Близился юбилей Победы, нужно было ставить спектакль к дате. И Горяев взялся за пьесу Михаила Шатрова «Конец», где главным героем был... Гитлер. Спектакль прошел сорок раз и собрал сорок аншлагов. Гитлера очень интересно играл Петр Вишняков, Алина Покровская — Еву Браун. Мне досталась роль Кребса, начальника штаба. Сценография новаторская: воссоздавая бункер Гитлера, Горяев впервые использовал пожарный занавес весом девяносто тонн.
Когда эта бетонная махина под вой сирены ползла вверх, все понимали, какая мощь перед нами! Сколько споров и ругани возникало по поводу того, что это небезопасно. Но режиссер отстоял свое видение. Громили постановку жутко: как можно посвящать такое Победе?! Там нет ни одного положительного героя! Горяева заставили придумать оптимистический финал: в конце на сцену выходили наши солдаты и бросали в оркестровую яму фашистские знамена под музыку «Вставай, страна огромная», хотя война уже закончилась.
Именно в Театре Советской армии я понял, что такое интриги. Труппа делилась на несколько равно уважаемых кланов, враждовавших друг с другом. Но в тот момент они объединились против Горяева. Состоялось собрание, где все возмутились: «Безобразие, как может в театре идти эта гадость?!» Выступал даже пожарный — после «первачей» кусать Горяева мог кто угодно. Постановили просить политуправление Министерства обороны освободить Ростислава Аркадьевича от занимаемой должности. Наверху отказали, но через какое-то время Горяев все же решил уйти. Вернулся в Ленинград, работал в «Александринке», снимал кино. А я остался в Москве.
Во второй раз роль Макбета предложил мне Ион Унгуряну, я сыграл в его спектакле «Молва», который прошел с большим успехом. На леди Макбет рассматривалась Людмила Чурсина. Я приободрился, стал настраиваться, но пришедший в театр новый главный режиссер Юрий Еремин начал ставить «Идиота». Никогда не выпрашивал ролей, а тут пошел к Юрию Ивановичу:
— Дайте сыграть Ганю Иволгина.
Еремин отказал:
— У меня на эту роль другой исполнитель.
Расстроился страшно, но на другой день вывесили распределение ролей, прочитал, и горло перехватило: против моей фамилии значилось Рогожин. Такого я не ожидал! Параллельно Унгуряну представил распределение ролей в «Макбете», мне поручался второстепенный персонаж. Так во второй раз проскочил мимо Макбета. Жизнь доказала: удачно. Владимир Сошальский, игравший эту роль, всю жизнь мечтал поехать в Бразилию. И в первый же день в Рио-де-Жанейро на пляже Копакабана сломал ногу. На Макбета ввелся Толя Васильев, играл замечательно, но у него вскоре случился инфаркт. Такая роковая роль. А Юрий Еремин стал вторым режиссером, который открыл во мне то, чего про себя не знал.
Касаткина поначалу относилась ко мне прохладно, считала «горяевским выкормышем». Людмила Ивановна была настоящей примой: капризной, с трудным характером. Но в работе проявляла себя как прилежная школьница, что поражало. Если не нравился режиссер, никогда не имела с ним дела. Но если уж кого-то принимала, репетировать с ней было счастьем. Касаткина очень ценила Александра Васильевича Бурдонского, который поставил на нее «Орфей спускается в ад». Я играл там и колдуна-негра, и одного из воротил-верзил, избивавших главного героя. Однажды заболел Михаил Майоров. Диагноз в итоге оказался серьезным: не слушались нервные окончания, которые заведуют работой мышц. А у него главная роль мужа героини Джейба Торренса — дряхлого старика, который, поняв, что жена беременна от другого, убивает ее. Саша Бурдонский, зная, что у меня хорошая память, попросил:
