
Вот уже много лет Адам Сэндлер состоит в клубе «20-миллионников» — звезд, которым платят от 20 миллионов долларов за фильм. Критики актера (а он нередко еще выступает и продюсером, и сценаристом) дружно не жалуют, что, впрочем, полностью компенсируется любовью к нему публики. Доказательство — фильмы с участием Сэндлера всегда зарабатывают кучу денег (на сегодняшний день больше 2,5 миллиарда долларов). При этом и обожающие Адама фанаты, и не выделяющие его критики едины в одном: у Сэндлера, в отличие от большинства комиков, удивительно светлый и добрый образ.
Он (и, соответственно, большинство его героев) не невротик, не страдает депрессиями и прочими подобными «прелестями», которые, увы, так характерны для тех, кто в силу своей профессии смешит людей. Новая работа Адама Сэндлера («Одноклассники») — лишнее подтверждение тому, что актер меняться не собирается.
— Скажите, Адам, у вас что, ностальгия возникла по старым друзьям и юности? Иначе почему вы сняли фильм об одноклассниках, вернее, об их воссоединении спустя множество лет?
— Вовсе нет, не поэтому. Мне не нужны никакие воссоединения: ведь я ни с кем и не разъединялся!

Я продолжаю дружить и общаться со всеми своими друзьями и по школе, и по колледжу, и по работе. Все они выросли на моих глазах. А я — на их. Во всех смыслах. Мы очень часто встречаемся и тусуемся вместе, в том числе с детьми и женами. Когда я приезжаю в свой родной Манчестер, что недалеко от Бостона, они тут же заявляются в дом моих родителей. Я не меняю друзей, потому что терпеть не могу всяческий официоз и светские мероприятия для знаменитостей. Только с моими старыми дружбанами чувствую себя комфортно. И почти всегда работаю не только с одними и теми же актерами, даю им, так сказать, по дружбе заработать, но и с одними и теми же сценаристами, режиссерами, редакторами — редко кто новый появляется в моей команде. Трус я по натуре и очень застенчивый, вот и не хочу ничего менять.
— С таким характером тяжело, наверное, было работать комиком, особенно вначале…
— Как-то я не сумел ничему другому научиться. По правде, я до сих пор боюсь выступать на сцене. Вначале у меня была настоящая паника накануне выступлений. Я даже начинал заикаться. Не мог смотреть на лица в зале, ненавидел, когда пялились на меня. Спрашивается, какого черта я выбрал тогда эту работу?! Пять лет ушло на то, чтобы я перестал так мучиться. Мой брат — он сейчас работает у меня в компании юристом — посоветовал побольше петь, мол, это расслабляет. Брат, собственно говоря, и вдохновил меня на то, чтобы стать комиком. Однажды он вернулся из клуба, где выступают комедианты, и твердо заявил, что знает, как я должен зарабатывать на жизнь. (Смеется.) В 17 лет я впервые выступил со своим номером в комеди-клубе.
И хотя потом умудрился закончить колледж, факультет изящных искусств, и получить диплом, все равно с упорством маньяка выходил выступать. Наверное, потому, что лишь к сорока годам стал отдавать себе отчет, каким выглядел тогда идиотом со своими репризами. Поэтому сейчас я и отказываюсь появляться на сцене в качестве комика — это ведь, в сущности, ужасно унизительно. К тому же выступления начинаются обычно поздно, а с тех пор, как я стал отцом, предпочитаю возвращаться домой раньше, чем дети лягут спать.
— Вы все время носите майки с названиями баскетбольных команд, и в фильме все играют в баскетбол. Вы такой заядлый баскетболист?
— В детстве я выступал в команде городской баскетбольной лиги. Это была ну очень знаменитая команда — в рамках нашего городка конечно же!
(Смеется.) Поэтому и решил снять фильм не просто о бывших одноклассниках, а о членах баскетбольной команды. Шестой класс, как сейчас помню, был важнейшим в моей жизни. В плане дружбы, обретения чувства юмора и умения отпускать шутки, заставляющие друзей покатываться со смеху, а учителей напрягать фантазию, придумывая мне все новые наказания.
