— А-а-а-а! Спавший в соседней комнате камердинер Михеич заворочался на жесткой кушетке, недовольно засопел и... не проснулся.…— А-а!..Грохот, звон разбитого стекла, неразборчивые причитания — камердинер наконец вскочил с узкой французской кушетки и опрометью бросился в спальню барина. Граф Ростопчин лежал на полу: он свалился с постели и, словно попавшая в невод огромная рыба, не просыпаясь, барахтался среди сбившихся в кучу одеял и простынь.
Михеич знал, в чем дело: во сне к барину опять пришел призрак и начал его терзать. Федор Васильевич пытается выкарабкаться из кошмара, но у него ничего не выходит.
— …Убери руки, щенок! Не убивай! На помощь!..
Тут барин захрипел, и Михеич начал делать то, что всегда помогало: смочил носовой платок холодной водой из стоявшего на прикроватной тумбе стакана, обтер его сиятельству лицо, приподнял ему голову и деликатно похлопал графа по щекам. Федор Васильевич Ростопчин открыл глаза, обвел мутным взглядом спальню — обитые нежно-голубым штофом стены, резную мебель красного дерева, тяжелые портьеры — и сказал камердинеру, что им пора возвращаться домой. Михеич молча кивнул и подумал, что круг замкнулся: граф бежал из России, чтобы вылечить расстроенные нервы, объехал пол-Европы и обрел успокоение в Париже. Кошмар не возвращался 8 лет, но если все началось снова, то чего ради им жить за границей? Не в Африку же их сиятельству бежать от своего призрака…
Меж тем граф Ростопчин сидел, привалившись к ножке огромной резной кровати, и судорожно глотал воздух. Человек, которого он приказал убить много лет назад, опять душил его во сне. Когда сон начал отступать, расплывающийся и тающий призрак, разжимая сомкнувшиеся на его горле холодные пальцы, шепнул, что теперь его не оставит.
На следующий день за завтраком граф сообщил, что через неделю отправится домой. Дочь Софья немало удивилась заявлению папеньки — она слышала об этом впервые, ей казалось, что отцу хорошо в Париже. Зять, граф Эдмон де Сегюр, бывший наполеоновский паж, напротив, понимающе кивнул: ну да, конечно, великие люди встречают старость на родине... Может, спаситель России, организатор великого московского пожара чувствует приближение смерти и хочет, чтобы она пришла к нему на отеческой земле? Граф Сегюр благоговел перед тестем, втайне записывал его высказывания и собирался издать посвященную ему книгу. Он уже решил, как она будет называться: «Жизнь графа Ростопчина, губернатора Москвы в 1812-м». Федор Васильевич был бешено популярен среди парижских роялистов, считавших его одним из победителей Наполеона, и Эдмон Сегюр не сомневался в том, что его книгу прочтут.
Семь лет назад на благотворительном балу его представили Софи Ростопчиной. Граф Сегюр, протанцевав с Софи два танца, обнаружил, что влюбился с первого взгляда, познакомился с ее отцом и стал частым гостем в их парижском доме. Матушке в Нормандию он писал, что в сегодняшней Франции таких людей нет, что отец Софи напоминает ему легендарных героев древности или рыцарей Фронды: он безупречно воспитан, но за этим чувствуются непомерное честолюбие и бешеные страсти.