«Когда Марк Захаров взял меня в «Ленком», я сразу же попала в спектакль «Женитьба». И хотя я театральный ребенок, от количества небожителей просто обомлела: Янковский, Збруев, Абдулов, Чурикова, Броневой... Кстати, Леонид Сергеевич Броневой только спустя год узнал, что я — дочка его друга Коли Волкова, с которым он вместе много лет служил в Театре на Малой Бронной и когда-то снимался в «Семнадцати мгновениях весны»...»
— Я актриса в третьем поколении. Начало нашей актерской династии Волковых идет с дедушки — Николая Николаевича Агурова. Он и его брат Евгений Агуров играли в разных провинциальных театрах, из-за чего решили одному из них поменять фамилию. Жребий выпал моему дедушке. Он не раздумывая выбрал фамилию известного русского артиста Федора Волкова. С тех пор мы все Волковы...
Я с детства знала, что мой дедушка — знаменитый Хоттабыч. К сожалению, совсем его не помню, он умер почти сразу после моего рождения. Но для меня на всю жизнь остался настоящим волшебником на ковре-самолете из любимой киносказки! Уже будучи взрослой, узнала истории, связанные с фильмом «Старик Хоттабыч». Например, дедушке на съемках пришлось съесть несколько десятков глазированных сырков. Снимали эпизод в цирке, где Хоттабыч должен уплетать одно за другим мороженое. Его заменили на сырки, чтобы актер не простудился.
После съемок в «Хоттабыче» мой дедушка работал в кино еще почти 30 лет и сыграл около 60 ролей. Он оставался красивым до последнего дня своей жизни. Был потрясающим человеком буквально во всем — сказывалось дворянское воспитание. Необыкновенно тактичен, деликатен, истинный аристократ в лучшем смысле слова.
Николай Николаевич Волков был безумно популярен в Одессе. Там он женился на артистке оперного театра Антонине Николаевне Гимбуржевской. И мой папа Николай там и родился. Когда папа с сестрой подросли, то решили, естественно, стать артистами. Но родители были категорически против продолжения династии. Папа с детства замечательно рисовал, и дедушка очень радовался тому, что сын станет художником. И папа действительно поступил в Одессе в художественное училище. А когда все в семье расслабились, он вдруг взял и уехал в Москву поступать в театральный. Так появился в семье еще один актер — полный тезка Николая Волкова. Папа, чтобы не путали его с дедушкой, стал писаться так: Николай Волков-младший.
— Ваша мама тоже актриса?
— Когда мои родители познакомились, папе уже было под сорок, а мама еще училась в ЛГИТМиКе. Он блистал на сцене Театра на Малой Бронной, за его плечами были съемки в «Семнадцати мгновениях весны», где он сыграл мужа радистки Кэт. А до этого стал первым Шерлоком Холмсом. Папа был тогда невероятно знаменит, особенно в театральных кругах!
Однажды Театр на Малой Бронной приехал в Ленинград на гастроли. Мама с однокурсниками мечтала попасть на нашумевшего «Дон Жуана», чтобы посмотреть игру знаменитой пары Николай Волков — Лев Дуров. Но это было невозможно. Так получилось, что у мамы произошла очень непростая жизненная ситуация, и товарищ, который дружил с Волковым, чтобы поддержать маму и отвлечь, смог достать пригласительный и провел ее на спектакль. Они прошли через служебный вход, а пальто друг повесил в папину гримерную. Мама с восторгом посмотрела спектакль и пошла одеваться за кулисы, а тут папа с ее пальто выходит навстречу. Так они и познакомились.
На меня произвела сильное впечатление история, которую я услышала от родителей. Мама проходила практику на «Ленфильме», и ей дали задание разыскать одного артиста, который не выходил на связь, а он, как и папа, тоже работал в Театре на Малой Бронной. Мама решила воспользоваться знакомством и попросить папу помочь. Она позвонила в театр и очень волновалась, вспомнит ли он ее. Приготовилась уже повесить трубку, как на том конце ответили:
— Алло.
— Позовите, пожалуйста, Волкова.
— Это я.
— Это Вера.
— Ты где? — спросил папа.
— Я в Москве.
— Приезжай немедленно! — воскликнул папа.
Он потом рассказывал, что никогда в жизни не подходил к телефону за кулисами, но тут проходил мимо и решил ответить. Видимо, это судьба.
В один из приездов мамы в Москву папа повел ее знакомиться с родителями. Она рассказывала, что дедушка с серьезным лицом решил поговорить с девушкой сына о Чехове. Но мама — театровед по образованию — не ударила в грязь лицом. Родители принялись папу уговаривать: «Женись!»
Предложение он делал очень неуклюже: ни цветов, ни пылкого признания в любви, ни коробочки с кольцом. Мама со смехом рассказывала, как папа долго мялся, не зная, с чего начать, а потом наконец произнес:
— Наверное, Вера, нам как-то нужно узаконить наши отношения?
А она в ответ просто кивнула:
— Ну давай...
У родителей один за другим стали рождаться дети: старший, Коля, средний — Митя, а я была самой маленькой. Когда у папы родился первенец, в Театре на Малой Бронной повесили плакат: «У Николая Волкова родился сын!!!» В театре это было громкое событие.
