Но разве цель не оправдывает средства? Наследник, правда, не проявлял ответного пыла, но его вздохи и натянутые улыбки — ведь это же было не просто так!
Момент истины случился однажды вечером, вскоре после отъезда Франца Фердинанда. Слуга, убиравший теннисный корт, нашел часы, забытые эрцгерцогом. И отнес находку госпоже. Та поблагодарила честного слугу и еще прежде, чем он вышел, дрожащими от нетерпения пальцами раскрыла брелок. По тогдашнему обычаю в брелоке часов благородные господа носили миниатюрные портреты своих возлюбленных. Изабелла даже зажмурилась на миг от сладкого предвкушения увидеть там портрет Марии-Кристины. Потом осторожно открыла глаза.
Слабо вскрикнула и зажмурилась вновь. Снова открыла. Ситуация не изменилась: с портрета на нее смотрела ее фрейлина София Хотек.
В тот же вечер София была изгнана из дома, а на следующее утро весь двор гудел, обсуждая ошеломляющую новость о романе наследника с какой-то провинциалкой, выскочкой-фрейлиной и к тому же старой девой. Франц Фердинанд, отправляясь на встречу к императору, был бледнее обычного, на скулах играли желваки. В коридоре дворца его остановил князь Монтенуово.
— Мой дорогой эрцгерцог, — тонкие губы церемониймейстера растянулись в холодной улыбке. — Вы, вижу, взволнованы? Право, не стоит. Признаться, я удивлен — отчего столько шума? Мне ли вам объяснять, что с вашими деньгами и влиянием такие проблемы решаются мгновенно.
Заплатите семье этой бедняжки — и пусть отправляется в монастырь или в какое-нибудь удаленное поместье. Уверяю вас, и месяца не пройдет, как в обществе обо всем забудут.
— Вздор! — резко ответил Франц Фердинанд. — За что я должен платить семье Софии и куда она должна уезжать? Она — моя невеста, и я женюсь на ней!
Самообладание – главная добродетель любого опытного царедворца. Но в тот раз оно изменило даже церемониймейстеру.
— Что-о-о? — отшатнулся князь. — Но вы не можете…
— Я? Я-то как раз могу, уверяю вас! — и Франц Фердинанд решительно зашагал прочь.
И он действительно смог, хотя для этого и потребовалось превратить свою любовь в предмет обсуждения всей Европы.
Император Франц Иосиф был в ярости. Кричал, что лишит эрцгерцога права наследовать престол. Тот, по-бычьи склонив упрямую тяжелую голову, отвечал, что подчинится любой воле императора, кроме одной-единственной: решать за него, Франца Фердинанда, кого ему любить и на ком жениться. Жена покойного отца, мачеха Мария Тереза (одна из немногих на свете, с кем Франца Фердинанда всегда связывали действительно близкие и доверительные отношения) спрашивала, отчего он так упорствует, рискуя лишиться трона. «Оттого, что могу быть счастлив только с Софией, — просто отвечал тот. — А счастье для меня важнее, чем трон».
О романе Франца Фердинанда и Софии, о гневе императора и туманном будущем Австро-Венгрии кричали газеты всего мира, даже приход нового столетия и связанные с ним надежды и страхи теперь волновали публику куда меньше. Дошло до того, что разрешить эрцгерцогу жениться на женщине, которую он любит, императора Франца Иосифа просили Папа Римский, кайзер Германии и российский император, словно бы не было в мировой политике более важных дел!
И старый император сдался, правда, обставив свою капитуляцию массой чудовищных условий. Брак Франца Фердинанда и Софии должен был признаваться морганатическим. Рожденные в нем дети не имели права претендовать в будущем на престол. Франц Фердинанд клялся и после восшествия на трон не предпринимать ничего для изменения положения своих детей и жены.
А София получала от монарших щедрот титул светлейшей герцогини Гогенберг и думать не должна была о том, что имеет хоть какое-то отношение к великой династии Габсбургов. Единственная привилегия, которая уравнивала ее в правах с мужем, состояла в том, что после смерти она могла быть похоронена в одном склепе с ним. Когда Франц Фердинанд рассказал ей об этом, София улыбнулась: «Большего мне и не нужно».
28 июня 1900 года Франц Фердинанд и София приняли все условия и торжественно поклялись их соблюдать. 1 июля в небольшом богемском городке на родине родителей невесты состоялась свадьба. Только родственники невесты на ней и присутствовали. Не приехали ни братья Франца Фердинанда, ни его сестра, ни сонмища кузин и кузенов — ни единого человека из семьи Габсбургов.
