Это было наше первое романтическое путешествие. Я убежала от мужа, сказав, что на съемках задерживаюсь. Мы вышли на палубу. Идем, на проплывающие мимо пейзажи любуемся. Влюблены друг в друга жутко! Сделали круг. На корме бар, где продают напитки. «Может, по соточке?» — предлагает Слава. Выпили, закусили. Вечерело. Стало прохладно. Мы сделали еще один круг. Опять очутились у бара. «Еще по рюмочке?» — «Давай». А потом и третий раз… Но это был единственный случай, когда мы со Славой позволили себе выпить. Он знал, что эта тема была для меня «больной»...
Конечно же в театре быстро заметили, что молоденький актер не сводит влюбленных глаз с Ниночки Гуляевой.
И только мой муж ничего не видел. Но потом и его просветили: «Ты смотри, Славка-то у тебя Нину уведет…» И Миша стал у меня допытываться: что да как… А что я ему скажу? «Прощай, Миша! Я люблю другого…» На это у меня не хватало смелости…
Как-то поздно вечером в очередной раз жду загулявшего мужа. И вдруг Сашка Михайлов, муж его сестры, стучится в нашу комнату: «Я же вижу, как ты мучаешься. Ну сколько можно терпеть? Да ты в зеркало на себя взгляни! Жизнь проходит, а ты все в окошко смотришь». И так мне вдруг стало себя жалко: у Сашки с Аней мальчик растет. А мне уже 34 года. Я тоже детей хочу! Да и Славка вокруг ходит и тоже спрашивает: «Ну и долго ты будешь терпеть?» Но я была чужой женой, и от этого никуда не денешься. И хотя Слава настаивал: «Решай!», я никак не могла набраться храбрости уйти от Миши.
Проходит несколько дней.
У меня был день рождения. Очень взволнованный Слава подошел ко мне в буфете, взял за руку и отвел в сторону. «Что случилось?» — спрашиваю. А он надел мне на палец колечко с рубином и говорит, запинаясь: «Нина, я хочу от вас иметь детей». Я чуть в обморок не упала. А вокруг в буфете полно народу, кто-то жует, кто-то чай пьет, а посередине стоят двое и за руки держатся...
Вечером спрятала колечко и стала ждать Мишу. Четыре часа ночи. Миши все нет и нет. Я вошла в комнату Саши и Ани и спрашиваю: «Что делать?» Сашка говорит: «Бери с собой зубную щетку и уходи». Я словно во сне сложила вещи в сумку, попрощалась с ребятами и шагнула за порог. А на улице мороз 38 градусов. Иду по Арбату — ни души, только слышно, как снег скрипит под ногами.
Смотрю — у кинотеатра «Художественный» телефонная будка стоит. Может быть, она и до сих пор там стоит… Сняла варежку. Кручу железный диск, а у меня из-за мороза палец к нему прилипает. Звоню Славе в общежитие. Он спросонья ничего не понимает.
— Вот ты все говоришь: «Уходи, уходи…» Ну я и ушла...
— Стой там! Никуда не уходи! Я сейчас приду! — кричит счастливый Слава.
И вот стою я в этой будке. Темно, вокруг ни души, даже машин нет. Страшно, аж жуть! Подбегает Слава. И мы начали названивать из этой будки всем знакомым — может, кто-нибудь нас сможет приютить на ночь. Все отказывают. Только артистка Забродина сказала: «Ребята, приходите!» Наутро в театре встречаю Мишу — идет понурый, плечи повесил, росточка небольшого.
Такой несчастный! Меня увидел, потащил в уголок, встал на колени, плачет, клянется, что больше ни капли в рот не возьмет. Мимо артисты идут, на нас оглядываются. И мне его вдруг ужасно жалко стало…
Тут я и призадумалась — а что дальше? Жить нам со Славой было негде. В мхатовском общежитии одни мужики, ну куда я-то? И что, мне так и стоять ночами в телефонной будке в поисках ночлега? Словом, дня три мы помыкались по друзьям, а потом я вернулась домой. Миша был счастлив. А я в душе оправдывалась: «Да Славка найдет себе молоденькую. Она родит ему ребенка. Все у него будет хорошо…»
Но мое малодушие ничего не изменило. Мишка какое-то время держался, а потом опять принялся за старое.