Папа особо детьми не занимался, так что все хлопоты по их воспитанию легли на мамины плечи. Она отказалась от театральной карьеры и посвятила себя семье. Мы все — я и братья — выросли приличными людьми благодаря маме. Как она выдержала нас троих? Просто героиня! Но мама понимала, что вышла замуж за невероятно талантливого человека, и вырастила нас почти без помощников. Трое детей, один хлеще другого! Мама для меня — пример для подражания во всем! Необыкновенно красивая, умная, талантливая, эрудированная, красноречивая, любящая. Как она много знает, какой у нее великолепный вкус, как вкусно готовит — ах! Гениальный педагог, и все ученики ее просто обожают! Какая она мама, лучшая на свете! Центр нашей семьи. А еще у нее есть дар собирать и объединять вокруг себя хороших людей. Когда мне говорят, что я на нее похожа, — это самая лучшая для меня похвала!
Конечно, это воспитание — мама ведь родом из очень хорошей семьи. Дедушка с бабушкой жили в Питере, и нас периодически отправляли туда погостить на каникулы. Мой дедушка, Виктор Евгеньевич Сафронов, прошел всю войну, имел медали за личное мужество и после объявления капитуляции Германии еще сражался под Прагой. Был комендантом в каком-то немецком городе и ушел в отставку в звании подполковника. Мой дедушка был великим человеком, я им очень горжусь, он на меня и братьев, конечно, очень сильно повлиял. Никогда не забуду, как вырезал из дерева потрясающие картины с деревьями и домами. Он, кстати, сделал своими руками всю мебель в квартире...
Иногда папа все же проводил время с нами, детьми. И частенько это заканчивалось какими-нибудь происшествиями. Помню одну забавную историю. Как-то он гулял с Митей и Колей во дворе, а вокруг лежал тополиный пух. И вдруг папа решил показать на наглядном примере, как не надо делать. Поджег его зажигалкой со словами: «Дети, никогда не жгите тополиный пух!..» Он не успел закончить, как огненная дорожка перекинулась на сухое дерево и стоящий рядом с ним гараж. Они бросились домой и вызвали пожарную команду. Слава богу, машины в гараже не было, но штраф пришлось заплатить. Такой вот получился артист-поджигатель...
Когда мама забеременела мной, они оба ждали девочку. И надо же было так ждать девочку и назвать ее мужским именем — Саша! Дома меня звали Шурик. Я — поздний ребенок у мамы с папой и помню, что посторонние люди часто спрашивали, когда мы с папой были вместе:
— Это твой дедушка?
Я возмущалась и кричала:
— Это не дедушка, это мой папа!
В детстве у меня очень сложно складывались отношения с братьями: у всех разный возраст, разные интересы. Они дрались между собой, я на них ябедничала. У меня даже прозвище было — Нупапа, потому что, как только меня братья обижали, я тут же кричала: «Ну папа!» И они от него тут же все получали. Но если меня хоть кто-нибудь обижал во дворе, Коля и Митя, позабыв все на свете, шли меня защищать.
Надо ли говорить, какой у нас дома постоянно стоял ор. Семейка Аддамс — это про нас! Как мама выдержала этот дурдом, не представляю! Она выматывалась так, что научилась засыпать при любом шуме, в любой позе. Отрубалась на раз-два-три, как солдат на передовой. Мама засыпала и просыпалась под одни и те же звуки: я кручу добытую мной из обширной коллекции пластинку Шаляпина, Коля стучит на барабанах, у Мити за стенкой «Металлика» гремит, папа с телевизором разговаривает. «Здравствуйте!» — говорит диктор, обращаясь к папе. Тот с таким же серьезным видом отвечает: «Здравствуйте...»
Эта привычка беседовать с телевизором передалась ему от дедушки. Папа рассказывал, как однажды, проходя мимо дедушкиной комнаты, наблюдал смешную сценку. Дедушка с увлечением смотрел хоккейный матч. Вдруг комментатор матча объявляет: «Якушев удален с поля...» Дедушка возмущенно кричит: «За что?!» Комментатор тут же ему отвечает: «За подножку».
— Вас, детей, наверное, родители с детства готовили к актерской карьере?
— Папа очень хотел, чтобы мы продолжили династию Волковых. Но старший брат Коля с детства был увлечен режиссурой, а еще очень любил играть на барабанах, но денег на покупку установки не было, вот он и стучал на всем, что попадется под руку: кастрюли, коробки, мебель, подоконники. Папа, помню, очень переживал, что сын вырастет барабанщиком. Пытался серьезно поговорить, но все без толку.
Как-то в нашей семье появилась видеокамера. Коля с Ваней, папиным старшим сыном, стали снимать домашнее видео. Коля был оператором и режиссером, а мы с Митей и Ваней выступали в качестве актеров. И на этой почве все четверо удивительно сошлись, получилась такая «волчья стая». Папа всегда эти видео серьезно разбирал и критиковал. И Коля очень на это эмоционально реагировал, обижался. Но вот такой был папа, он всегда ко всему, что касается творчества, относился очень серьезно.
Хотя оставался большим хулиганом в жизни и любил поюморить. Например, едем с ним в общественном транспорте. Я была еще совсем маленькой. Вдруг папа на весь автобус кричит: «Подайте на пропитание, подайте на пропитание!» Я этого ужасно стеснялась, кричала ему, чтобы он остановился. А ему очень нравилось, что я так реагирую.
