— Кстати, в ваших бестселлерах о жене Сталина и об Эйнштейне и Маргарите Коненковой чувствуется сильное влияние прозы Трифонова. Значит, семинар не прошел бесследно!
— Ну да. Еще Юрий Нагибин в своих дневниках писал, что современная проза — это Трифонов разного раствора. У одних трехпроцентный, у других более концентрированный. Наверное, у меня.
— Но вернемся к вашим с Юрием Валентиновичем отношениям...
— Когда я попала на тот самый судьбоносный семинар, я была замужем, и довольно давно. Муж, Георгий Сергеевич Березко, был старше меня почти на тридцать лет, что по правилам тех времен было много, а по нынешним — ерунда! Познакомил нас мой платонический поклонник и блестящий человек академик Витя Гольданский.
Березко был очень достойной личностью, что, как часто случается, осталось не до конца оцененным. Он первым устроил обсуждение творчества Солженицына. Сейчас об этом мало кто помнит, а тогда требовалось редкое мужество. Был председателем комиссии по литературному наследию Гроссмана именно в то время, когда повесть «Все течет» входила в список запрещенной литературы, а ее автор считался после Солженицына врагом номер два. В общем, несмотря на свою патрициански изнеженную внешность, Георгий Сергеевич был храбрым человеком, он и на войну пошел добровольцем.
Беда заключалась в том, что мы с Березко жили дружно. Знаете, когда в семье невыносимая обстановка, скандалы — развод понятен, измена оправданна. У меня же, по сути, был один-единственный аргумент: мы прожили вместе долгие прекрасные годы в уважении, дружбе, понимании, только любви уже не было... А с Юрием Валентиновичем была — огромная, страстная и, как оказалось, на всю оставшуюся жизнь.
Впрочем, прежде я влюбилась в творчество Трифонова. Но тут уже не обо мне одной речь — вся страна его произведения любила. Хотя, может, и со стороны Юрия Валентиновича я чувствовала какую-то тягу, что ли, тут сложно сказать... Помню, однажды мы встретились в гостях и я почему-то чудовищно себя повела. Знаете, от неловкости такое случается: когда говоришь слишком много, слишком громко и, что самое неприятное, ужасно глупо. До сих пор тот ужин вспоминаю со стыдом. Юрий Валентинович смотрел на меня с таким искренним изумлением!
В общем, как-то закрутил он меня в роман длиной в семь лет. Несмотря на то что Трифонов был массивным, что ли, медлительным (больное сердце), мужская притягательность, аура была в нем очень сильной. Женщины Юрию Валентиновичу нравились, и это было взаимно. Я ревновала, конечно. Иногда даже говорила:
— А вот с этой барышней тебя что-то связывало! — и угадывала, представьте!
— Ты ведьма! — веселился Юра, вспоминая тему ведьмачества как отличительную черту хохлушек в литературе вообще и «Вечерах на хуторе близ Диканьки» в частности. Он верил, что я ведьма, и говорил, что меня следовало бы опасаться. На самом деле еще неизвестно, кого надо было бояться больше!..
комментировать
