— «Доступ к телу» у вас был? Я предполагаю, что многие ваши партнеры мечтали познакомиться с Джексоном. Может, устроили какой-то общий ужин?
— Нет, нет, ничего подобного не предполагалось, статус Джексона был такой, что попросить о встрече с ним мог только президент страны. Перед гостиницей «Метрополь» ежедневно собиралась гигантская толпа народу, а сдерживали ее несколько милиционеров и сотрудников Главного управления охраны. Стояли барьеры, но мне все время казалось, что их вот-вот сметут. Надо отдать должное поклонникам — вели они себя очень прилично. И по дороге от подъезда гостиницы к машине Майкл несколько раз подходил к фанатам и давал автографы. Я заметил, что он каждого человека в эти моменты воспринимал по отдельности, поклонники для него не были массой. А один раз артист незапланированно попросил остановить кортеж на Васильевском спуске и вышел пообщаться с людьми. Непростой день для службы безопасности.
Но большую часть времени Джексон отключался от общения и не обращал на окружающих внимания. Он вообще не был похож ни на кого. Позже, когда я работал на MТV, много звезд заграничных повидал — ездил на европейские и мировые мероприятия. И все, кого там встречал, попроще будут, попонятнее. А Майкл немного инопланетянин — человек космической сущности. Отключаясь от реальности, он мыслями находился в каких-то других пространствах.
— Чем занялась ваша команда после того, как Джексон улетел?
— Признаюсь, когда его самолет взлетел, мы выдохнули с облегчением… Следующий период жизни мы провели в «Лужниках», работали как команда стратегического развития — разрабатывали масштабный красивый план развития этой территории. По сути, с него и началась реконструкция спорткомплекса, просто на тот момент она еще не была такой масштабной. Но очень многое из того, что было задумано еще в 90-е, реализовано сейчас.
— Потом вы занялись радио.
— Да, и это продолжалось пять лет. Интереснейший для меня проект, который определил во многом молодежную культуру 90-х: первая в мире эфирная радиостанция электронной музыки «Станция 106.8», которую мы открыли совместно с Виктором Конисевичем и двумя Володями — Месхи и Фонаревым. А еще, конечно, Женя Грув, Инкогнито, Мамедов, Трансер, Орбит, Ник — всего десятка три лучших диджеев того времени в качестве программных директоров своих сегментов эфира. Радиостанция работала очень успешно. Была собрана огромная лояльная молодежная аудитория. А мы научились не только продавать рекламу, но и проводить свои мероприятия. Организовывали по несколько масштабных рейвов в год — самые грандиозные назывались «Инстанция». Предпоследняя, которая проходила на Водном стадионе в Москве, установила абсолютный рекорд по продаже билетов для России — 250 тысяч. А когда наш собственник продал станцию, Константин Львович Эрнст пригласил меня на Первый канал руководителем дирекции музыкального вещания.
— Каким вы застали телевидение?
— Несмотря на 2000 год, это было еще в полной мере телевидение 90-х с бардаком и трешем с точки зрения форматов. Константин Львович был тем первопроходцем, кто стал строить новое телевидение. А расчищать завалы — дело кровавое. Тут и физические жертвы были, и много чего еще. Но Эрнст, поставив перед собой и командой задачу, шел к ее выполнению уверенно. И одним из важнейших шагов расчистки эфира была работа с музыкальным вещанием. Именно оно во многом привносило бардак, потому что помимо рекламы в так называемую «межпрограммку» или даже в некоторые программы можно было за деньги втиснуть клип. Его качество не играло роли — имело значение, сколько ты денег принес. Таким образом состоятельные люди, иногда не имеющие никакого отношения к музыке, получали эфир под бездарные произведения.
— Своих жен?
— Если бы жен. Видишь очередную девушку в эфире, и становится понятно — дело не в таланте, а в отлично проведенных выходных. Поэтому первейшей моей задачей в должности было не ставить ничего за деньги! В помощь была целая команда талантливых, продвинутых людей, во многом определивших последующую музыкальную эпоху. Был сделан не один яркий проект. Самый громкий из них «Фабрика звезд» — музыкальное реалити-шоу. Формат программы купили у голландской компании Endemol, и в оригинале он назывался Star Academy. Это был очень амбициозный проект, большой вызов — за «Фабрику звезд» мы взялись основательно. И первые сезоны сильно отличались от финальных.
