А уже позже, по праву жильцов дома, мы нередко оказывались в числе первых посетителей выставок — какое же это было счастье! Еще помню, я часто засыпал под звуки скрипки, альта или пианино, которые круглосуточно неслись из окон стоящего рядом общежития консерватории…
Так получилось, что все Михалковы ходили в одну школу, двадцатую, во Вспольном переулке. Папа, мой брат Степан (сын Анастасии Вертинской), мы с Аней и Надей, а теперь уже и наши дети. Это школа с углубленным изучением английского, и здесь всегда было много детей работников ЦК, «культурного фронта».
На всю жизнь я запомнил, как однажды мама «отвела» нас в школу. Первое сентября. Мама накануне поставила будильник.
С нами она пойти по какой-то причине не могла и договорилась, что нас проводят соседи. Зазвонил Мы схватили портфели и спустились на лифте к подъезду. Мама оставила нас на улице и сказала: «Все, ребятушки, пока. Стойте здесь, ждите» И ушла. Мы стоим с портфелями, оглядываемся по сторонам и удивляемся: а где люди-то? На Малой Грузинской ни одной живой души! Мы то зайдем в подъезд, то выйдем. Нас явно никто не собирался забирать. Наконец консьержка высунулась из окошка: «А куда это вы так рано собрались? — и глаза трет, зевая. — Пять утра!» Оказывается, мама неправильно завела А мы с Аней три часа в подъезде куковали…
— Вы сказали, что и Никита Сергеевич учился в вашей школе. А разве он не в деревенскую школу ходил?
— Папа пришел в двадцатую после четырех лет учебы в деревенской школе. А мы начали с нуля, то есть с первого класса. Аня училась двумя классами старше. Как отличница, примерная ученица и старшая сестра она всегда была за меня в ответе, «контролировала процесс». Помню, приходила ко мне в класс и шипела строго: «Тема, опять ко мне подходила учительница математики и выговаривала. Почему ты так плохо написал контрольную? Почему урок опять пропустил?» «Да ладно тебе, Аня!» — отмахивался я.
Мы с сестрой все школьные годы жили бок о бок, и хотя за день сотню раз то поссоришься, то помиришься, очень дружили. У нас была двухэтажная кровать: я спал внизу, Аня — наверху. Сколько историй пересказали друг другу, сколько тайн поведали… Ну, а с прогулами — у кого в детстве такого не бывало?
А так особых проблем я не доставлял, учился вполне прилично.
Что удивительно, в восьмом классе чуть не отчислили… Аню! Причем за поведение! Мою добрую, жалостливую Аню, которая могла прийти домой после уроков с глазами на мокром месте и на испуганный вопрос мамы: «Что случилось?» ответить грустно: «Мальчик шапочку и портфель потерял…» — «А твой портфель где?» — «Не знаю… мальчика жалко».
Так вот, наряду с такой чувствительностью Аня проявляла настойчивость в выражении собственного мнения. И кому-то из педагогов не понравился ее независимый характер. Родителей вызвали на педсовет. Папа сказал, что он в школу категорически не пойдет. Но Аню и без папиного вмешательства в конце концов оставили в покое.
— А у вас из-за известной фамилии не возникало проблем в школе?
— …Наверное, были люди, которые относились к нам предвзято из-за фамилии. Иногда мне давали понять, что с такой фамилией я не имею права на ошибки. Но это было не критично — не помню никаких предательств, интриг среди сверстников, обычные детские стычки — «кто с кем дружит», «кто против кого». Думаю, отцу в этом плане в свое время было труднее. Как-то раз он рассказал, что у него в школе действительно были проблемы с одноклассниками, и его поколачивали. А классе в четвертом он даже заявил, что на самом деле он не родной сын Михалкова, а… подкидыш. Отчасти папу спасало то, что он был двоечником, а не отличником. А то еще за «пятерки» отдельно перепадало бы…
Однажды он уснул на уроке. И когда учительница потребовала объяснений, отец простодушно ответил: «Да у нас вечером очень громко играл Рихтер, вот я и не выспался».
«Вы слышали? — язвительно повторила учительница. — Рихтер, видите ли, ему играл!» Поставила папе «кол» и выгнала из класса. Но и папа был не промах — запросто мог выбросить «испорченную» тетрадку в мусоропровод. В конце концов, его перевели в другую школу.
…Честно говоря, я в двадцатой школе тоже не доучился до конца. Так получилось, что где-то в середине восьмого класса я приехал к отцу погостить во Францию, где он работал над очередной лентой. И вдруг отец предлагает: «А ты тут запишись в класс. Здесь есть посольская школа». И я остался. Причем жил не с папой, а в доме друзей нашей семьи. Помню, как мы с дочкой посла решили прокатиться в метро по одному талончику. Нас заловила французская полиция.
Злостных «безбилетников» привели в отделение, позвонили в посольство и пригласили родителей.
После посольской школы я поступил в 113-ю школу, что за гостиницей «Минск». Со мной там учился Коля Басков. Колю обожали все учителя. Он свободно входил в учительскую, потрясающе пел им, а учителя, глядя на него, умилялись…
А когда у отца появилась возможность отправить меня учиться за границу, я переехал на год в Италию. Жил в Риме и занимался там в американском колледже, изучая языки. Отец очень любит эту страну, часто работал там и, конечно, обрадовался, когда наступило время и стало реальным получить европейское образование. Я жил в общежитии при школе, делил комнату с турком.