— Чувство юмора вы от родителей унаследовали?
— Не совсем, хотя я вырос в очень счастливой семье. Мой отец был человек темпераментный. Мог взорваться, накричать. Он был чудесный отец, но с довольно тяжелым характером. И я с детства научился смягчать его гнев своими шутками. Я не пытался, как мой герой из фильма «Приколисты», заслужить его одобрение, нет, просто мне нравилось видеть его счастливым и довольным.
А позже хотелось, чтобы он перестал работать и мог отдохнуть. Ведь я сам способен зарабатывать деньги. Отец не был так уж уверен, что я выбрал правильный путь. Называл меня продавцом смеха, типа коммивояжера, продающего невесть что, — в общем, подшучивал над моими амбициями, но и радоваться за меня умел как никто. А уж если мне удавалось рассмешить всю семью за столом, к примеру, то я и сам ликовал весь день. В школе прослыл заправским клоуном. Мне всегда почему-то казалось, что это мой святой долг — рассмешить людей, заставить их расслабиться.
Я бы хотел, чтобы мы с женой стали такими же родителями, какими всегда были мои отец с матерью. Например, им могли позвонить приятели и предложить съездить на уик-энд на Бермуды.

Родители спрашивали, с детьми они едут или нет. Если поездка предполагалась без детей, отец с матерью никогда не соглашались. Благодаря им я научился ценить семью превыше всего. Если кому-то из родственников нужна помощь, они ее получат. Моя матушка меня очень любила и любит, естественно. Всячески меня оберегала. Часто ругала, корила, заставляла есть не гамбургеры, а жаркое, к примеру, но все же обычно была на моей стороне. Когда я поздно возвращался, она просила, чтобы я ее обязательно будил и докладывал, что все в порядке. Единственное жесткое правило, но соблюдать его нужно было неукоснительно. Я приходил, будил, мама спрашивала, как я провел время, а если я собирался еще куда-то идти, то говорил куда и снова уходил. Бедная мамочка!
— В фильме «Одноклассники», в отличие от многих других ваших фильмов, вам явно приходится сдерживаться в плане нецензурных выражений…
— Но там ведь кругом дети! Да уж, если выругаешься в присутствии ребенка, потом весь день испытываешь жуткое чувство вины. Дети предложили завести специальную копилку, куда взрослые дяди и тети должны были класть штрафные, стоило им не сдержаться. В результате детишки заработали около двух тысяч долларов к концу съемочного процесса!
— Не боитесь, что ваши собственные дети вырастут избалованными и испорченными — из-за того, что растут в привилегированном элитном Беверли-Хиллз среди звезд и богачей?
— Не поверите, но я ложусь спать и просыпаюсь с этой мыслью. Конечно, то огромное количество денег, которое у меня есть, не позволяет растить детей так, как мои родители меня воспитывали. Могу только одно пока сделать: не пускать их в левое и правое крыло нашего дома, где особенно много роскоши и дорогих вещей. (Смеется.)
— Дочки ваши уже знают, чем вы занимаетесь?
— Да, старшая Сэди, она очень забавная, каждое утро собирается на работу, пакует свои вещи и гордо всем говорит: «Я иду работать». А когда ее спрашивают, куда, отвечает: «На студию. Снимать кино». Обожает приезжать ко мне на съемочную площадку и обедать в трейлере. Я, как всякий уважающий себя богатый засранец, держу своего личного шеф- повара, и он мне день-деньской готовит.
Так вот дочка обожает делить со мной трапезу в моем трейлере. Для нее это лучше любого похода в ресторан.
— Вы сами себя ощущаете взрослым?
— Когда я среди детей, то чувствую себя страшно взрослым, потому что предполагается, что я должен им быть. И говорю детям то же самое, что и мои родители часто повторяли. Страшно меня этим, разумеется, раздражая. И веду себя так же. Но зато теперь отлично понимаю, почему мой папа частенько пребывал в плохом настроении. (Смеется.)
— Вас легко рассмешить?
— Не очень. Это особенность артистов комического жанра. В лучшем случае я могу сказать: «О’кей. Это смешно».

Вместо того чтобы рассмеяться.