— Кастинг был честным?
— Абсолютно! Только слово «честный» каждый понимает по-своему. И многие, кто считал и продолжает считать, что кастинг был нечестным, не берут во внимание то, что делалось телевизионное шоу и отбор осуществлялся по его принципам: нам требовались не лучшие вокалисты, а лучшие персонажи, конечно поющие. И «блатные», которые не были для шоу интересными, на «Фабрику...» не попадали. Хотя постоянно кто-то звонил: «Я от Ивана Ивановича, от Петра Васильевича — вы посмотрите там…» Ну, этим все и заканчивалось: «Посмотрели, спасибо». Мы подбирали участников по типажам — у каждого была своя роль, свой набор талантов, своя харизма. И если присмотреться, эту драматургию в каждом сезоне «Фабрики...» несложно заметить.
— А почему вы ушли с Первого канала на MTV?
— Я выполнил свою миссию и устал от рутины. До моего прихода на Первом музыкального вещания было немного, а когда я уходил, оно достигло своего пикового объема. Помимо линейки «Фабрики звезд», это были в огромном количестве «датские» концерты — посвященные определенным датам. Я очень хорошо помню список артистов, которые кочевали из одной концертной программы в другую, менялись лишь композиции, наряды и последовательность выступлений. Первый канал для меня закончился, когда я осознал, что делаю одно и то же по кругу, что я от этого устал и хотел бы заняться чем-то другим. Пришел к Константину Львовичу и попросился «на волю».
— К подготовке Олимпиады в Сочи вас Константин Эрнст подключил?
— Нет. В оргкомитет Олимпийских игр меня пригласил Дмитрий Николаевич Чернышенко, президент оргкомитета «Сочи-2014». Мне предложили должность вице-президента по церемониям, и я шесть лет занимался разработкой концепции, подготовкой церемоний открытия и закрытия Олимпиады, продюсировал церемонию передачи Олимпийского флага в Ванкувере. Новая команда подключилась только на финальном этапе. А я занялся другим глобальным проектом — строительством киностудии «Главкино». Дело в том, что и «Главкино», и олимпийские церемонии начались для меня параллельно, и до какого-то момента мне удавалось их совмещать, а потом пришлось выбирать…
— Олимпиада — государственный проект. А «Главкино» — частный?
— Да, акционерами там были Федор Сергеевич Бондарчук, Константин Львович Эрнст, я и один крупный банк. В какой-то момент вопрос встал ребром: либо олимпийские церемонии, либо «Главкино». Выбирать не хотелось, но пришлось И с партнерами мы довели до завершения этот масштабный инфраструктурный проект. «Главкино» — первая киностудия в Москве, построенная после 1939 года, и самая большая в Восточной Европе!
— Если говорить о кино, то, пожалуй, самым ярким вашим проектом стал фильм «Август. Восьмого» — о военном конфликте в Южной Осетии. В картине занято огромное количество звезд — это требует хорошего бюджета…
— Деньги мы нашли под тему, под синопсис, когда сценария еще не было. Сценарий писал Джаник Файзиев вместе с ярким, очень профессиональным американским писателем Майклом Лернером, членом американской гильдии писателей-сценаристов. Майкл Лернер — очень талантливый человек. Я впервые наблюдал, как на заказ пишется кассовый сценарий. Снимал фильм сам Джаник Файзиев, и в этой работе он был прекрасен.
— Как проявили себя на площадке молодые актеры Максим Матвеев и Светлана Иванова?
— С лучшей стороны! Я считаю, Матвеев не только для меня, но и для многих зрителей раскрылся в этой работе — перешел на качественно новый уровень. Было отрадно наблюдать, как молодой талантливый актер в кадре делает значительно больше, чем от него ожидает группа. Тут надо отдать должное чутью Джаника, который дал возможность Матвееву раскрыть потенциал серьезного артиста.
