— Мне почему-то кажется, что Элина Авраамовна тяжело прощала людей. Или долго не могла забыть, если кто-то сделал ей больно...
— Вы правы, она не сразу прощала. Ей нужно было внутренне, для себя, обосновать это прощение, найти причины. И тем не менее Элина легко забывала обиду. Допустим, меня можно обмануть, но только один раз, и на этом все кончается. А ее, к сожалению, один и тот же человек мог обманывать сколько хочет. Она была легковерна и доверчива. Это качество, необходимое в ее профессии. Она, как ребенок, искренне верила всему, что ей предъявляли. Очень легко было стать ее другом, похвали — и ты уже хороший человек...
— Элина Авраамовна теряла роли из-за характера?
— Безусловно. Она сказать могла жестче, чем ударить. Случалось, из-за мстительности отдельных персонажей лишалась хороших ролей. Сестра могла сыграть гораздо больше. В молодости мечтала об Анне Карениной. Уверена: она бы прекрасно справилась. Не сложилось. Но считаю, сестра правильно себя вела. Нужно иметь характер, чтобы сохранить свое я. Иначе сломают.
— Много лет прошло, сменилось несколько поколений актеров, режиссеров, а фильм «Тихий Дон» и роль, которую сыграла Быстрицкая, до сих пор помнят. Мог ли кто-то другой так сыграть Аксинью?
— Думаю, так, как она, никто. Это мнение многих людей... Что любопытно: в театральном институте сестра впервые прочитала роман Шолохова «Тихий Дон» и загорелась сыграть Аксинью. Но кто-то из педагогов заявил: «Это не твоя героиня, твои — графини, герцогини, словом, белая кость». Видели бы они, как «белая кость» месила навоз в Актюбинске!.. До сих пор много говорят о том, что эту роль очень хотела сыграть Мордюкова. Но это был бы уже другой фильм. Отбор из десятков актрис, который честно прошла Элина, длился два месяца. Она многим пожертвовала ради этой роли. Ушла из Пушкинского театра, отказалась от нескольких ролей в кино. Набрала пятнадцать килограммов! Но главное не это. А то, что сам Шолохов, увидев ее пробы, сказал: «Да вот же она, Аксинья!» И был прав.
— Хочу спросить о личном. Ваш отъезд не помешал тесному общению?
— Мы до последнего оставались одним целым. Не имело значения, что я в Вильнюсе, а Элина в Москве, и мой переезд в Израиль в 1989-м ничего не изменил. Семья — это не километры расстояния, а родная кровь... В телефонных разговорах и при встречах неизменно возникал вопрос о моем Петре: «Ну как там наш сын?» Когда у него появились дети, сестра с такой же теплотой и заботой интересовалась мельчайшими подробностями их жизни: «Как наши девочки, что у них?» Обожала делать подарки. Когда уже не могла ходить по магазинам, отправляла деньги и просила: «Купи то, что им нужно, и обязательно скажи, что от меня».
