Слышал, как внизу кричал Гончаров, и вдруг из щели вылез большой черный таракан и пополз прямо на меня. Между тараканом и Гончаровым выбрал таракана, внизу было страшнее, я остался наедине с насекомым, умолял его: пожалуйста, уберись отсюда. И он уполз в свою щель.
Позже мы все-таки сочли правильным попрощаться с «дедушкой». Тогда Гончаров казался нам дедушкой, хотя ему исполнилось всего 70 лет. Благородная седина его очень красила. Помню, к его юбилею мы поставили капустник. А после четвертого курса пошли прощаться с Андреем Александровичем с букетом цветов. Причем шли четверо ренегатов, один по дороге испугался и отпал. Сказал: я догоню, но сам ушел и не вернулся.
Очень хорошо тогда поговорили с Андреем Александровичем, он не кричал, все порывался что-то подписать, хотя все было давно подписано и в «Ленкоме» у меня уже была заведена трудовая книжка. Услышал тогда от него множество удивительных откровений. Все воспринимали его как страшное, орущее, заполняющее собой пространство талантливое, экспрессивное существо, а он был тих и нежен. Говорил, например, такие слова: «Вы думаете, я управляю этим театром? Это они, — и показал на стенку, где висели фотографии народных артистов. — Это они управляют, делают со мной что хотят, я кричу от бессилия, потому что хочу сохранить театр, и каждый выходной просто чувствую, как из Москвы разлетаются самолеты, в которых сидят мои народные артисты и увозят частичку театра куда-то далеко. Да, я кричу, но оттого что желаю вам добра. Марк Анатольевич — тихий, интеллигентный, но обидеть может посильнее, чем я». Гончаров оказался прав, если Захаров при всей его интеллигентности и мягкости хотел обидеть человека, он мог сделать это очень изысканно и больно.
Мне потом рассказывали студенты, когда Гончаров пытался восстановить какой-то спектакль, спрашивал:
— Где Агапов?
— Так он в «Ленкоме» работает.
— Я знаю, что он в «Ленкоме» работает, что вы из меня идиота делаете! — Пауза, и опять: — Где Агапов?
Но позже, к моей радости, он пришел в «Ленком», посмотрел спектакль «Варвар и еретик» и сказал: «Ну и дал кривляка ленкомовский». Я был счастлив: хоть кривлякой назвал, но все-таки помнит и считает своим учеником.
Мне очень нравилась такая история. Гончарова заставили взять в репертуар пьесу Боровика «Агент 00», обличавшую американский империализм. Когда Андрей Александрович приступал к постановке сего, как сейчас бы сказали, острополитического блокбастера, он, прочитав пьесу, вздохнул, потом потер руки своим характерным движением и сказал: «За вкус не ручаюсь, но горячо будет». И действительно, вся Москва ломилась в Театр Маяковского, потому что там взлетал настоящий вертолет, сама Гундарева играла агента ЦРУ, а еще московской публике открылся потрясающий Владимир Адольфович Ильин. В Театре Маяковского знали, что он потрясающий, но в кино он тогда еще активно не снимался. Я неоднократно работал с Ильиным в кино и театре, сам убедился, что он не только замечательный артист, но и прекрасный человек.
— Как складывалась ваша жизнь в «Ленкоме»? Как вам работалось с Захаровым?
