С первого взгляда Маревна почему-то поняла, что между нею и этим великаном с плохим французским определенно существует родство, черт его знает какое, и они будут близки... Наверное, она влюбилась в Риверу практически с первого взгляда. Он и вправду сильно отличался от ее богемных приятелей, словно в стране лилипутов появился великан.
Ривера удивился, узнав, что Мария русская. «А ты что, много их тут встречал?» — поинтересовалась она. Мексиканец неопределенно пожал плечами. Давно ли Маревна в этом оазисе свободного искусства — на Монпарнасе? Несколько лет, попала сюда двадцатилетней девчонкой еще в 1912 году. В Москве немного поучилась в Строгановском училище, потом пару месяцев поболталась по Италии, успела погостить у Горького на Капри, чуть не вышла там замуж за его пасынка Юрия... Ясно, что Диего никогда не слышал об этих персонажах. (К слову, именно Горький придумал Марии такой сказочный псевдоним — Маревна.) В Париж она приехала из-за разлетевшейся по миру легенды, что только здесь можно стать настоящим художником. Да, собственно, и Ривера за тем же сюда явился, он тоже успел немного поучиться в Мехико в Академии Сан-Карлоса.
В первый же вечер знакомства Ривера, разжившись где-то деньгами, пригласил Маревну в кафе и угостил настоящими итальянскими пирожными. Ее сердце и желудок таяли от удовольствия. Как же давно она не ела ничего подобного! Когда добрели до «Улья», Диего достал бутылку вина, налил его в бокал и выдавил туда несколько капель крови, проткнув свой палец булавкой. Потом потребовал руку Маревны. Не моргнув глазом, она позволила уколоть себя и сцедить кровь в тот же бокал. «Для вечности, — кратко пояснил Диего. — Это свяжет нас навек. Индейский обычай». Глядя в глаза друг другу, Маревна и Ривера по очереди выпили из бокала. Торжество момента нарушил некстати заглянувший Максимилиан Волошин. Увидев их возбужденные лица, он посерел от ревности.
Маревна уже давно стала на Монпарнасе королевой, труднее было назвать тех, кто к ней равнодушен, ибо большинство мужчин непременно влюблялись в эту женщину. Она не отказывала себе в утехах, нравы в «Улье» царили весьма свободные, однако глубоких чувств ни к одному из своих воздыхателей пока не испытала, поскольку решительно не видела вокруг того, кому могла бы отдать свое сердце. Пока на горизонте не возник исполин Диего Ривера со своей недюжинной силищей и громовым голосом, перекрывавшим гомон любого ресторана. Кого вообще, кроме мексиканца, в ее богемной среде можно воспринять как мужчину? Хаима Сутина, щуплого, сутулого, в подвязанных грязной бечевкой штанах, который, стоя рядом, не может отвести взгляда от выреза ее блузки? Или Макса Волошина?.. Да, могучее сложение, львиная грива, борода, но в душе он — нежнейшее и тишайшее создание, всеобщий миротворец, неспособный прихлопнуть комара, впившегося ему в руку! Про Илью Эренбурга и говорить нечего, этот сутулый носач страшное трепло, хуже любой бабы, за глаза — одно, в глаза — другое. Остальные? Модильяни не в счет, высокая, крупная Маревна никак не вписывалась в каноны красоты Амедео.