Папа очень переживал по поводу того, какие профессии мы выберем. Он разговаривал с сыновьями о театре, о литературе. В результате Коля стал режиссером, окончил ВГИК.
Митя окончил музыкальную школу, он прекрасный пианист и вообще за какой инструмент ни возьмется, ему все удается. Он самоучка и абсолютно гениальный музыкант: и на гитаре, и на блокфлейте, на барабанах великолепно играет, на банджо пробовал. Когда пришло время поступать в институт, Митя собрался учиться на звукорежиссера. Мама его горячо поддержала, но, едва они сообщили об этом папе, тот устроил грандиозный скандал и не позволил Мите поступать никуда, кроме как в театральный: «Ты губишь свой талант! Только на актерский, я сказал!» Митя отца послушался, и у него все очень хорошо сложилось. После института он работал в «Ленкоме». Когда первый исполнитель роли шута Балакирева Фролов ушел из театра. Марк Анатольевич ввел брата на эту роль в спектакль. И Митя великолепно ее играл! А еще он специально освоил английский рожок и сам играл на нем в конце спектакля!
— А вы, наверное, росли закулисным ребенком?
— Да нет. Несколько раз, помню, была вместе с папой в театре за кулисами и пару раз ездила на гастроли, будучи еще совсем маленькой. Митя играл в Маяковке в одном спектакле с папой, и они отправились на гастроли в Юрмалу, взяли и меня. Мне было лет шесть или, может быть, пять. Все прошло очень здорово, до сих пор хорошо помню эту поездку.
Я с детства очень любила танцевать, хотя танцами не занималась, и моим родителям тоже нравилось, как я это делаю. Папа часто просил меня станцевать под музыку.
Мне стать актрисой было предопределено, кажется. Окончила я экспериментальную школу на Таганке, которая называется «Школа Сотрудничества». Там учились все мои братья, даже некоторые племянники, а мама преподавала и до сих пор преподает мировую художественную культуру.
В школе устраивали капустники, вечера, мы пели песни Окуджавы, цыганские песни, романсы, участвовали в театральных кружках. Я чувствовала себя на сцене как рыба в воде и с самого детства понимала, что это мое. Училась плохо: что касается наук, языков, тут я совершенно мимо кассы, на уроках была очень скромна, стеснительна. А на творческих вечерах и выступлениях всегда оказывалась в первых рядах, ощущала себя невероятно свободно, абсолютно на своем месте.
И когда подошло время поступать, никто не сомневался, куда я пойду учиться. Хотела попасть в Щукинское училище — там преподавал папа и уже учился Митя. Папа меня готовил к экзаменам, это было достаточно эмоционально, сложно, мне казалось, что он очень требователен ко мне, придирается, каждый раз говорит разное. И все-таки папа меня подготовил. В какой-то момент, уже перед экзаменом, подошел ко мне и спросил, уверена ли я, что хочу стать актрисой. Помню, так расстроилась тогда, обиделась на него за это, подумала, будто он во мне сомневается и что я недостаточно талантлива. И очень сердито и резко ему ответила, что уверена.
Только спустя много лет после смерти папы вдруг поняла, что на самом деле он имел в виду совершенно другое: он не сомневался во мне, а просто подумал, что это зависимая профессия, трудная, особенно для девочки, что мне может не повезти, и тогда я буду несчастным человеком. Он, как любящий отец, хотел меня защитить, а я, глупая, этого тогда не осознала.
— Отец вам преподавал в театральном училище?
— Нет. Более того, я договорилась с ним, что он не будет никуда звонить, не будет никакого блата. Я хотела сама поступить. Но он все-таки немножко нарушил обещание, позвонил моему будущему художественному руководителю Юрию Вениаминовичу Шлыкову и сказал: «Поступает моя дочка, и я хотел бы знать ваше мнение насчет нее». Юрию Вениаминовичу я очень понравилась на прослушивании, он сказал: «Забудь про свою фамилию, ты сама по себе прекрасная, талантливая». И мне на всех экзаменах сбавлял один балл, чтобы никто не подумал, что я блатная.
Мало того, Шлыков считал, что негоже, чтобы мой папа ходил на экзамены, хотя он мог это делать как профессор. Так что папа, к огромному сожалению, так и не увидел меня ни в одном отрывке.
— Вы, наверное, были любимицей отца?
— Конечно, я же девочка. Мы очень хорошо время вместе проводили. Папа занимался со мной какими-то поделками, я обожала на нем виснуть, смотреть, обнявшись, телик, ходить с ним куда-нибудь. Он меня баловал страшно. В магазине игрушек был чудовищный ажиотаж — продавали велосипеды «Дружок». Он выстоял очередь и вынес из толпы заветный двухколесный велосипед золотого цвета. И тут же научил кататься на нем: «Нажимай на педали! Просто нажимай на педали!» И я поехала.
