Одну из них отец по возвращении опубликовал в журнале «Советский экран» с просьбой отозваться тех, с кем потерял связь. Однополчане откликнулись, и папа повез их в Чехословакию по местам воинской славы. Пришли, на радостях выпив, к памятнику, и Яков Сегель шутя скомандовал: «Взвод, орудие к бою!» Все бросились, веселясь, к пушке, даже попытались ее сдвинуть, но она, естественно, была приварена к постаменту.
Недавно мы с женой путешествовали на машине за границей и заглянули в тот самый городок. Сразу узнали центральную площадь и колокольню — видели их на домашних фотографиях, где толпа счастливых чехов приветствует освободителей. Встретили двух пожилых мужчин и спросили, остались ли здесь места, связанные с именем Якова Сегеля.
— Только в наших сердцах, — был ответ, потому что памятник убрали, а улицу, названную в папину честь, переименовали. — А почему вы им интересуетесь?
— Я его сын.
Один из этих мужчин повел нас по городку. Возле какого-то нарядного домика наш провожатый окликнул возившегося на грядках хозяина, что-то объяснил ему, и тот радушно улыбнулся: он, оказывается, в мае 1945-го школьником дарил отцу цветы.
Тема войны не отпускала папу никогда, о ней он снял, опять же вместе с Кулиджановым, одну из своих самых известных картин «Дом, в котором я живу». Вернее, там — лишь отзвуки трагедии, показанной через призму мирной жизни. Может потому, что отец слишком хорошо знал, что такое война, и относился к противостоянию «наши — враги» по-своему.
Помню, после восьмого класса поехал я с родителями на море, по дороге остановились перекусить в ресторанчике. Видим — сидят иностранцы, скорее всего супружеская пара, слышим немецкую речь. «По возрасту воевавший», — говорит отец матери. А у него после контузий случались моменты, когда он, и без того правдолюб, начинал с утроенным жаром отстаивать справедливость, поэтому мать встрепенулась: «Яша, прекрати, держи себя в руках».
Но она недооценила папу. Он заказал бутылку шампанского и попросил отнести немцу и его спутнице. Мы передислоцировались к ним за стол, разговорились — отцу пришлось вспомнить все немецкие слова, какие знал, — и выяснилось, что мужчина действительно воевал, пусть и не на русском фронте. И два бывших врага так душевно посидели!..
К нам часто приезжали однополчане отца, и тогда гудели напропалую, один Павло Барбазюк чего стоил! Папа сам шел в ближайшее отделение милиции: «Ребята, у нас шумно, но ничего страшного». Собирались и актеры с режиссерами, посиделки длились до утра, но тут уже милицию предупреждать не требовалось, поскольку все соседи веселились в нашей квартире. Один из близких друзей, дядя Жора Юматов, тонкий, интеллигентный, поэтичный и очень сильный мужик, пел и играл раненой рукой на семиструнной гитаре. Он писал стихи, над его виршами порой посмеивались, родители в том числе, но Юматова обожали.
