«Что с тобой?» — испугалась я, а Саша только глубже зарывался лицом в подол моей юбки... Понять его я была бессильна.
Подходило время очередных гастролей, а он не желал вставать с постели: «Давай не поедем!» Я его уговаривала, как маленького: «Ну Сашенька, ну у нас же контракты подписаны!» Кряхтя и охая, он поднимался, а уже через пять минут мурлыкал себе под нос песенку… Настроение резко менялось, как у всякого творческого человека. Но были на то и другие причины, как вскоре выяснилось…
Я стала замечать у мужа странные провалы в памяти: он мог неожиданно оборвать фразу на середине и выйти из комнаты... Иногда просто закатывал глаза и не реагировал на внешние раздражители в виде жены. «Саша, тебе плохо?» — опять пугалась я.
Таблетки он глотал постоянно, у него ведь с детства были проблемы с сердцем. Помню, однажды я даже «скорую» вызвала, а он как ни в чем не бывало вдруг «проснулся»: «Что ты панику подняла?» Перепады его настроения я списывала на усталость или рассеянность. Однажды собираюсь постирать его куртку и в кармане нащупываю пузырек: на дне — желтые капсулы. Пробиваю название в Интернете: «сильнодействующий психотропный препарат, отпускается только по рецепту врача»... Не зря меня мама предупреждала: «Странно, если рокер не пьет и не нюхает». Но Саша клялся, что все это осталось в прошлой жизни, задолго до нас… Захожу на кухню и нападаю на мужа:
— Ты под кайфом, что ли? — ставлю перед ним пузырек.
Тогда Саша рассказал кое-что про свою прошлую жизнь, как пил беспробудно.
«Я тогда в огне горел, лечился от белой горячки». Как первая жена Галина все это терпела? И что до сих пор он состоит на учете в психдиспансере. А таблетки ему прописали от нервов — надо было пройти курс, но Саша к ним пристрастился. И, вероятно, чтобы разрядить атмосферу, добавил нараспев: «Я ши-зо-фре-ник и при-ду-рок!» Я так и не поняла, шутит он или серьезно. Но дочь на всякий случай потом водила к психиатру. В тот момент меня волновало одно: получается, ребенка будет воспитывать не вполне адекватный человек?
— Ты сможешь слезть со своих таблеток ради малыша?
— Ради вас обоих, малыш… — и Саша демонстративно выкинул пузырек в мусорку.
Только я потом опять эти таблетки у него в кармане нашла… «Не все сразу», — оправдывался Саша. Мы стали бороться вместе. Он — с зависимостью, я — с его приступами, вызванными отменой препарата. Я уже тогда частично взяла на себя обязанности его менеджера: занималась организацией концертов, съемок… Однажды, когда задержали выступление, захожу в гримерку: стол перевернут, вещи раскиданы, а посреди стоит и плачет Саша — смотреть на него жалко… Подскакивает ко мне, встряхивает за плечи: «Я отказываюсь выступать!» На секунду даже показалось — сейчас ударит. Я тоже — в слезы, как могу, уговариваю… Все-таки собрался, вышел на сцену. Не раз видела, как он заводится, если на репетиции с первого раза песня не получается, — один раз так гитарой по сцене шандарахнул… Инструмент, правда, остался цел, Саша потом по-ребячески хвастал: «Я сделал гитару на заказ — из секретного космического материала!»
А сколько раз он срывал интервью: приезжают телевизионщики — Саша не хочет выходить из комнаты.
Они злятся, он раздражен, а я мечусь меж двух огней — всех успокаиваю… Потом мы смотрели передачу, в которой обиженные журналисты на всю страну заявляли: «Барыкин был с похмелья в состоянии нестояния». Саша от расстройства запускал тапочками в телевизор: «Чертовы папарацци!»
Порой мое терпение заканчивалось. Как-то причесывалась — в руке осталась прядка волос… В слезах села на пол и подумала: «Как мне родить здорового ребенка, если уже лысеть начала?» Саша вышел из своего оцепенения и принялся меня утешать: «Мы справимся!» Поскольку он был способен взять себя в руки, когда хотел, я стала догадываться: иногда ему просто хочется, чтобы его пожалели, — вот и притворяется.
Равнодушия он не выносил. Если я не обращала на его страдания внимания, Саша стонал: «Ты стала такая холодная!» У меня сердце от таких слов екало, но я старалась этого не показывать в воспитательных целях. Постепенно мы поменялись с Сашей ролями — я чувствовала себя старше его…
Безусловно, все Сашины нервные расстройства и на больном сердце сказывались. Он часто глотал валидол, когда напрыгается по сцене… Однажды, помню, не дошел до гримерки: смотрю, весь бледный, прислонился к стенке… Коленки подгибаются, сползает на пол… «Принеси валидол», — шепчет одними губами. Кидаюсь в гримерку, роюсь в вещах, а перед глазами стоит умирающий Саша. «Сейчас, потерпи…» С тех пор лекарства постоянно лежали в моей сумочке — так спокойнее, когда Сашино сердце было в моих руках…
За неделю до родов мы открывали футбольный матч на стадионе Брянска — Саша написал гимн для местной команды.
Он стал к тому времени гораздо уравновешеннее, таблетки свои заменил валерианкой. И все равно я не сказала ему, когда начались схватки, — волноваться за психологическое состояние мужа и рожать было бы выше моих сил. Так совпало, что он накануне вечером как раз сел на поезд и прибыл в Брянск ровно в шесть утра, когда Женя появилась на свет. На перроне его встретил мой отчим, поздравил. «Сегодня же не первое апреля!» — от неожиданности брякнул Саша. Потом прорвался в роддом с букетом и конфетами. На Женю он смотрел как на «неведому зверушку» — с любопытством, умилением и затаенным страхом.
Хотя у Саши уже были взрослые дети, он не знал даже, как держать малышку.