Как-то мы с ним пошли в магазин за продуктами, и вдруг по дороге выяснилось, что я никогда не пробовала черной икры. И он, расчувствовавшись, купил на все деньги крошечную баночку. А ведь родители все время были в долгах. Помню, как однажды они собирали по всей квартире монетки, чтобы купить хлеба. Но это не значит, что я жалуюсь. У нас имелось все, что нужно. Никакой трагедии в этом не было. У меня абсолютно счастливое детство, без преувеличения!
Папа обожал сидеть на кухне, всегда на одном и том же месте, это был особенный ритуал: чашка кофе, сигаретка, телевизор. А еще у него была одна каждодневная процедура — он горстями принимал таблетки! Все это выпивалось по поводу и без.
Папа был очень мнительным и боялся всевозможных болячек. А у нас дома всегда водилось большое количество кошек. Они не были кастрированы и вечно спонтанно размножались. В какой-то момент это стало настоящей проблемой. Мама дала мне задание регулярно скармливать кошкам специальное лекарство, дабы подавить желание кошаков к размножению. Однажды прихожу домой, папа сидит на своем месте у телевизора, а на столе вместо четырех таблеток — три!
— Папа, тут лежали кошачьи таблетки. Ты случайно не...
— Да, я выпил, думал, это мои таблетки от кашля...
Мы стали с ним дико смеяться, через минуту, успокоившись, я у него поинтересовалась:
— Пап, ну и что ты чувствуешь?
— Я чувствую отвращение к кошкам!
Все, кто знал папу близко, обожали его, но многие считали, что у Волкова непростой характер. Действительно, он бывал вспыльчив, даже терял роли из-за того, что с кем-то ссорился. Например, у папы был всего один съемочный день в картине Марка Захарова «Обыкновенное чудо», он получил роль хозяина гостиницы, которую впоследствии сыграл Юрий Соломин. Мы до сих пор не знаем, что там случилось. Папа вернулся домой после съемок и сказал, что ушел с картины. В фильме «Впервые замужем» у него случился конфликт с режиссером, и в результате его озвучивал Демьяненко.
Он был одним из любимейших артистов Анатолия Эфроса и играл почти во всех его знаменитых спектаклях. Для папы, кстати, театр был всегда приоритетом. Вот пример: его пробы с Маргаритой Тереховой в фильм «Двадцать дней без войны» произвели огромное впечатление на Алексея Германа, но папа предпочел спектакль «Отелло», который начал репетировать в театре.
С ним такие ситуации происходили довольно часто. От многих предложений он часто отказывался сразу, считал, что это неинтересно. Помню, как однажды к нему пристала с расспросами:
— В скольких картинах ты снимался?
— Примерно в шестидесяти.
— Назови хоть одну!
— А я не помню...
Он не относился к кино с пиететом, мне кажется, ему театр был интереснее. А ведь, как уже говорила, Николай Волков был первым Шерлоком Холмсом в первой советской экранизации «Собаки Баскервилей». И за роль Эрвина Кина в фильме «Семнадцать мгновений весны» получил орден Дружбы народов.
Папа всегда к проблеме денег подходил с присущим ему юмором. Как-то он репетировал у Леонида Трушкина в спектакле «Вишневый сад» и все время опаздывал. Режиссер наконец не выдержал и пожурил его:
— Николай Николаевич, если вы еще раз опоздаете, я буду вынужден вас оштрафовать и раздать эти деньги актерам, которые вас ожидают.
Папа без паузы ответил:
— Сударь, вы меня ставите в неловкое положение. Если я в следующий раз приду вовремя, все решат, что я жадный!
А еще была очень смешная история. В день получки мама с нетерпением ждала папу домой. У нее уже было все расписано, кому и что она покупает. Вскоре появился счастливый папа с пачкой лотерейных билетов в руках. Он на все деньги купил билеты в полной уверенности, что мы быстро разбогатеем и отдадим все долги. Совершенный ребенок! Даже злиться на него было сложно. Рано утром в воскресенье мы вскочили рано, чтобы успеть к розыгрышу лотерейных билетов «Русское лото». Всей семьей сгрудились у экранов телевизоров. Какую радость мы испытывали, когда вдруг находили выигрыш! Но если папа потратил на билеты рублей четыреста, то выиграли мы всего пятьдесят. Самое смешное, что этот единственный счастливый лотерейный билет потом и вовсе затерялся...
Мама могла приготовить вкуснейшее блюдо «из топора». Она всегда кормила не только всю нашу ораву, но и бесконечных гостей. К папе приходили коллеги-актеры, его ученики по Щукинскому училищу. Все его обожали — и маму тоже. Наш дом всегда был полной чашей. Да и сам папа очень вкусно готовил. Он же одессит! Правда, после папиной готовки на кухне нужно было срочно делать ремонт: все заляпано, груды очистков, в раковине гора грязной посуды.
Помню, он долго колдовал над пловом. Вся квартира заполнилась вкуснейшими запахами, у нас уже слюнки потекли. И тут папа решил в почти готовый плов добавить масла. Но вместо подсолнечного вылил туда... жидкость для мытья посуды. Это выяснилось, когда вдруг из кастрюли пошли огромные пузыри. Папа кинулся мыть мясо, но, естественно, все уже было испорчено...
Году в 1987-м у нас появилась съемная дача на Клязьме, в типичном дачном поселке: 25 соток, дом большой. Мое детство до институтской поры там и прошло. С нами на даче жили друзья, это была большая веселая тусовка. Счастливейшее время!
