Я умоляла инспекторов подождать до моего совершеннолетия. Бросилась за помощью к родственникам, но никто не хотел брать на себя ответственность. А многие «добрые люди» еще и советовали: «Сдай сестру в приют, там ей будет лучше». Но я помнила, как перед смертью мама просила: «Если что-то со мной случится, никогда не оставляй Юлю…» И я выполнила мамин завет. Посадила Юлю на стул и сказала: «Мамы больше нет. Папы тоже. Кроме меня в твоей жизни никого ближе не будет...»
Единственным человеком, который протянул мне руку помощи, оказалась тетя Оля, мамина подруга. В итоге я оформила опекунство над сестрой. А дальше что делать?.. Мое положение было отчаянным. Без денег, без работы, без родни.
Я изо всех сил старалась не плакать при сестре: она страшно пугалась моих слез. И все свое отчаяние я выплакивала ночью в подушку…
Жить на ту крошечную пенсию, что мы получали, было невозможно. Музыкальное училище, где я училась на дирижерском отделении, пришлось бросить. На работу меня нигде не брали. С большим трудом по знакомству удалось устроиться официанткой в ресторан. Работала до одиннадцати вечера без зарплаты — за чаевые, а по утрам торговала джинсами на рынке. Денег не хватало…
Больше всего я боялась, что сестра почувствует свое сиротство, поэтому баловала ее как могла. Елки, спектакли, развлечения — все для нее. Таких нарядов, как у моей Юли, ни у кого в ее классе не было. А думать о себе мне было просто некогда.
Меня словно затянуло в какую-то черную дыру.
Я не жила, а существовала. Как растение, как трава. Ты все видишь, осознаешь, но ничего не чувствуешь. Как будто все это не с тобой происходит… А еще у меня напрочь исчез инстинкт самосохранения. Перехожу дорогу — и даже не оглядываюсь по сторонам. Едет машина или нет — мне все равно. Полная апатия. Только сестренка меня на этой земле и держала. Вцепилась в меня ручонками и не отпускала. Если бы не она, я бы покончила с собой…
Спустя некоторое время у меня наконец появилась возможность пойти учиться. А потом я переехала из Саратова в Москву. Окончила школу моделей, задумалась об актерской карьере… Тогда-то и встретила Сашу. Я потянулась к нему, как раненый зверек, которого приласкали, взяли на руки…
Саша знал, что у меня нет родителей.
И, наверное, поэтому был очень ко мне внимателен. Когда смотрел мне в глаза, у меня горло от волнения перехватывало. Он что-то говорит, а я не слышу, хочется вскочить, поцеловать его. Но не могу, стесняюсь. Пытаюсь сосредоточиться на разговоре, а все мои мысли улетают в спальню…
Конечно, постепенно я привыкла к нему. Перестала называть Александром Гавриловичем. Он стал для меня просто Сашей… В нем мне нравилось все! Я на него смотрела и не видела недостатков. Хотя он был уже не молод, и морщины, и седина… Да еще и табаком от него несет. Всего этого я просто не замечала...
Как-то Саша пригласил меня на спектакль «Палач», видимо, решил показать меня своим коллегам.
У служебного входа сталкиваюсь с Лазаревым-младшим. «Я по пригласительному к Александру Гавриловичу», — говорю на входе. Лазарев внимательно оглядел меня с головы до ног: ага, мол, все понятно, новая пассия Абдулова!
После спектакля мы с его друзьями-актерами долго сидели в театральном буфете. Вдруг кто-то громко сказал, имея в виду мой пятый номер бюста: «Александр Гаврилович, а не много ли вы на себе берете? Не тяжеловато ли вам?» Помню, я тогда очень обиделась. Даже Саше потом пожаловалась. Он отшутился: «Да они все завидуют мне. Но вообще-то... и правда тяжеловато!»
Я всегда боялась влюбиться. После потерь, которые пережила, во мне жил дикий страх — вдруг полюблю кого-нибудь, а он возьмет и умрет? Но в Сашу я влюбилась безоглядно.
