Шел у нас в театре спектакль по пьесе Генриха Боровика «Агент 00». Всем он жутко не нравился, какая-то агитка на тему американской жизни. Молодежь изображала то ли какие-то войска, то ли неизвестные силы, а у Гончарова никак не вытанцовывалась концовка. И вот мы на репетиции под песню «Пока мы вместе, пока мы рядом!» маршируем по двум проходам в зрительный зал. На нас жуткие комбинезоны, блестящие, как у космонавтов. В этих «презервативах» дышать было нечем. Идем мимо Андрея Александровича, а он сидит и мается вслух:
— Ну что же в конце еще придумать?
И вдруг Саша Самойлов, проходя мимо, подбрасывает главному режиссеру идею:
— А здесь бы хорошо белых голубей пустить!
Гончаров как заорет:
— Вон отсюда! Во-о-он!
Долго потом бушевал: «Что себе позволяет этот вожак молодежи?!» Спектакль, между прочим, быстро сняли.
Саша был отчаянным человеком. Ездил на совершенно раздолбанной «копейке». Как-то предложил меня подвезти после репетиции. Я сажусь рядом, он заводит мотор. Вдруг тачка затряслась, задрожала и с ревом тронулась с места. Саша, поворачивая на перекрестке, открывает дверь и начинает левой ногой тормозить.
— Ты что делаешь?!
— Соколик, не волнуйся, у меня просто тормоза не работают.
— А как же ты тормозишь?
— Заранее...
Всю дорогу он открывал дверь и тормозил ногой. От страха я чуть не поседел. Когда нечаянно притопнул, он спокойно предупредил: «Ты ногой-то не стучи, пол провалится». Самое смешное, что никуда не врезался, хотя месяц ездил без тормозов. И совсем не унывал — Сэм был человеком неиссякаемого оптимизма.
Как-то раз спускаюсь по лестнице и натыкаюсь на Сашкину спину. Он что-то горячо доказывает одному из коллег: «Думаю, да нет, уверен, что Юра Соколов у нас стукач!»
Я его по плечу хлоп-хлоп. Он поворачивается ко мне и без запинки восклицает: «Юрок, извини. Ну не могу я без интриг!» А на лице обворожительная улыбка. Ну как на него обижаться?
Спустя время меня ввели в спектакль «Человек из Ламанчи». Дон Кихота играл Александр Лазарев, Дульсинею Тобосскую — Татьяна Доронина. А ввелся я вместо Саши Соловьева на роль юного погонщика, который, извините, ни много ни мало насилует саму Доронину! Ну разве группа товарищей, которая участвовала в массовке, могла не сотворить мне пакость?
Сцена была очень красиво поставлена по движению. Погонщики, вращаясь в танце, окружали Дульсинею и распинали ее на помосте. Потом четверо брали меня за руки и ноги, раскачивали и бросали сверху на героиню. Перед спектаклем строго-настрого предупредили: «Не дай бог прикоснешься к ней, она сразу же убьет! Падай на руки!»
Я страшно боялся этой сцены. Перед спектаклем мы порепетировали бросок без Дорониной. Я благополучно приземлялся на все четыре точки: руки и ноги.