У папы были золотые руки — без преувеличения. Он мог и проводку поменять, и беседку смастерить. Все делал по дому. У него была своя мастерская со всевозможными инструментами. Он покупал шурупы, какие-то особенные отвертки мешками! А еще в своей мастерской без конца рисовал.
Обожал возиться в огороде: пытался выращивать огурцы, клубнику, правда, особенно ничего не росло. Они вместе с мамой сажали невероятные клумбы, делали красивые композиции из цветов и декоративных растений.
На нашем дачном участке рос дикий виноград. Папа за ним с любовью ухаживал. Как-то решил для своего любимца соорудить беседку — как он ее красиво называл, «ротонду». Из маленьких прутьев долго плел красивую арку. Но чтобы скрепить прутики, нужно было очень много проволоки. Папа пошел по участкам, чтобы найти бесхозную. Вдруг видит на пыльной дороге старый наклонившийся электрический столб с длинным провисшим проводом. Папа попытался отрезать кусок кусачками, но его ударило током. Он решил не сдаваться: обмотал ножницы изолентой и все-таки отрезал метра три. Прямо как в рассказе его любимого Чехова «Злоумышленник». Вечером довольный папа, обмотав добытой проволокой свою ротонду, сидит на веранде и мирно пьет чай в кругу семьи. Вдруг прибегает соседский мальчик: «Извините, а у вас есть свет? У нас везде погас...» Оказывается, папа обесточил полпоселка. Узнав об этом, к нему пришло конторское начальство:
— Николай Николаевич, ну как же так?
Папа стал горячиться:
— А что? Я — пожилой человек, а ведь это мог сделать на моем месте любой ребенок!
Правда, не учел, что вряд ли существуют дети такого же роста, как он, под два метра. Потом, хохоча, говорил Ване: «Хорошо, что я взялся за плюс, а не за минус. А так вам бы пришлось меня хоронить...»
Очень забавно в нашей семье появились первые мобильные телефоны. Папе заплатили гонорар, и они с мамой решили на Новый год подарить всем детям мобильники, и нам купили одинаковые. Нашей радости не было предела. Вдруг мама заметила, что папа стоит как несчастный ребенок. «Коля, ну давай мы и тебе купим?» — предложила она. Он радовался больше, чем мы. Телефон был его любимой игрушкой.
— А ваш папа видел вас на сцене?
— Он застал только мое поступление в театральный институт. Папа умер, когда я училась на втором курсе. Мне исполнилось 18 лет. Мама позвонила мне, а я должна была сказать это Мите, мы тогда учились в «Щуке» и оба были в институте. Он по-братски меня обнял, я это очень хорошо запомнила.
В какой-то степени смерть папы нас всех сплотила и объединила. Мы друг друга держались во время похорон и до сих пор держимся вместе. Мы сразу же повзрослели — детство кончилось в один момент... Все трое были студентами, и мама с учительской зарплатой. Но к нам пришло на помощь несметное количество народа. Просто помогли выжить и материально, и, что самое главное, морально.
— Как вы попали в «Ленком»?
— После окончания училища мы с курсом показывались практически во все театры, «Ленком» был одним из последних. А туда очень хотелось попасть, мне нравились там спектакли, режиссура Марка Анатольевича. Тем более что и брат мой Митя там уже служил. Я всей душой туда стремилась. Всех моих однокурсников разбирали как горячие пирожки, во все театры, а меня не брали никуда. Я нервничала, конечно, страшно. Но Митя помог мне и моему однокурснику подготовиться, сделать отрывок ярче, в духе «Ленкома». У нас был дипломный спектакль «Соломенная шляпка», оттуда мы его и взяли.
Это был 2006 год. Я прошла три тура в «Ленкоме». Сначала показывалась режиссерскому управлению, потом были проверки пластики и вокала. А когда пришло время показываться Марку Анатольевичу Захарову, у меня были такой стресс и такое горячее желание понравиться, что я играла со всей энергией, которая у меня была. Поэтому, мне кажется, Марк Анатольевич и выделил меня. Он очень это ценил в актерах. Ну и, думаю, конечно, сыграло какую-то роль и то, что я дочка Николая Волкова, в «Ленкоме» было очень много представителей актерских династий.
— В театре тогда был самый расцвет, живы еще корифеи Янковский, Броневой, Караченцов.
— Караченцов попал в аварию в 2005 году, я его видела уже нездоровым. Как говорила, мы снимали дачу в театральном поселке на Клязьме. Одну половину дома мы, Волковы, а другую — Караченцовы. И я с детства знаю и жену Караченцова Людмилу Поргину, и его сына Андрея. Николая Петровича не помню, он очень много работал и на даче практически не появлялся. Кто бы мог подумать, что маленькая девчушка Шурка Волкова, которая в песочнице на даче ковырялась, когда-нибудь вырастет, попадет в «Ленком» и будет играть Кончиту в спектакле «Юнона и Авось»! В том самом, где много лет гремел Николай Караченцов.
— Как вас приняли корифеи театра?
