Разве что в «Тайне заброшенного замка» он обратился к актуальной в то время теме инопланетян — уж очень дети просили.
А вот в четвертой книге дедушка был готов пойти на поводу у Баума: придумал чудищ коротышей-прыгунов, у которых головы и кулаки отскакивали на пружинах. Но с этого пути его столкнул Леонид Владимирский:
— Гадость какая — не буду рисовать! Зачем пугать детей?!
Дед согласился и переделал их в марранов, которые прыгают и бьют противника головой в грудь. Еще в «Огненном боге марранов» сменились главные герои, в чем есть и моя заслуга. В это время я как раз вышла замуж, дедушка взял в руки мое свидетельство о браке и вдруг закричал: — Боже мой, а ведь Элли за 20 лет выросла!
Как же я ее отправлю в Волшебную страну — взрослым туда нельзя!
Он в панике выдумал для этого племянников героини — Билла и Энни. Тогда я впервые поняла, что дед действительно верит в свою Волшебную страну, если считает, что время там течет параллельно с нашей реальностью.
Я же решила: раз имею хоть какое-то отношение к Элли, то могу завести своего Тотошку. Мне очень хотелось собаку, но тогда они еще не были одомашнены, как сейчас, и в основном жили во дворах. Так что как только я начала зарабатывать деньги, тут же притащила домой щенка спаниеля, но получила от деда подзатыльник: «Ну ты учудила, ослица валаамова! Кто ухаживать за ним будет?» Приходилось мне всюду таскать Тотошку с собой в сумке — и в институт, и на работу.
Однако не успели все к нему привыкнуть, как пес умер от чумки. С тех пор у нас всегда жили собаки — дед с этим смирился.
Он вообще долго ко всему новому привыкал. Побаивался перемен, мириться с реальностью ему всегда было непросто. В детстве я этого, конечно, не понимала. Дедушка был немногословен, но я знала, что он иногда прячется в своем кабинете под предлогом работы и плачет... Неспроста «жевуны сняли шляпы, чтобы колокольчики не мешали им плакать», — дед тоже таил свои слезы.
Однажды он всю ночь мучился бессонницей, писал, а за завтраком задумчиво сказал:
— Если есть живая вода, почему нет усыпительной?
— Есть, например, валерьянка…
— возразила я, решив, что дед печется о своем здоровье.
А потом в его книжке появилась вода, которая усыпляла человека на несколько месяцев, после чего тот пробуждался, забыв всю прошлую жизнь.
— Хотел бы я, Калечка, погрузиться в такой сон… — как-то сказал он мне. Я тогда подумала, что он опять размечтался, и только с возрастом поняла, какую боль он хотел забыть.
Я знала, что бабушка умерла от рака за год до моего рождения и что дедушка назвал меня Калерией в ее честь. Но в детстве понятие смерти вообще отсутствует. Дети обычно и о тех бабушках, которых помнят живыми, не умеют жалеть.
