— Ольга, ты не боишься высоты?
— Конечно, нет! — ответила я храбро, при этом мой желудок буквально куда-то провалился.
На ногах у меня были сабо без задников. Фоменко видел, что я нервно дергаю ногами, пытаясь судорожно не потерять обувь. А он решил, что я отбиваю ритм. После съемки звуковики слышали, как режиссер произнес фразу: «Как она удивительно чувствует музыку!»
На «Астеническом синдроме» у меня был похожий «подвиг». Помню, в этот день на съемочной площадке режиссер Кира Муратова спорила с актрисой, которая была приглашена на роль дворничихи. Чем больше Кира распалялась, тем больше та зажималась. Наконец Кира раздраженно стала оглядываться по сторонам, вдруг ее взгляд упал на грузовик с высоким подъемником. Она посмотрела на меня и спросила: «Оля, ты боишься высоты?» Конечно, я ответила нет. И вот меня поднимают, чем выше, тем подъемник больше раскачивается, и уже люди внизу мне показались муравьями. Это продолжалось всего несколько минут, а казалось — вечность. Пальцы мои примерзли к холодному металлу подъемника. Но я не призналась Кире в том, что мне было страшно. Когда я увидела результат этой сцены в картине, меня она потрясла: я стою на кухне и вижу в окне себя...
Вообще, надо сказать, что от каждой новой роли я становилась только творчески богаче. Например, сыграв Елену Спартанскую в спектакле Петра Фоменко «Троянской войны не будет», я очень изменилась: поменялись мои взгляды на жизнь, отношения с людьми. Вдруг открыла для себя, что я симпатичная, могу кому-то нравиться. До этого мне казалось, что я такая серая мышка, а после этой роли позволила себе немного возомнить о своей персоне. Шучу, конечно!
Но вы не представляете, как тяжело мне далась эта роль! Помню, Фоменко ушел снимать «На всю оставшуюся жизнь», и мы спектакль «Троянской войны не будет» выпускали девять месяцев. Когда он после съемок вернулся и снова начал репетировать, я почувствовала, что Елена от меня «ушла». Иногда нужно испечь блинчик вовремя. Я потеряла веру в себя. Эта роль до такой степени у меня не получалась, что я текст забывала. На премьере вышла на сцену и онемела. Елена моя просто повернулась и ушла, и стою я — красивая, в паричке, с голой грудью — и ни одного слова не помню. Мне подсказывает суфлер, а я за ним повторяю, как робот.
Провал такой настоящий. Помню, в день спектакля просыпалась утром в холодном поту: «Господи! Опять «Троянцы»! Хоть бы кто-нибудь заболел, хоть бы война, хоть стихийное бедствие — лишь бы отменили!» Я была уже в таком состоянии, что готова была отдать эту роль другой артистке.
Елена Прекрасная «вернулась» ко мне только через год. Приехал Петр Наумович, посмотрел спектакль и сказал: «Единственный, кто вырос за этот год, — это Антонова». А ведь он никогда никого из артистов не хвалил. Помню, утром перед приездом Фоменко проснулась и вдруг подумала: «Сегодня «Троянская война»... А я хочу играть!» И после спектакля такая награда — его похвала!