— Мне кажется, что я в последний вагон вскочила, застав там невероятных актеров. В «Ленкоме» у меня настоящая актерская школа началась. Когда я пришла, тут же запустился новый проект — спектакль «Женитьба» по Гоголю. Меня распределили на роль Дуняши. Помню, прихожу в репетиционный зал на первую читку пьесы и впадаю в ступор. За большим столом сидят Янковский, Броневой, Збруев, Захарова, Абдулов, Чурикова, Раков, сам Захаров, Хазанов и Степанченко! У меня было чувство, словно я попала на Олимп к небожителям! И это при том, что я театральный ребенок, много артистов повидала у нас дома...
Марк Анатольевич сразу же ко мне обратился: «Александра Николаевна». Он всех актеров, независимо от возраста, называл по имени и отчеству. И все посмотрели на новенькую с любопытством. Захаров продолжил: «Александра Николаевна, я хотел бы, чтобы вы сыграли Дуняшу глухонемой. Попробуйте изобразить, как говорят глухонемые».
Я покрылась красными пятнами, думала, что сейчас умру от стыда. Получается, прямо сейчас должна что-то изобразить перед всеми этими великими людьми. Но они все наперебой стали показывать мне, как это можно сделать, больше всех помогал Абдулов. Он так точно стал жестикулировать руками, что только смотри и повторяй. Я, конечно, обалдела от такого внимания. А Марк Анатольевич говорит: «Ну вот, смотрите, Александра Николаевна, сколько вам примеров, выбирайте».
Меня очень тронуло, что знаменитые актеры отнеслись ко мне совершенно по-человечески, по-дружески, даже, я бы сказала, с отеческой заботой. Никакого не было намека на то, что они великие, ни капли зазнайства.
Все они прекрасно со мной общались, приняли меня как родную, со мной много возились, все время что-нибудь придумывали на репетиции: «А пусть Сашка здесь сделает вот так, а попробуй здесь так». Олег Иванович Янковский все время подшучивал надо мной. А я подыгрывала, и ему это очень нравилось. Он любил при встрече мять мне лицо своей теплой ладонью, как маленькому ребенку, и приговаривать: «Я так Тане Кравченко намял, и она стала народной артисткой. И ты будешь народной».
У Александра Викторовича Збруева с Олегом Ивановичем Янковским был вечно юморной пинг-понг, они друг друга подкалывали. И так это феерически делали, до того обаятельно и остроумно, что все покатывались со смеху. Александр Викторович потерял, конечно, большого друга. Сейчас я дружу с его дочкой Татьяной Збруевой, мы с ней в одной гримерке сидим.
Олег Янковский был чудесным. За эти три года, которые я с ним работала, полюбила его как родного человека, очень сильно по нему тоскую. Когда я только пришла, Олег Иванович был еще здоров. Даже когда уже болел, никогда не жаловался на самочувствие, не терял бодрости и своего прекрасного юмора. Он был светлый человек, очень хороший и, конечно, великий артист. Для меня его уход из жизни был трагедией, как и для всего театра.
У меня со всеми в театре сложились чудесные отношения. Марк Анатольевич сумел создать невероятную атмосферу. Я никогда не работала в других театрах, но очень много слышала всякого. И интриги, и отношения между артистами разных поколений очень напряженные. У нас такого нет...
И преемственность поколений, и желание помогать в работе — это отличительная черта нашего «Ленкома». Нет ревности к ролям, нет подковерных игр. Я и сама до сих пор всех актрис ввожу на свои роли, показываю, рассказываю, вожу за ручку новеньких за кулисами. И этому меня научили мои старшие товарищи, такую политику театра выстроил Марк Захаров. Он, как никто другой, умел видеть в людях талант, энергию и какие-то душевные человеческие качества, создал такую мощную труппу, очень правильную.
— А в гримерку какую посадили молодую актрису?
— Меня посадили, естественно, к молодым, у нас чудесная гримерка 412. Я в ней гримируюсь до сих пор. Мы пришли в театр целым блоком новеньких, и несколько человек из него попали в нашу гримерную. Мы там фотографии повесили, навели уют. У нас всегда конфеты в вазочке, кофеварка. В общем, там все хорошо.
И все равно поначалу было страшно переступать порог служебного входа такого знаменитого театра. Мы с одной начинающей актрисой встречались около «Ленкома», чтобы вместе войти в этот «храм искусства». Наверное, только через полгода расслабились и почувствовали себя наконец-то полноправными членами большой театральной семьи...
Я помню, как Дмитрий Анатольевич Певцов дал нам задание в конце сезона: «У нас есть традиция капустников, но много лет уже как все затихло, сейчас новая кровь пришла, давайте подготовьте что-нибудь». Мы подготовили и с тех пор эту традицию поддерживаем. Марк Анатольевич всегда говорил, что, пока есть капустники, театр жив.
Мы показываем их на старый Новый год и на конец сезона. Весь «Ленком» собирается, все службы — и технические, и творческие. У нас вообще общение внутри театра очень тесное. Нет такого, что мы артисты, давайте обслуживайте нас. Театр — дело коллективное. И мы все очень дружим и уважительно друг к другу относимся: и к гримерам, и к костюмерам, и к реквизиторам, бутафорам, монтировщикам, художникам, к осветителям, к механикам, ко всем-всем-всем.
— А как вас встретил Леонид Броневой? Он ведь часто бывал у вас дома?
