— Как познакомились ваши родители?
— Они учились в институте на одном факультете, но на разных курсах. Мама была девушка престижная, городская, а папа — белгородднестровский. Он был очень похож на Нино Кастельнуово, который сыграл Ги Фуше в «Шербурских зонтиках» — этот фильм был в пору их молодости невероятно популярен. К тому же папа делал маме курсовые проекты — не имея никакой склонности к техническим наукам, она зачем-то поступила в инженерно-строительный институт. Плюс папа хорошо танцевал. А маме это было важно. Объясню почему. У мамы практически полное отсутствие музыкального слуха. На танцплощадке она не очень связывала движения людей со звучащей музыкой. Ее удивляло, что в перерывах между музыкальными номерами люди прекращали танцевать, потому что она продолжала. А с папой она точно знала, что будет танцевать вовремя и в такт.
Папа у меня — надежный танцевальный партнер. Ну а потом уже начался КВН, в 1966 году папа стал капитаном одесской команды.
Когда команда Одессы выиграла, популярность у папы была огромная! Но в материальном плане он ею никак не воспользовался. Как говорила мама, папа и деньги — вещи несовместные. Папе нравилось заниматься делом, а гонорар для него был не особенно важен. Зарабатывал он вопреки. Если можно было выступать без вознаграждения, то папа всегда делал это с удовольствием. И до сих пор делает.
— У вас был открытый дом?
— Компании иногда собирались большие, хотя квартира была маленькая! Ближайшими друзьями папы были его соавторы, Георгий Голубенко и Леонид Сущенко, а также Олег Сташкевич, ныне правая рука Михал Михалыча Жванецкого.
Папа, кстати, до сих пор считает, что Жванецкий отбил у него Сташкевича… Самого Жванецкого, равно как и Карцева (он, кстати, жил в нашей квартире до нас), которые также бывали в нашем доме, я помню смутно — они для меня были просто папиными друзьями. Но зато по сто раз слушал пластинки с записями миниатюр в исполнении Михал Михалыча, Карцева и Ильченко.
Помню зарисовку, в которой Роман Карцев, изображавший пьяного в ресторане, просил меню и заказывал люля-кебаб. Для меня это слово звучало довольно своеобразно: «Люляки баб». А какие у баб могут быть «люляки»? И долгое время я пребывал в уверенности, что Роман Андреевич в той миниатюре шутит по поводу женского бюста.
Домашние застолья я помню достаточно хорошо.
Папа всегда вел стол, он до сих пор в любой компании больше всех говорит тостов, при этом практически не повторяется. Мой старший брат тоже прекрасно говорит тосты, правда, он абсолютно не пьет. А я вот выпиваю, а умением говорить тосты в отца и брата не пошел.
Папины друзья, кроме того, что любили повеселиться, были легки на подъем. Вот история, связанная с днем рождения Олега Сташкевича. Папа как раз был в Крыму и в двенадцать ночи поздравил друга по телефону. А там все. Некоторые тоже подходят к телефону. Сожалеют, что папа не с ними. И вот они, желая сделать папе сюрприз, посреди ночи садятся вшестером в машину и утром приезжают в Ялту.
При этом все очень сильно навеселе. И вот когда папа утром открывает дверь своего гостиничного номера, видит такую картину: в коридоре, прямо на полу, вповалку спят шесть нетрезвых, но счастливых людей. Сюрприз удался…
...Кстати, насчет склонности папиной компании к выпивке. Было смешно, когда моего старшего брата в четырехлетнем возрасте спрашивали: «Кем ты хочешь быть?», а он отвечал: «Хочу быть большой и пьяный, как папа Валера».
— А вы что говорили, когда вас спрашивали: «Кем хочешь быть?»
— Сначала я отвечал, что стану футболистом. Мы с Лешей Барацем играли в футбол все свободное и несвободное время. Но однажды посмотрели на себя со стороны и решили: еврейским мальчикам в футболе не светит.