Эта картина и для Светы Ивановой стала переходом на следующий уровень. И она блестяще справилась со своей задачей. Ей на этих съемках тяжелее всех пришлось — дожди шли, холодно. А Света по роли в легоньком платьице бегала в кадре при очень низкой температуре. Мерзли, но справлялись.
— С Файзиевым они во время этих съемок стали парой?
— Нет, только через годы они сошлись, сегодня у них семья, детки. Света прекрасная мама.
— У вас и самого были очень яркие романы с актрисами: с Равшаной Курковой, Надеждой Сысоевой. А сейчас у вас есть актриса на примете?
— На примете все актрисы российского кинематографа, но, к счастью, я нахожусь в очень комфортной для себя ситуации, когда мое сердце отдано одной девушке, и мне не надо метаться, искать, выбирать.
— На этот раз не актриса?
— Каждая девушка немного актриса. Моя, к счастью, не в профессиональном смысле.
— Кем стали ваши дочери?
— Старшая оканчивает ВГИК, ей 23, она оператор-постановщик. Участвует в серьезных проектах, снимает короткометражки, сериалы. Уверенно стоит за камерой, хорошо разбирается в своем ремесле и искренне его любит. Большая благодарность Михаилу Аграновичу, ее руководителю, за то, что умеет так мотивировать своих студентов. А младшая дочь — художница, дизайнер, окончила Московское академическое художественное училище, рисует бесконечно. Она и по сути своей свободный художник — человек, самостоятельно определяющий себе задачи. Не пытается мерить все успехом, деньгами, перспективами, сроками, она меряет свой завтрашний день только тем, что отзывается в ее сердце, — творчеством. И я поддерживаю ее в этом — каждый человек должен найти тот способ самореализации, который его удовлетворяет, чтобы не вступить на путь насилия над собой.
— Вот уже более двух лет вы являетесь генеральным директором Москонцерта. Какие задачи вам пришлось решать в новой должности?
— Если завод просто стоит, коптит и дымит, но на выходе не дает востребованной продукции, то зачем он нужен? В моем представлении Москонцерт на протяжении многих лет и был похож на такой завод. Ушел вместе с социализмом Советский Союз, начала свою историю Российская Федерация, а Москонцерт оставался таким же, как десятки лет назад. Это не позволяло рассчитывать ни на эффективность, ни на благодарность публики. И я очень рад, что руководство Москвы и московской культуры мне поставило задачи, связанные не с поддержанием, а с обновлением организации. Заполняемость залов на мероприятиях Москонцерта была на уровне 17—20 процентов. А теперь даже в летнее время — несезон — мы имеем под 80 процентов! Имя Москонцерта зазвучало по-новому, гордо! Я точно знаю, что отчасти причиной растущего спроса является изменение программ Москонцерта.
У нас появилась режиссерская группа — молодые ребята, окончившие ГИТИС, талантливые и работоспособные, готовые преодолевать любые трудности. Был обновлен управленческий аппарат, внутренняя структура организации. Были реализованы сложные и масштабные проекты, фестивали. Но сутью и костяком Москонцерта, конечно, по-прежнему остаются артисты, и одной из своих задач я вижу адаптировать артистический коллектив к вызовам нового времени. Москонцерт уверенно держит курс на создание современных проектов. И за два года их уже родилось немало. Это и новые яркие коллективы, фестивали, постановки, творческие лаборатории. Как организация культуры мы теперь состоятельны, актуальны, и для меня это главное достижение.
— Значительное место в современной деятельности Москонцерта занимают так называемые «Культбригады», с которыми вы ездите в зону СВО.
— Да, мы каждый месяц выезжаем на территории новых регионов с артистами. Провели уже больше 370 концертов. Сперва были выезды с единичными выступлениями, сейчас мы стали ездить турами, и самый большой у нас был с Росмолодежью, когда мы проехали около 80 населенных пунктов за два месяца, а это 100—120 мероприятий. Физически было очень тяжело, хотя и в других местах не легче. Мы ездим по самым разным площадкам — от заведений среднеспециального и высшего образования и детских учреждений до полевых площадок. И только примерно на одном из 50 концертов есть приемлемое техническое оснащение. В остальных 49 случаях — условия самые разные, поэтому мы и техническую сторону берем на себя. Если где-то нет электричества, заводим свой генератор. Где-то и без микрофонов обходимся, потому что выступаем в маленьком пространстве блиндажа. Каждый концерт подстраиваем под площадку и под людей.
