Еще в восьмом классе передо мной встал выбор: хотел стать либо художником, либо музыкантом. Мама тогда работала на Минском тракторном заводе, мы с ней жили очень бедно. И я решил, что мне надо идти в архитектурный техникум, там платили стипендию.
После окончания техникума я устроился работать в проектный отдел института «Белгипросельстрой», там впервые в жизни взял в руки микрофон. У нас был свой вокально-инструментальный ансамбль «Золотые яблоки»: на название вдохновил рассказ «Золотые яблоки Солнца» Рэя Брэдбери — мы все очень любили фантастику, зачитывались ею. Интересно, что много лет спустя, в 1997 году, в Атланте я встретил Брэдбери, он был уже совсем стареньким. Я не мог поверить своим глазам: не думал, что он еще жив...
Однажды «Золотые яблоки» играли на «Беларусьфильме», и нас услышал Владимир Мулявин... Прошло какое-то время, и в моем отделе «Белгипросельстроя» раздался телефонный звонок. Поднимаю трубку и слышу голос, который сразу показался мне очень знакомым:
— Вам звонит Владимир Мулявин. Мы ищем солиста в ансамбль «Песняры». Не могли бы вы прийти на прослушивание?
Я не поверил. Возникла пауза. Ну, думаю, это шуточки моего приятеля Толи Волка, руководителя «Золотых яблок», работавшего этажом ниже. И говорю:
— Да не пошел бы ты!.. — и кладу трубку.
Подхожу к своему рабочему столу и думаю: а что, если это и вправду был Мулявин? Я спустился к Толику Волку и аккуратно спросил:
— Ты мне сейчас звонил?
— Нет, — ответил тот, едва оторвавшись от кульмана.
Я вернулся в свой отдел: «Что же я наделал!» Но час спустя мне снова позвонили. На этот раз это был Даник, мой хороший друг, работавший в постановочной группе «Песняров»: «Владимир Георгиевич Мулявин все-таки хотел бы пригласить тебя на прослушивание. Завтра утром он будет ждать у себя дома».
В то время Мулявин жил в Минске над кинотеатром «Центральный», в коммуналке на последнем этаже. Дверь мне открыла его тогдашняя жена Лидия Кармальская. Сам Мулявин еще спал. «Вставай, к тебе мальчик какой-то пришел, наверное, на прослушивание», — стала будить Мулявина Лидия. Он протер глаза, встал, накинул рубашку и говорит:
— Ну, бери гитару — пой.
— Здесь? — переспрашиваю я, потому что на гитаре играть-то умел, но не перед Мулявиным же, который сам был классным гитаристом! И я предложил пойти в консерваторию, она как раз недалеко от дома. Там Мулявин сел за рояль, и я, распевшись, исполнил «Ах ты, степь широкая» из репертуара Лемешева, которого тогда очень любил. И голос у меня был хороший — тогдашний заведующий вокальной кафедрой меня даже приглашал в консерваторию.
Послушав меня, Мулявин наиграл песню «Белая Русь ты моя» и, написав на газетке несколько строк текста, велел попробовать спеть ее так, чтобы в пении слиться с ним, с Мулявиным: поскольку речь шла об отборе в ансамбль, надо было уметь петь в унисон. Я один раз послушал, как он поет, и повторил манеру в точности. И тогда Володя сказал мне:
