Кайдановский был очень талантливым и образованным человеком, на курсе только Леня Филатов мог помериться с ним эрудицией. Он привил маме любовь к литературе, водил ее к своим друзьям, скульпторам, художникам, на концерты классической музыки. Как мама говорила: «Рядом с ним нельзя было дурой сидеть. И я, заразившись, стала работать. Читать, думать, что делаю. И зачем...»
У них на курсе были невероятно красивые девушки. Они все играли рабынь в знаменитом спектакле «Принцесса Турандот». А мама была на их фоне серой мышкой. И вдруг Кайдановский предлагает:
— Хочу сделать отрывок из «Гамлета». Можешь сыграть Гертруду?
Мама обалдела:
— Ну какая я Гертруда? Посмотри на мои крестьянские руки. Я же штукатур!
А он стоит на своем:
— В тебе что-то королевское есть.
И они на первом курсе сыграли отрывок из Шекспира. Все потом восхищались: «Как он Русланову открыл!»
Я была влюблена в маминого друга. Помню, как мы с мамой однажды пришли к Кайдановскому в его знаменитую коммуналку на Поварской. Зашли после школы его проведать, он болел. Меня, восьмилетнюю девочку, поразила его огромная черная комната с высоким потолком, расписанным ангелами и амурами. Я ходила по ней, задрав голову, и любовалась ими. Кайдановский, едва взглянув на меня, вдруг сказал, что я — дьявол в ангельском обличье. Хотя я вроде ничего такого не делала: посуду не била, не капризничала. Наверное, поэтому я в него и влюбилась, что он был странным и непонятным.
Это была эпоха по-настоящему творческих личностей. Кайдановский поставил поэтический спектакль по Пушкину, который пользовался большим успехом. Там участвовали все: Леня Филатов, Борис Галкин, Саша и мама. Они все боготворили Пушкина. И всерьез воспринимали Щукинское училище как Царскосельский лицей.
— Как познакомились ваши родители?
— Щукинцы часто выступали с шефскими концертами на разных площадках. Однажды мамин курс в качестве культурного обмена показывал спектакль на сцене актового зала МГУ. Там и познакомились мои родители. Геннадий Рудаков (так зовут моего папу) учился в МГУ на физическом факультете. Он как увидел маму на сцене, так сразу в нее и влюбился. Мама была беленькая, худющая, ходячий дистрофик. А папа был еще худее мамы. Представляете, какая прекрасная парочка получилась?! Помню, как лет в четырнадцать я не могла влезть в мамину юбку, которую она носила в двадцать пять. Я завидовала ей черной завистью...
А через год они поженились. Это был типичный студенческий брак. Вначале молодоженов приютила педагог «Щуки» Вера Константиновна Львова, потом они долго жили в общежитии Вахтанговского театра, в труппу которого маму приняли после окончания училища.
А когда появилась я, мы жили в центре, на Арбате, в маленькой «двушке», всего в 45 метров, прямо над Щукинским училищем. Кухня представляла собой вытянутый вагончик — шесть с половиной метров. С одной стороны стол, с другой — плита, между ними может пройти один человек. Но никакая теснота не мешала приходить к нам многочисленным гостям. Сколько себя помню, я всегда спала на раскладном кресле, а на моей кровати ночевали гости. Столы стояли буквой Т — от двери балкона до дверей кухни — в ожидании гостей. Их даже не собирали, потому что гости просто не уходили. Как помню, класса до восьмого у нас все дневали и ночевали...