С командирами обсуждаем заранее, что бойцы любят, и самих зрителей спрашиваем, что им по душе. Если едем к студентам — наши артисты специально учат что-то из актуального репертуара, чтобы порадовать ребят, попеть вместе. Двух одинаковых программ у нас, по-моему, не было ни разу. Чтобы сделать людям приятное, нужно петь те песни, которые они знают и могут подпевать. И тут мы нащупали, как мне кажется, тот самый культурный код, про который все говорят, но никто его особо не видел. Теперь мы понимаем, какая музыка нас связывает между собой и с людьми на территориях новых регионов России — это советские и военные песни, песни из репертуара «Кино», «Любэ», Шамана, Григория Лепса. Их все любят, знают и горячо приветствуют на каждой площадке. Наша задача — поднять дух, порадовать максимальное количество людей, вернуть хоть на час-полтора в мирную жизнь. И надо понимать, что здесь никто ничего не зарабатывает. Никогда никакие гонорары за работу в «Культбригаде» не платили и не будем.
— В штате Москонцерта около 500 артистов. Сколько из них вовлечено в эту работу?
— Под сотню человек ездит постоянно. Просится значительно больше, но нет возможности брать в один выезд много участников. Да и не просто пианисту или альтисту, например, вписаться в формат «Культбригады». Хотя наши героини — всемирно известная пианистка Валентина Лисица и талантливая молодая скрипачка Маша Андреева — это утверждение регулярно опровергают! А ансамбль народной музыки «Купина» просто любимцы публики на новых территориях.
— А какие проекты, концерты, фестивали вы готовите для москвичей в этом сезоне?
— Вот уже два года делаем фестиваль «Новая классика», где представляем современную филармоническую музыку через современных композиторов и мощные новые коллективы. Фестиваль проходит летом на нескольких площадках парка «Зарядье». На Тверской, 13, в мэрии Москвы, мы проводим концерты лучших отечественных музыкантов, это и исполнители-инструменталисты, и вокалисты — такая серия гала идет прямо сейчас. Там же делаем и программы своих коллективов, причем не только концертные, но и иммерсивные. За прошлый год раскачали эту новую концертную площадку. В Год Рахманинова мы сделали несколько программ, посвященных величайшему композитору. А при поддержке Фонда культуры готовим музыкальную постановку, «Две жизни Рахманинова», которую режиссер Мария Тихонова определила как спектакль-променад.
С мэрией мы начали проводить концерты и в Петровском путевом дворце. Теперь у москвичей появится возможность посетить это уникальное место и не только послушать живую музыку, но и пройти с экскурсией по залам дворца. Здесь же мы планируем осуществить сложную, но очень актуальную по форме и смыслам иммерсивную постановку, посвященную Альфреду Шнитке, чей год будет отмечаться в 2024-м. Так что Москонцерт не просто концертирует, но и популяризаторские функции выполняет успешно.
— Ответьте мне как продюсер: для вас лично важна материальная составляющая при принятии решений?
— Нет. Ни одно из больших решений, которые относятся к моей личной жизни, не было продиктовано исключительно материальным интересом. Ни одно! Я все время ставил перед собой большие амбициозные цели, бился за уникальный результат. Мне интересны проекты сложные, на грани невозможного. Как начал с Майкла Джексона, так по этой дорожке и иду не сворачивая. Первое в России и в мире радио электронной музыки, Первый канал с новым форматом музыкального вещания, MTV, «Главкино», Олимпиада, Москонцерт — по-своему это все революционные проекты, и, оглядываясь назад, я могу сказать: наверное, эта революционность для меня и была основополагающим привлекательным фактором. Поэтому и деньги никогда не стояли во главе угла, да и мегабогатым человеком, надо признать, я не стал — о чем совершенно не жалею.
