Унего была древнегреческая голова. Правильные крупные черты, курчавые волосы и борода. Лицо коричневое, а под глазами светлые лучики. Мне казалось, он знал ответ на любой вопрос. Лето шло рывками: то сыпались дожди, то вдруг, как сегодня, устанавливался ясный, сухой день. Воздух был с солидной примесью хвои из могучего леса, расположенного за околицей, и ароматом флоксов, растущих перед домом соседки. Чтобы попасть в избу, надо было пройти через внутренний открытый двор. Мы вошли в калитку. Пол двора был выстлан деревом, доски были серыми. «До сих пор лежат?» — «А чего им сделается?» — «Трава не прорастает?» — «Нет». — «Сквозь щели семена не попадают?» — «Попадают. Да, верно солнца мало». Я обвел рукой вокруг — все было залито светом. «Мало?» — «Здесь много. Но под досками темно». Он замолчал, пошарил в кармане. Спросил: «У тебя десять рублей есть?» Переход был неожиданным, но я привык, он всегда мыслил и поступал непредсказуемо. Я тоже приготовил для него необычный вопрос. Я достал бумажник, извлек банкноту. «Не то, — он покачал головой, — дай монету». — «Чем не устраивают бумажные деньги?» Он хмыкнул. Я пожал плечами. В боковом кармане сумки у меня была мелочь. Пальцы нащупали кругляш. Я вынул — медная десятка, протянул ему. «Это не мне. Тебе». — «Мне?» — «Да, тебе». Я засмеялся: «Слушай, есть анекдот про Оскара Уайльда. Он проигрался в казино, направился к выходу. Швейцар открыл дверь. Уайльд обратился к швейцару: «Не одолжите ли вы мне 20 шиллингов?» — «Конечно, сэр», — сказал тот и протянул ему деньги. «Оставьте их себе на чай», — ответил Уайльд и удалился». — «Но тебе-то это не на чай, а на солнце». — «На солнце?» — «Ну да. Вытяни руку, наведи монету на солнце и посмотри. Ты видишь, монета полностью закрывает диск?» — «И что ты хочешь этим сказать?» — «Солнце — громадное, почти немыслимых размеров, ты знаешь, его масса составляет 98% массы планет Солнечной системы». — «И что?» — «Солнце так далеко, что его можно закрыть монетой». Я все еще не понимал. Он продолжил: «То есть ты можешь не видеть источник света, но свет — всюду». Родственники говорили про него, что он свихнулся: бросил работу в институте, городскую жизнь и уехал в глушь, где доживали век несколько стариков. Я попытался догадаться, к чему это. «Ты хочешь сказать, откуда столько фотонов? Я и сам думал: солнце заполняет светом огромную сферу радиусом 150 млн километров. Ты же помнишь, как вычисляется объем шара?» — «Помню». — «Получается чудовищное число, просто чума! Причем в километрах, а надо вычислять в метрах, сантиметрах, нанометрах, и в каждом нанометре должен быть фотон, чтобы мы могли видеть свет. Что скажешь?» — «Что сказать — у Бога фотонов много». Мы посмеялись. Подошли к открытой двери. Низкий вход, левый край отполирован руками до коричневого глянца. Поднялись в сени. Я остолбенел: и запах тот самый! Запах мгновенно забросил в далекое-далекое детство. Аж в груди защемило. Пахло солодом, хлебом, молоком и тончайшим сухим ароматом трав. Я поднял глаза — точно! Над входом и под притолокой, как и тогда, висели толстые пучки полыни, пижмы, донника, ромашки, крапивы, цветы липы и жасмина, букет клевера. «Слушай, впервые я был в этом доме лет пятьдесят, если не больше, назад. Мне было двенадцать или вроде того, и я все это помню. Все — как тогда! И главное — неповторимый запах русской избы, которого не сыщешь нигде». — «Я поддерживаю прежний порядок. Отец с матерью тут жили, потом брат». — «Он ведь умер?» — «Да уж одиннадцатый год». — «А ты тут сколько?» — «Десять лет». — «Как же ты решился из города уехать?» — «Да вот как ты — приехал и услышал запах. И остался». — «Из-за запаха?» — «К запаху надо быть подготовленным. Это долго во мне зрело». — «Как ты тут живешь, как питаешься?» — «Да как, хлеб сам пеку, у меня три мешка муки, овощи — на огороде. Соседи есть. Помогаем друг другу». — «Много их?» — «Пятеро. Вечерами, бывало, ко мне приходят». — «И чего делаете?» — «Сидим. Молчим. Но молчим хорошо». — «Как это?» Он не ответил. Он где-то был — и здесь и будто возле. «Иногда и поговорим, да и споем. Я стихи читаю». — «Ты всегда был меня старше, помнишь, я тебя на «вы» называл. Теперь мы внешне сравнялись, почти. Тебе сколько сейчас?» — «Девяносто шесть». — «Не может быть!» — «Может». — «Возраст солидный, а как заболеешь, чего будешь делать?» — «Принцип простой. Поправлюсь — хорошо. Умру — тоже неплохо. — Он посмотрел на меня лучистыми глазами. — Но я не умру». — «Это как?» — «Ну как, я до ста проживу». — «Это почему ты знаешь?» — «Я труд пишу». — «Давно?» — «Эти десять лет и пишу». Он провел меня в кл еть. Возле стола лежала стопка исписанной бумаги. Я стал просматривать: «Погоди, у тебя все листы перечеркнуты?!» — «Потому что это не годится». — «Вся эта стопа почти в полметра высотой не годится?!» — «Не годится. Мне нужно написать всего страниц десять. Толстой раз сказал: «Если бы я умел писать, когда писал «Войну и мир», получилась бы небольшая книжка». — «О чем труд?» — «Это инструкция. О том, как добывать вещество и энергию с помощью интеллекта». — «Подожди, так мы все это уже давно делаем?! Создали электростанции, промышленность!» — «Это не то. Все это опосредованно. А можно получать напрямую, интеллектуальной командой. Поэтому я думаю, что и десять страниц — много. Нужна всего одна фраза. Интуитивно я ее знаю, но не могу сформулировать». — «Одной фразой и энергию и вещество?» — «Да. И не только. Многое другое. В принципе, все». — «Все?» — «Все, что не противоречит добродетели». — «А как достичь долголетия? Может, у тебя есть какой-то ответ?» — «Есть. Нужна цель. И она должна быть больше жизни». — «Это как?» — «Если есть большая и важная цель, природа выделит время на ее осуществление». — «Это должна быть общественно значимая цель?» — «Не обязательно. Просто та, что соответствует твоей природе. То, чего ты всегда хотел достичь. Но не брался из-за ее невозможности». Я молчал, переваривая. Спросил: продолжая думать над сказанным: «Соседи уйдут, и останешься один». — «Я не один». — «С кем?» — «С Богом. Я ведь тебе не про фотоны говорил. Про другой свет. Он везде, хотя и не видишь источника».
Чтобы извлечь цель, будем ежедневно ритмично надавливать безымянным пальцем в центр ладони в течение минуты (рис. 2, область надавливания в красном круге).