— Мы уже даже выпустили «Женитьбу», а он и не подозревал, чья я дочь. Только через год после того, как пришла в театр, кто-то из артистов ему сказал: «А Шура-то у нас дочка Николая Волкова».
Спросил:
— Почему ты мне не сказала?
— Леонид Сергеевич, я не привыкла об этом говорить.
Он и до этого очень трепетно ко мне относился, мы с ним за кулисами, ожидая выхода на сцену, и шутили, и обнимались. Он был очень трогателен, несмотря на свой непростой характер. И ко мне очень нежно относился. А когда узнал, что я дочь Николая Волкова, еще сильнее проникся. Когда они с папой служили на Малой Бронной, Леонид Сергеевич часто бывал у нас дома, они с моими родителями и друзьями любили играть в «кинга».
Помню, как-то на Новый год я ему что-то подарила, он сначала рассердился:
— Зачем ты деньги тратишь!
— Леонид Сергеевич, мне это приятно», — ответила я.
А через какое-то время он тоже принес мне какой-то подарок. Помню, стоим мы с ним за кулисами перед концом сезона. Давали последний в нем спектакль «Женитьба». Я шепчу:
— Леонид Сергеевич, я буду скучать.
— Правда? Я тоже буду скучать.
Это было так трогательно...
И ему, и Янковскому, кстати, всегда была интересна моя личная жизнь. И они не просто так спрашивали, как у меня дела, а им действительно это было интересно. Кто у меня, с кем встречаюсь, какая у него профессия, и вообще как у меня в жизни все складывается. Они всегда спрашивали искренне, как у родного человека. По-отечески.
— Как вас утвердили на роль Кончиты?
— Я очень люблю Елену Юрьевну Шанину. Очень ей благодарна! Елена Юрьевна — первая исполнительница роли Кончиты. Когда я вводилась на эту роль, она мне очень помогла: за руку водила по сцене, все рассказывала, открывала секреты. Уделила мне много времени, приходила даже на репетиции. Можно сказать, первая исполнительница, недосягаемая, лучшая в мире Кончита мне передала свою роль. Представляете, в каком театре еще такое может быть? Ни в каком.
Я ввелась, наверное, года через три после того, как пришла в театр. Показывалась еще с несколькими актрисами. Был кастинг, и я его прошла. Марк Анатольевич утвердил меня. Позвонил после показа и сказал какие-то очень важные слова: «Александра Николаевна, я не ожидал, что вы, оказывается, такая трогательная, дай вам Бог, и желаю успеха». Представляете, художественный руководитель звонит рядовой артистке домой и говорит какие-то важные слова, это просто что-то невероятное!
Это было для меня событием величайшей важности. Его совершенно никто не обязывал это делать. Захаров всегда находил слова поддержки для артистов. Ему очень нравилось, как я играла эту роль, он говорил, что я, как бесенок, появляюсь на сцене, что во мне очень много энергии — юношеской, даже мальчишеской. Ни в коем случае не сравнивал меня с другими, просто как отдельную личность часто меня выделял в театре. На репетиции спектакля «Безумный день, или Женитьба Фигаро» сказал однажды: «Посмотрите все на Волкову. Вот такая бессмысленная, беспричинная радость должна быть у всех!» Вышло очень смешно, но мы часто вспоминаем тот случай перед спектаклем, и это нам, артистам, очень помогает настроиться на нужный лад.
— А вас как называют в театре — Шурой, Сашей?
— В основном Шурой. С легкой руки Сергея Юрьевича Степанченко меня многие стали называть Шурупом, Шурупчиком. Еще Виктор Викторович Раков очень любит шутить, что «Волкова зубами щелкала». Все время шутливо интересуется:
— Что, прикольно быть внучкой старика Хоттабыча?
Я отвечаю:
— Да, прикольно, Виктор Викторович, прикольно.
— А до Кончиты какие роли вы играли?
— Я ввелась на Фаншетту, это небольшая, но яркая роль в «Женитьбе Фигаро». Очень ее хотела играть. Естественно, попала во все спектакли, в которые обычно вводят молодых, например в «Юнону и Авось», где танцевала. Я была счастлива играть в массовых сценах. Более того, мы с молодыми актрисами кидали жребий и бесконечно спорили, кто лишний раз выйдет на сцену. Нам очень хотелось в этом участвовать, и никто не думал, что роли маленькие. Для нас просто постоять на сцене было праздником. Я танцевала в толпе деревенских девушек в «Фигаро». Никогда не отказываюсь от массовки и до сих пор, например, в спектакле «Маяковский», танцую в ансамбле.
— Кто у вас был кумиром в этом театре — любимый актер или актриса? Может быть, Чурикова?..
— Я не могу сказать, что у меня были кумиры, но я обожала Олега Ивановича во всех ролях. Чурикова, конечно, великолепная, невероятная. Мне с ней посчастливилось поработать в спектакле «Аквитанская львица». Я играла одну из главных ролей — Эллис, французскую принцессу. Это был исключительный опыт — играть у режиссера Глеба Анатольевича Панфилова, да еще работать на сцене с самой Чуриковой. Инна Михайловна там играла Алиенору Аквитанскую, королеву, жену Генриха II.