— Любят говорить, что существует некая формула Адама Сэндлера, по которой сделаны все ваши фильмы и роли…
— Последнее время эта формула состоит из следующих составляющих. Я прошу оператора снимать меня так, чтобы не было видно двойного подбородка, чтобы девушка, с которой мой герой состоит в отношениях, выглядела как девушка, которой я действительно могу понравиться, что еще… А, вот: чтобы я выглядел сильнее и стройнее, чем я есть на самом деле, и чтобы камера не слишком фокусировалась на тыльной части моего тела. (Смеется.)
— Вы еще и поете, и песни сочиняете, и альбомы выпускаете, и даже гастролируете в качестве музыканта по Америке.
И в фильмах своих иногда поете, например в «Певце на свадьбе». А на домашних празднествах тоже выступаете?
— О, нет-нет! Я страшно нервничаю, когда пою перед большим количеством людей — а у нас уж если собираются гости, то их ужас как много. Впервые меня моя матушка заставила спеть песню на дне рождения у племянника. «Все будут так счастливы, если ты споешь для него!» Я сказал: «Мамочка, музыканты отлично справляются и без меня». — «Ага, значит, перед кем попало ты поешь, а для семьи — не желаешь?» Пришлось, в общем, спеть. Еще я пел на свадьбе моей сестры. Тоже мама заставила. Я часто пою ей песни по телефону — чтобы она быстрее уснула. Как услышу легкое похрапывание, вешаю трубку. (Смеется.) А моя жена Джеки предпочитает, чтобы я молчал — в смысле ничего себе под нос не напевал.

Я рад, что женился. До этого был чересчур увлечен девушками, а они — как ни странно — мною. Но счастливым себя не ощущал почему-то. Джеки любит, когда я шучу и дурачусь и даже когда впадаю в гнев или сетую на жизнь. Все вы, леди, на самом деле терпеть не можете скучных правильных мужчин, которые ни на что не жалуются и всегда в одинаковом настроении. Но жена умеет и привести меня в чувство, успокоить. И развеять мои сомнения. Если я не решаюсь взяться за роль, например. Так, скажем, я жутко боялся, что не сумею сыграть в очень тяжелом фильме «Опустевший город» — о трагических событиях 11 сентября 2001 года. Но она сказала: «Ты сможешь, я знаю». И ведь действительно смог. На последнюю годовщину нашей свадьбы мы с Джеки достали из шкатулки специальные открытки, где семь лет назад накануне свадебной церемонии написали друг для друга то, что хотели, — и заново ими обменялись.
Джеки написала: «Адам, ты самый прекрасный мужчина на свете, я тебя люблю». А мое к ней обращение начиналось так: «Дорогая, мне очень жаль, ты наверняка заслуживаешь лучшего…» (Смеется.)
— У вас было много романов до женитьбы. Интересно, помните самый неприятный разрыв отношений с девушкой?
— Да, это было, как раз когда я учился в шестом классе. Я ужинал дома с родителями, раздался телефонный звонок, мама взяла трубку и сказала, что меня просит к телефону Ким, моя одноклассница. Я гордо заявил: «Вот видите, девчонки мне просто обзвонились» — и прошествовал к телефону. И тут Ким мне передала просьбу моей тогдашней подружки — она больше не хочет со мной встречаться.
Помню, отец внимательно на меня посмотрел, и я бодро сказал, когда повесил трубку: «Все отлично. Приглашает завтра на свидание». И весь остаток ужина старался не заплакать, сидел, уткнувшись в тарелку чуть ли не носом. У-ух, не хочу даже думать о том времени, когда мои дочки начнут встречаться с парнями. Я их всех заранее ненавижу. Лучше сам буду развлекать моих девочек. Читать на ночь сказки, переодеваться в героев этих сказок — да-да, именно это я делаю уже несколько лет, правда, не вечером, а по утрам: на ночь-то читают, чтобы усыпить ребенка, а в этом деле я не мастак. Утром — другое дело. Сэди, старшая, любит диснеевские сказки про принцесс, казалось бы, для меня там нет ролей, но вы даже не можете себе представить, как мне идет… бальное платье!