— Государь наш окончил живот свой, господам передавайте, — долетело в ответ с Никольской.
— Да кому и передать-то, — вздыхали в толпе, — граф Петр Борисович лежит в оспе, а с молодой графини какой спрос? Хорошо, хоть у сироток сродственников много, остались горемычные мал мала меньше.
Мадам Штрауден, шведская гувернантка графини Наталии, появилась на господском крыльце:
— Работать, работать, бездельники, бог дал — бог и взял, другой государь над вами будет! — зазвенел над подворьем ее решительный голос.
— Вот и выходит, как есть дура иноземная, — шептались в толпе, — где ж его взять-то, закончились цари на Руси, одни бабы остались в царской фамилии, быть теперь беде лютой.
Наташа Шереметева тогда проснулась еще до колокольного звона. Как раз на сегодняшний день была назначена ее свадьба, счастливая двойная свадьба. Этот день мог стать самым радостным в ее жизни. Но сегодня свадьбы не будет. Да и состоится ли она? Жениху, Ивану Долгорукому, совсем не до нее. У Петруши, братца, оспа. К нему в покои не пускают. Мадам успокаивает: ничего, мол, в семнадцать лет организм сильный, справится. Вон, у государя, совсем еще мальчика, всего-то четырнадцать, тоже оспа, а пошел на поправку. Иван Долгорукий неотлучно при царе в его опочивальне в Лефортовском дворце, не спит, не ест, ходит за Петром Алексеевичем, черной оспы не боится.
С первым же ударом колокола она поняла: «Ничего не будет по-прежнему. Никогда не бывать ее счастливой свадьбе. Пропала, совсем пропала моя жизнь», — плакала Наташа.
Вечером на Никольскую приехал жених князь Иван. Пребывал в каком-то ступоре, все говорил, как государь кончался, как прощался с ним.
— Одна ты у меня осталась, Натальюшка, ты меня только не бросай, — приговаривал он.
— Что же нас и разлучит, — отвечала Наташа, — только смерть одна. Все пропасти земные пройду, лишь бы с тобой.
Опять все переменилось в жизни Наташи. Исчезли льстецы, знакомые в дом не ездили, при встрече с ней отворачивались. Даже Варя Черкасская не заходила. «Видно, отец запретил с нами знаться», — поняла Наташа. И Иван, как заручился ее клятвой, больше не появлялся. Затаилось семейство Долгоруких в своем подмосковном имении, в Горенках, там его отец всеми верховодит, род большой: братья, дядья, племянники — все выжидают, кому власть достанется.
Одиннадцатого февраля Наташа с утра не отходила от окна, что глядело из ее палаты на Никольскую. Знала, сегодня увидит своего жениха. Сначала большой толпой в сторону Кремля прошло духовенство, потом следовали близкие трону, и среди них она увидела Ивана. Он нес на подушке царские ордена. В лице ни кровинки, волосы распущенные, в длинной траурной епанче с траурным флером на шляпе. Как поравнялся с Наташиным окошком, поднял глаза на нее, а они слез полны, и Наташа зарыдала, бессильно упала на лавку. Как очнулась, увидела длинную вереницу лошадей — они везли гроб Петра Алексеевича в Архангельский собор.
Через несколько дней в Москву торжественно, с пушечной пальбой въезжала вдовая герцогиня Курляндская Анна Иоанновна, племянница Петра I, избранная на царствование. Наташа поспешила в Кремль, где знатные люди ожидали свою новую правительницу. Царицей она не интересовалась. Ей хотелось увидеть Ивана, который командовал выстроившимися полками как начальник над всей гвардией.
Из дорожной кареты вышла Анна Иоанновна. «Какое отвратное лицо, — подумала Наташа, — и как велика, когда между кавалеров идет, всех головою выше и толста чрезвычайно. Ну чистая медведиха, и глаза злые, страшные». Сжалось сердце у нее от недобрых предчувствий. Когда ехала домой, ей вслед кричали из толпы: «Прошло ваше время, теперь не старая пора!» И верно — прошло, это был последний раз, когда жених ее, Иван Долгорукий, командовал гвардией.
