Мы с детьми часто вспоминаем ноябрьский вечер, когда ждали возвращения Светы из суда, где решался вопрос о ее разводе. Погода на дворе стояла наимерзейшая: дождь пополам со снегом, под ногами жижа, пронизывающий ледяной ветер, мрак. Ко всем этим внешним «прелестям» добавлялось внутреннее смятение: «Разведут — не разведут?»
Наконец звонок в дверь. Не решаясь открыть, прошу об этом дочь. Через несколько секунд в прихожей слышен восторженный голос Светланы: «Мариша, Володечка, какая прекрасная погода!»
В этой фразе — вся Света, умевшая своей радостью раскрасить в яркие цвета самый хмурый день, не упускавшая ни одной возможности быть счастливой и щедро дарившая счастье другим. А ее слова «Какая прекрасная погода!» мы часто цитируем друг другу, всякий раз — с улыбкой и теплым чувством на душе.
Летом 2002 года полетели со Светланой в Цюрих, где Московский академический камерный хор должен был принять участие в опере «Хованщина», поставленной на сцене Opernhaus Владимиром Федосеевым. Не успели разместиться в отеле, как у Светы страшно разболелась и начала кружиться голова. Вызвали врача. После осмотра и получения результатов анализа доктор сказал: «Вынужден вас огорчить — скорее всего, это cancer». Хорошо, что Света не знала, что так на латыни называется рак. На следующий день ей сделали МРТ головного мозга и диагноз подтвердился. Мы срочно вернулись в Москву, и первым, к кому я обратился за помощью, был Иосиф Давыдович Кобзон. Он тут же устроил консультацию у профессора Александра Коновалова, однако и нейрохирург мирового уровня оказался бессилен. Если б мне тогда сказали, что ради спасения жены надо отдать жизнь, сделал бы это, не раздумывая ни минуты.
Недавно счет моих личных потерь пополнился еще одним именем — ушел Иосиф Кобзон. Я навещал его в больнице за три недели до кончины. Газеты и Интернет состязались в трагических оценках состояния здоровья певца: и в коме Кобзон, и на искусственной вентиляции легких — а Иосиф Давыдович встретил меня в дверях палаты: «Видите, где гостей принимаю? Доктора настояли, чтобы прошел полное обследование и профилактику».
На долгие разговоры не было времени ни у него, ни у меня, но мы по давно заведенной традиции успели пошутить, поподтрунивать друг над другом. Иосиф Давыдович всегда это делал с долей изящества, а в присутствии жены Нелли был особенно красноречив и остроумен. Наши словесные то ли дуэли, то ли дуэты доставляли мне огромное удовольствие, и дружбу с Кобзоном я всегда считал подарком судьбы.
Мы близко сошлись, когда камерный хор готовился к гастролям в Японии и устроители попросили включить в программу концертов песню «Журавли». Проблема выбора солиста передо мной не стояла. Конечно Кобзон с его мужественным, густым голосом красивого тембра. Никто не может сравниться с ним, обладавшим благородным вкусом и совершенно чуждым любым внешним эффектам, в исполнении русских народных песен, песен военных лет и песен о войне.
Прекрасно сознаю, что скоро и мой путь на земле будет окончен. Боюсь ли я этого дня и часа? Нет. Потому что оставляю после себя двух прекрасных детей, двух таких же замечательных внуков и пятерых правнуков, которых люблю всем сердцем. А еще мой камерный хор и записи его концертов, которые уже сейчас разошлись в Интернете миллионными «тиражами». Пишу эти строки, а в голове звучит голос друга:
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле...
