Письма из Киева приходили не так часто, как хотелось. Вчитываясь в каждую строку, он искал в них проблески зарождающегося чувства и безумно пугался, когда письмо казалось сухим и формальным.
«Боже мой, почему Вас нет около меня? — спрашивал он. — Хоть бы раз увидеть Вас... Когда мы будем вместе? Зачем жизнь так жестока ко мне и никогда не давала мне того, на что я имею право? Зачем я связан и прикован к месту и не могу вырваться к Вам?»
...Зинаида Ивановна не читала газет: как и героине «Гранатового браслета» Куприна, они пачкали ей руки. О восстании в Севастополе на крейсере «Очаков» она услышала совершенно случайно — от попутчиков в вагоне. Те громко обсуждали восстание и на чем свет стоит кляли лейтенанта Шмидта. Фамилия и то, что во главе стоял офицер, не могли быть простым совпадением.
Петр Петрович не скрывал от нее своих политических убеждений.
...В вагоне было душно. Прислушиваясь к тревожно бьющемуся сердцу, она переспросила: «Простите, кто? Кто зачинщик?» —«Да вот, сами читайте», — ей протянули газету. Текст телеграммы правительству и ее стиль не оставляли сомнений — это писал он:
«Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от Вас, Государь, немедленного созыва Учредительного собрания и перестает повиноваться Вашим министрам. Командующий флотом гражданин Шмидт».
Теперь каждое утро она покупала газеты, но разобраться в них все равно не могла. Только одно не вызывало сомнений: за такое по голове не погладят.
Его письма по-прежнему дышат любовью, но он не имел права скрывать всю сложность ситуации!
...В тюрьме Шмидт больше всего тосковал, что китель, в котором он хранил письма любимой, сгорел на крейсере, а ведь он не расставался с ними никогда! Женя не оставил отца и сидел с ним в одной камере. Петр Петрович вздрагивал, вспоминая, как мальчик едва не погиб, когда начался обстрел крейсера...
Сестра, Анна Петровна Избаш, узнав о беде брата, бросилась его спасать. На Соборной улице Севастополя, где во флигеле дом №14 жил Шмидт, дома оказался только совершенно растерянный денщик Федор, который, плача, рассказал, что жандармы все опечатали, сам он живет на кухне, барин и Женя — на какой-то гауптвахте...
Старуха-тетка, жившая на соседней улице, даже не захотела пускать ее в дом и все визжала: «Он хотел взорвать город пироксилином! Какой ужас! В нашем роду бунтовщик!» Помощи от отца ждать не приходилось...
Председатель следственной комиссии генерал Колосов принял назойливую даму, не дававшую ему спокойно работать. Анна Петровна, глядя в его холодные глаза, понимала: этого бездушного служаку не растрогать слезами, и постаралась взять себя в руки. Судорожно сцепив пальцы, она попросила медицинского освидетельствования брата, поясняя, что у него с детства слабое здоровье и он просто не вынесет суда. «А вот его жена, хоть и бывшая, утверждает, что Шмидт — душевнобольной», — проскрипел Колосов. «Какая жена?» — не сразу поняла просительница.
«Доминикия Гавриловна приходила в следственную комиссию и рассказала много интересного о вашем братце. А вот еще и газета «Новое время» с ее письмом»:
«Милостивый Государь! Убедительно прошу Вас дать место в Вашей уважаемой газете следующим фактам, представляющим огромную важность для правильного освещения личности моего мужа, отставного лейтенанта П. П. Шмидта. Мой муж давно уже обнаруживал признаки душевного расстройства. 16 лет назад, служа в Черном море, он, явившись к Главному командиру Черноморского флота Кумани, стал говорить самые несообразные вещи в состоянии крайнего возбуждения, вследствие чего и был помещен в Севастопольский военный госпиталь... По истечении отпуска он по высочайшему приказу был уволен со службы по болезни...
Плавая на судах Добровольного флота и командуя в обществе РОПиТ «Дианой», он нередко подвергался внезапным приступам сильной раздражительности, истерии и судорог. При одном из припадков был так напуган сын, что сделался заикой, таким остался и поныне. Вообще характер моего мужа, по натуре чрезвычайно мягкого, отзывчивого и доброго, временами изменялся до неузнаваемости. Во имя справедливости и человечности умоляю всех, кто словом или делом может прийти мне на помощь, обратить участливое внимание на положение моего глубоко несчастного мужа.
Жена отставного лейтенанта Д.Г. Шмидт.
31 декабря 1905 года»
«Боже мой, опять эта женщина... Хоть бы Петя не узнал!» — подумала Анна Петровна.
...Петр Петрович писал своей любимой: «Голубка моя, дорогая, сегодня прошло две недели, как я нахожусь под стражей, и я не имел за все это время ни одного известия о Вас.
