— Ты слышала?
— Да.
— А почему мне никто не сказал?! Заговор у вас там, что ли?
Инга по специальности архитектор, но много лет работает дизайнером и администратором в типографии, принадлежащей ее отцу. Она возникла в моей жизни в переломный момент: творческий кризис наложился, видимо, на возрастной и достиг предела. Я не находил равновесия ни в театре, ни дома. Становился агрессивным, неуправляемым. Инга понемногу вытащила меня из бездны. Появились новые смыслы, родились дети...
— Как жены терпели поклонниц? Те же, наверное, штабелями у ваших ног укладывались?
— Никаких штабелей не было. Около дома, по крайней мере, никто не дежурил. Поклонницы, видимо, держали себя в руках. В основном «народная любовь» изливалась в письмах. Мне их столько присылали, особенно после «Прощания с Петербургом»! Мама специально купила большую корзину и складывала туда всю почту.
Я, конечно, на письма не отвечал, это было физически невозможно — пусть меня простят. Конфеты присылали и даже — не поверите — копченую колбасу! Еще какой-то индийский кубок... Все приходило из России. Люди там щедрые, открытые, душевные. Латышский зритель более сдержанный в проявлении чувств.
Много дарили цветов. Между прочим, не все коллеги забирают подаренные после спектакля букеты. Мне это непонятно. Я всегда приношу цветы в дом. Мама, пока была жива, за ними ухаживала — подрезала, меняла воду. Мне передалась ее любовь к цветам.
— А зачем колбасу присылали? Вроде Латвия снабжалась продуктами неплохо.
— Уж не помню, с каким фильмом связано, но я полетел в Москву. Надо было быстро отсняться и сразу обратно в Ригу — дома тоже что-то «горело». Товарищ из группы провожающих в аэропорт полушепотом говорит: «Гирт Александрович, мы вам тут мяска купили», — и протягивает в сетке огромный кусок. Сижу в Шереметьево, вдруг замечаю — Езус, Мария! — мясо начало оттаивать и потекло, оставляя на полу кровавый след.
Что делать? Понесся в киоск за газетами, обернул в несколько слоев свой злосчастный презент. Нет, думаю, люди в России поразительные — шапку долой. Просто с ума сойти! Решили, что любимый актер умирает с голоду в Латвии... Благодарен за такое внимание. Это очень трогательно. Хотя нет — скорее трагично.
Такого, чтобы мы голодали, конечно, не было. Кругом же существовал блат, не станем уж притворяться. Мы — испорченное поколение. В конце семидесятых в провинциальном магазине, где торговали и продуктами, и промтоварами, однажды мне сообщают по секрету:
— Завезли отличную куртку, как раз на вас. Но продать пока не можем, ее присмотрел Вячеслав Тихонов. Он взял паузу и думает, не слишком ли вещь молодежная. Если не купит, будет вашей.
