Во мне и всей нашей группе Константин Аркадьевич выработал уважительное отношение к профессии. Он боролся с опозданиями. В каждом коллективе есть люди, которые постоянно опаздывают. Ну такое у них амплуа! Райкин каленым железом выжигал эту привычку у тех, которых мы называли опоздунами. Он предан делу, не бросает своих что бы ни случилось, даже после окончания института никогда не отказывает в помощи.
Отдельная тема, как Райкин работает, как изъясняется, какие у него изящный стиль речи, блестящий юмор, обаяние, фантастическая энергетика! Там же прочитана не одна тысяча книг. Когда говорил про Островского и Шекспира, я так заслушивался, что он постоянно спрашивал: «Понятно?» Да понятно, Константин Аркадьевич! Просто я мог сутками на него смотреть. Великий, как мне повезло!
Актерскую профессию он наблюдал с пеленок, видел ее закулисье, знал, какими потом и кровью дается успех. У меня в актерстве случались разные периоды — я и малодушничал, и ленился. И сейчас иной раз бездарно провожу время, за что себя ненавижу! Уверен, Константин Аркадьевич себе такого не позволяет никогда. Я иногда получал сплошные пятерки по актерскому мастерству, а иной раз терялся, и мастер вставлял мне по полной. Вылетали многие, Райкин ни с кем не цацкается. На других курсах с молодыми актерами годик-два нянчились, а он моментально приземлял. Я счастлив, что лишился иллюзий, в них было очень легко погрязнуть.
Выпускался со Стэнли Ковальским. Алексей Геннадьевич Гуськов, наш педагог, поставил «Трамвай «Желание» и дал мне эту роль. О чем еще можно было мечтать?! Оканчивал институт как король! Получил за Ковальского премию «Золотой лист» и две тысячи долларов в конверте, фантастика!
— У Райкина есть свой театр «Сатирикон». Как получилось, что оказались в МХТ?
— Честно скажу, предложения от Константина Аркадьевича не поступило. Если бы он сказал: «Ты мне нужен, погнали!» — пошел бы не раздумывая, отдал дань мастеру, который подобрал меня со стройки и обучил профессии. Но он не позвал, а я не стал навязываться.
Константин Аркадьевич мучительно репетировал дипломный спектакль «Ромео и Джульетта», который расколол курс. Я играл Тибальда, когда мы показывали постановку кафедре, а когда спектакль включили в репертуар «Сатирикона», Райкин заменил меня на другого артиста. Он делал ставку на молодых, а мне уже исполнилось двадцать шесть, к тому же я выглядел старше своих лет. Правда половина занятых в «Ромео и Джульетте» в итоге отказалась идти в «Сатирикон». Что-то у них с мастером пошло не так. Райкин не ожидал подобного и был разочарован. Но в их делах я не особо сведущ, не хочу вникать, а уж тем более кого-то судить.
Я был старостой курса, и когда встал вопрос о нашем трудоустройстве в театры, решал его как строитель: сколько нужно материала, какая квалификация должна быть у работника? Миссию договариваться о показах Райкин возложил на меня, дал нужные телефоны. Какие-то я добрал у Игоря Золотовицкого. Мне льстило, что у меня в телефоне номера Марка Захарова, Александра Анатольевича Ширвиндта — дай бог ему здоровья! Выдающийся артист, я его обожаю! Звонил им: «Алло, театр? Мы с курса Райкина, по поводу трудоустройства, у нас столько-то артистов, подготовлено столько-то отрывков, смотреть будете?»
Прежде чем показываться, требовалось определиться — с чем? Номер должен быть зубодробительным или смешным, но непременно качественным. Райкин говорил: «Если Боженька сегодня тебя не поцеловал в макушку, сам выпрыгивай ему навстречу!» Еще Константин Аркадьевич предложил: «Если нужна помощь, поставлю вам отрывки». Мы с Наташей Качаловой не растерялись и подошли, он отрепетировал с нами сцену из «Свои люди — сочтемся», где я играл Подхалюзина, а Наташа — Липочку. Считаю, что благодаря этому отрывку она попала в «Табакерку», где служит по сей день.
