Детей отец воспитывал по-спартански: свою постель она стелила с трех лет, умывалась холодной водой, стол был самым простым: черный хлеб, щи, молоко. Их приучили к лишениям с младых ногтей, зимой температура в их спальнях не поднималась выше пятнадцати градусов, но дети не замечали неудобств. Перед войной император Александр вернул отца из опалы, назначил московским главнокомандующим, облеченным огромной властью, и прежней жизни пришел конец. Во время войны Ростопчину было не до семьи, а после наполеоновского нашествия он стал другим человеком...
В тот вечер граф Эдмон де Сегюр составил план будущей книги: детство, служба Отечеству, ранний взлет, царская немилость, старость в изгнании... Он опишет, как тесть воевал с турками под командованием Суворова, как появился при дворе Екатерины II. Императрице пришлись по душе его быстрый ум и острый язык — молодой Ростопчин быстро стал своим человеком на ее малых эрмитажных вечерах. Потом его определили на службу к нелюбимому сыну царицы, цесаревичу Павлу. Те, кто хотел сделать карьеру, тяготились этой обязанностью: войти в милость у Павла значило навлечь на себя подозрения при большом дворе. А Федор Ростопчин служил наследнику не за страх, а за совесть. Однажды послал отлынивающим от поездок в Гатчину придворным письмо, которое сразу пошло по рукам: в нем Ростопчин пенял на то, что упомянутым лицам не давало исполнять свои обязанности,— лень, позорную болезнь и содержанок. Князь Барятинский вызвал его на дуэль, а императрица отправила в ссылку. Когда цесаревич стал государем Павлом I, вчерашняя опала обернулась потоком милостей: Федор Ростопчин стал графом, управлял военными делами, определял внешнюю политику. Однако запутавшись в придворных интригах, он угодил в новую опалу, продолжившуюся и при следующем царе, Александре I. Затем он стал во главе Москвы и сжег ее перед приходом великой армии, заслужив громкую славу. Теперь его имя знают во всем мире, и только дома, в России, у него много недоброжелателей.
Закончив работу, Эдмон Сегюр посыпал рукопись просеянным песком из серебряной песочницы, аккуратно стряхнул его в стоящую под столом корзину и убрал бумаги в бюро. Он вошел в спальню жены, нагнулся и поцеловал пахнущие жасмином волосы, взглянул на отражение в зеркале и бог весть в какой раз подумал о том, что у нее необыкновенное, скифское лицо: скулы широкие, рот большой, брови вразлет — но какая же она при этом красавица! Его тесть в это время лежал в постели, боясь уснуть: вдруг к горлу опять прикоснутся холодные пальцы призрака...
В Москве на Большой Лубянке Ростопчина ждал дом 14: граф купил этот городской дворец, когда его начали прочить в московские главнокомандующие. Раньше он принадлежал князю Волконскому, до этого здесь располагался Монетный двор, еще раньше домом владели Голицыны. Они унаследовали его от знаменитого князя Дмитрия Пожарского, спасителя России во время Смутного времени.
В 1812 году у ворот постоянно стояли кареты. К Ростопчиным с утра до вечера заезжали сливки московского света: отставные генералы, фрейлины Екатерины Великой и ищущая протекции молодежь. Федор Васильевич умел очаровывать, его шутки становились поговорками. С каждым граф разговаривал по-своему. Отличившемуся под Очаковом отставному бригадиру расскажет анекдот о Наполеоне, напишет на его лубочном портрете неприличный стишок и пририсует злодею рожки. Беседуя с близким другом, умницей и эрудитом графом Воронцовым, будет оригинален и глубок, а искателю чинов чего только не наобещает — и все уйдут от него очарованными.