Это партнерский спектакль, всегда живой, он никогда не был одинаковым. Чурикова всегда исходила от партнера, а мы от нее. То есть мы не нарушали мизансцен, но при этом существовали в постановке всегда по живому. Было так заразительно, так интересно, мы всегда гадали, как сегодня пойдет спектакль. И у Инны Михайловны учились. Там никогда не было вот этих заученных интонаций. Она всегда что-то находила, какую-то новую краску: сегодня у нее так, завтра по-другому.
Я очень тоскую по этому спектаклю. У меня никогда не было такого опыта, когда ты чувствуешь, что не играешь, а реально живешь.
Чурикова всегда так живо реагировала, по-детски на какие-то наши истории, события. Она была так непосредственна. И мы перед спектаклем с ней много разговаривали, и после.
— Чем сейчас занимаются ваши братья?
— Коля окончил режиссерский у Игоря Масленникова. Он сейчас занят монтажом, очень плотно и очень много. Папин старший сын Иван Волков долгое время работал в Александринке в Санкт-Петербурге, а сейчас его взяли в труппу МХТ. Слава богу, у него очень хорошо идут дела — есть и главные роли, и большие спектакли. Только что отгремел с большим успехом спектакль «Самоубийца», где он играет главную роль. А сейчас вышел спектакль «Двадцать дней без войны», он там тоже главную роль сыграл. И еще в Театре Наций что-то уже репетирует. Ваня, как и Митя, продолжает писать музыку. Это неотъемлемая часть их жизни, даже не могу сказать, что для них главнее.
А Митя какое-то время еще служил при мне в «Ленкоме», но потом ему пришлось уйти, потому что он работал параллельно с Колей Рощиным и Ваней, они вместе строили свой театр «А. Р. Т. О.». Марк Анатольевич его попросил сделать выбор, и Митя ушел к своим друзьям-единомышленникам.
Мы с Митей, кстати, играли вместе на сцене «Ленкома» в спектакле «Женитьба Фигаро»: я была Фаншеттой, а он Керубино. И по пьесе я просила его жениться на мне, это было смешно. У Мити, помимо музыки и композиторства, есть несколько спектаклей. Это мюзиклы — «В джазе только девушки» и «Кабаре», он там играет конферансье и делает это феерически. У брата есть и свой спектакль, тоже музыкальный, называется «Он. Она.».
— Скажите, а когда главный человек появился в вашей жизни? Он ведь тоже актер «Ленкома»?
— Да, он тоже артист нашего театра, с 1994 года. Его зовут Сергей Пиотровский. Мы с ним долгое время, где-то год, ходили мимо друг друга, практически не пересекались. А потом оба попали в такой экспериментальный проект, который так и не получился. Однажды пришли на репетицию, я его увидела, он меня увидел — и все, оба пропали.
Мы с Сережей после нашей свадьбы провели года три, наверное, на Покровке, в моем отчем доме вместе с мамой. Там жили и Митя с женой и ребенком, и Коля с женой, благо что это пятикомнатная квартира. У нас с Сережей кот, у Коли с женой две кошки, и у мамы еще кот и кошка. Короче, восемь человек и пять котов — вот такая собралась веселая компания! Мама была счастлива. И мы отлично проводили время, прекрасно ладили, друг другу не мешали. Все жили очень дружно и чуть ли не каждый вечер играли в настольные игры. Жена Мити, сейчас уже бывшая, тоже актриса театра мюзикла, у них есть сын, ему уже девять лет. У Коли детей пока нет, его жена — актриса, она сейчас окончила режиссерский. И поступила режиссером-педагогом в школу, которую мы все окончили, а наша мама там работает учителем вот уже много лет...
И хотя мы в итоге разъехались, у нас есть традиция: всегда собираемся на Новый год. Поскольку нас очень много, это превращается во что-то такое фееричное. И дети, и внуки, и племянники, естественно, — мы все очень дружим и поддерживаем друг с другом связь. Каждый повод используем, чтобы видеться, и я обожаю эти наши встречи. На мамино 70-летие мы поехали с ней в тур по Европе. Она нам все рассказывала с увлечением и показывала достопримечательности. Бежала впереди все время, мы за ней буквально не поспевали. Дедушка с детства водил ее по музеям.
Папа был бы рад, если бы видел, как разрастается «волчья стая». И что актерская династия Волковых продолжается. А еще радовался бы своим внукам.
Мы с мужем долго-долго мечтали о ребенке, но ничего не получалось. Однако мы верили, молились и делали все возможное. И у нас родился чудесный сын, ему уже год. Назвали мы его Александр Сергеевич, в честь Пушкина. Для меня это чудо. И я понимаю, что сын ко мне пришел, чтобы научить меня безусловной любви, смирению. Я счастливый человек, у меня талантливейший и любимый муж, который играет очень много главных ролей, и чудесный, обожаемый мной сын.
Сейчас в «Ленкоме» мы с Сережей иногда вместе играем в легендарном спектакле «Юнона и Авось». Это просто невероятное чувство, фантастические ощущения. Он Резанов, а я Кончита. Разве я могла об этом мечтать?
Как жаль, что папа не видел меня на сцене «Ленкома», который я обожаю, потому что в нем замечательная атмосфера. Чувствую себя там как дома. Мне очень повезло с театром! Но самое главное, что повезло с моей семьей...
