А тут — лечащий врач с обходом. Она мне потом рассказывала, как Витя прижал палец к губам: «Тсс… Танюша спит». У нее целый этаж больных, всех надо обойти, а тут... Даже не знала, как и реагировать!
Виктор — это же от «виктории», победы. И я до последнего надеялась на то, что муж обязательно выкарабкается. Нам ведь и правда долго везло.
Даже молодые режиссеры постоянно что-то ему предлагали. Я гоняла бы их всех, но свести жизнь Павлова к просмотру телепередач считала полным предательством. Да и не тот Витя человек, чтобы его можно было запихнуть в какие-то рамки. Поехал же на те, последние съемки! Мы с дочерью чуть не на коленях умоляли его отказаться, но...
«Еду сниматься в картине «Курьер» — и все, как отрезал! Ух, и кляла я себя потом, надо было бы упереться, запретить, настоять на своем. Но как актриса я его понимала.
О том, чтобы отпустить его одного на съемки в Киев, и речи не шло. Билет мне достался с номером 13. Кассир на вокзале, помню, еще спросила: «Ничего, что такой номер?» А я подумала: чушь какая-то суеверная — цифры бояться! Приехали. Начали работать. Условия были не очень, но я чувствовала: Витюше поездка явно идет на пользу. Он расцвел. Потащил меня гулять на набережную. Мы ходили по магазинам, искали батарейки для часов. Он был рад новой жизни, и я радовалась. Три дня снимался и… На четвертый к ночи Вите стало плохо. Снова — сирена «скорой», чужой город, съемная квартира, куда метаться, непонятно. Поехали в одну больницу — не принимают, во вторую...
Продюсер предложил докторам деньги, и Витю положили в реанимацию. Я пришла — и сердце сжалось: лежит мой Витя на какой-то продавленной кровати, одеяло такое застиранно-клетчатое, вокруг нагромождение всего на свете… Прибралась немножко. Звоню на следующий день узнать, как он. «Павлова увезли», — отвечает дежурная. Я забыла, как дышать: «Куда? Почему?» Оказалось, перевели в инфарктное отделение в VIP-палату. Признали артиста. Я, конечно, тоже сразу госпитализировалась на соседнюю VIP-койку, поскольку не видела для себя другого места, кроме того, что рядом с мужем. Тем более в момент, когда опасность уже витала в воздухе… На Витином лице все чаще появлялось выражение муки. Нам не надо было ни о чем говорить. Мы настолько срослись, что без слов все понимали. Как только мне сказали, что его можно транспортировать, мы вернулись в Москву.
Из третьего по счету инсульта выходить оказалось еще сложнее. Несмотря на усилия друзей из клиники гражданской авиации, даже отправку в Барвиху, Витя гас. Увы, не все в наших силах...
…Нас уже отпустили домой. Я собралась за продуктами. «Витюша, — говорю, — я мигом». А он сидит за столом. «Уходишь? Так вот ведь…» — а дальше речь непонятна. «Что?» — спрашиваю. «Да вот же! — говорит он и показывает на окно. — Там!» Смотрю. Ничего. Обычный августовский день, и дождь не собирается, и ветра нет. На подоконнике тоже картина привычная — городские голуби весело доклевывают крошки. «Не понимаю, что ты там видишь?» — недоумеваю я. И Витя с какой-то грустинкой говорит: «Ну ладно. Все. Иди». Как в «Место встречи изменить нельзя», когда его Левченко говорит Шарапову: «Все, кончен разговор».
Вернулась из магазина с сумками.
Слышу, в комнате телевизор работает, думаю: Витя включил — это хорошо. Я даже что-то говорила ему, а потом заглянула в комнату, а муж лежит на полу и не дышит… Теперь я часто задумываюсь, что же Витюша тогда увидел там, за окном?
Благодарим мебельный салон «Новая Студия» за помощь в организации съемки