Никогда не кичился популярностью, если и рассказывал истории на эту тему, то только смешные, лишенные малейшего пафоса.
Как-то друг отправился отдохнуть в Египет. По его возвращении дома собралась компания, и Михалыч поведал: «Сижу на пляже, вокруг крутятся две русские бабы в возрасте. И с этой стороны подойдут посмотрят, и с другой. Наконец одна спрашивает:
— Скажите, вы артист?
— Ну да, — отвечаю, — артист.
— Вот мы с подругой все думаем и никак не можем вспомнить, где же вы снимались...
И тут другая радостно ее перебивает:
— Вспомнила! «Волга-Волга»!
Тут я рассвирепел:
— Да, я Стрелку там играл! Пошли в ж...
В другой раз приходит из поликлиники, рассказывает: «Жду своей очереди у кабинета врача. Рядом тетка сидит — присматривается, потом спрашивает:
— Артист, да?
— Да, — киваю.
— То-то я смотрю — рожа знакомая!
Каюсь, не удержался:
— Это у тебя рожа, а у меня — лицо!»
Сейчас поймал себя на том, что никогда не видел друга-сибарита в праздном состоянии. Да, Колтаков любил, чтобы его окружали красивые вещи, стильно одевался, лучше бы голодал, чем ел что попало, но пустое безделье, леность — нет, это не про него. Даже уходя гулять с собаками в лес, продолжал работать. Возвращался часто бегом, с горящими глазами: «Коляныч, давай скорее бумагу и карандаш! Я новую сказку сочинил!»
В другой раз это было стихотворение или сцена в пьесе. Садился и тут же записывал без единой помарки или правки. Когда кто-то спрашивал, как у него так получается, отвечал: «Не знаю. Будто кто-то сверху надиктовывает».
— Вы оба в девяностые имели репутацию донжуанов. Колтаков только официально женился два раза, а ведь были еще довольно долгие гражданские браки — скажем, с актрисой Еленой Сафоновой. Вы под венец не ходили, но становились героем многих романов. Как ваши женщины ладили между собой? Жизнь под одной крышей, общая кухня — коммунальная квартира какая-то...
— Вы же видели наш большой дом в Зайцево. В Кокошкино был не меньше — и там и здесь всем хватало места. Какая коммунальная квартира? Скорее усадьба, не очень богатая, не слишком обширная, где по русской традиции жили несколько поколений. Уверяю вас, никаких бытовых неурядиц между нашими женщинами не было. К готовке Сергей Михайлович никого не допускал, разрешал разве что почистить картошку с морковкой, а мытьем посуды, уборкой, стиркой, глажкой занимались уже мы, «челядь», — причем делали это дружно и весело. Завтрак готовил тот, кто раньше проснулся.
Несколько раз в неделю у нас собирались гости — актеры, музыканты. Немного выпивали, много разговаривали и пели — романсы, песни на стихи Сергея и подобранную мной мелодию. Кстати, среди гостей бывали и экс-жены Колтакова, причем с новыми мужьями.
Михалыч принадлежал к редкому разряду мужиков, не сказавших про своих бывших ни единого плохого слова. Помню, в одном интервью искренне удивлялся: «Как можно плюнуть вслед женщине, которая, пусть и ненадолго, дарила счастьем, приносила радость? Каждая из них часть моей жизни, судьбы. Другое дело, что все они уходили, унося свою любовь, а дружба с Колянычем оставалась. Он мой ангел-хранитель».
Первый раз Колтаков женился еще студентом, в этом браке родилась его единственная дочь, которую очень любил. С ее матерью Натальей они разошлись вскоре после появления Насти на свет, но оставались в хороших отношениях. Наташа бывала в нашем доме уже с новым мужем.
Настю, когда была маленькой, отец часто таскал с собой на съемки, приучал к чтению хороших книг, учил рисованию. Очень переживал, когда в старших классах и после школы она никак не могла определиться с профессией.
В середине девяностых Наталья отправила дочь учиться в Америку, но через год Настя вернулась со словами «Не хочу там жить! Не нужны мне ваши Штаты!». Вскоре после этого вышла замуж за парня из соседнего подъезда... и все-таки уехала в Америку. И профессию получила — патронажной сестры.
С отцом своих детей Настя развелась. Одной тяжело растить дочку и сына, иногда телефонные разговоры с Колтаковым заканчивались просьбой: «Папа, пришли, пожалуйста, денег!» И Серега посылал. С дочерью за четверть века виделся всего дважды, когда прилетал в Штаты и жил там у друзей. Расстраивался, что внук и внучка плохо говорят по-русски. Когда по скайпу они кричали:
— Дэдушка-а, прывэт! — ругался:
— Это что за ломаный язык?! Вы же русские, говорите нормально!
Настя сначала по-детски, а потом и по-девичьи была в меня влюблена. Говорила:
— Когда вырасту — выйду замуж за Коляныча.
Михалыч махал руками:
— Ну уж нет! В нашем роду уже есть человек, который его истязает, — я. Бедному Стоцкому достаточно!
Что касается меня, я всегда любил Настю как дочь самого близкого друга, но никогда не смогу понять, почему за те полтора года, что он тяжело болел, она не нашла возможности приехать — навестить, попрощаться...
