«Эта история началась в 2015 году, когда я получила в РГАЛИ доступ к архивам Фаины Раневской. Во-первых, черновики ее книги удивили меня. Они мало совпадали с тем, что стоит в магазинах под вывеской «мемуары Раневской». Во-вторых, в переписке Раневской с Любовью Орловой, Анной Ахматовой и другими близкими мне открылся образ совсем другой Фаины Георгиевны. Ранимой, неуверенной в себе и... недовольной своей судьбой. Эти письма нигде ранее не публиковались, тем ценнее для нас живые свидетельства века», — рассказывает главный редактор Анжелика Пахомова.
Переписка для Раневской — главная связь с миром, ведь она была одинока, жила одна... И самыми близкими людьми всегда оставались ее друзья, с которыми Фаина Георгиевна делилась своими горестями и радостями именно в письмах. Большую ценность представляет архив актрисы, хранящийся в Российском государственном архиве литературы и искусства: в нем немало писем и коротких записочек Раневской своим адресатам и, наоборот, от них — ей...
«Ахматова говорила мне с тоской, что сын не хочет ее знать
Одна из ее близких подруг — писательница Татьяна Львовна Щепкина-Куперник (когда-то дружившая еще с Чеховым и мечтавшая выйти за него замуж), с которой Раневская сблизилась в немолодые уже годы. Именно Щепкиной-Куперник Раневская описывала эпопею со своим лечением, когда с сердечным припадком угодила в больницу: «Моя дорогая, то, что я сейчас пишу к Вам, дышу и вообще существую, является полной неожиданностью для моих лечащих врачей и для меня самой. Сегодня сползла с постели после десятидневного приступа грудной жабы. Я никогда не думала, что сердце может болеть с такой силой, так неистово и все же продолжать биться. В связи с такой опасной для меня и моих кредиторов болезнью они очень активизировались и даже обнаглели. И хотя мне еще нельзя вставать, я вынуждена была удрать в Ленинград, а оттуда — в Куоккалу. Мне достали путевку в дом отдыха «Пищевик». И по принципу «бери, что дают» я отдала себя во власть пищевиков. Там же идут гастроли нашего театра. Мне придется играть, и это, конечно, самое неприятное...»
Из санатория пищевиков Раневская снова пишет тому же адресату: «Пишу из Куоккалы, куда меня устроил театр, обещая тихий дом отдыха на берегу Финского залива. Залив действительно существует, но о тишине не приходится и мечтать. Тут отдыхают вместо обещанных 60 человек сотня горластых людей с детьми всех видов, начиная от грудных младенцев и кончая верзилами мужчинами, кричащими мне вдогонку ходячие фразы из всех ролей, сыгранных мною в кино... Много гуляю в лесу, иногда лежу на пляже, восхищаясь возможностью одной половиной туловища валяться на камнях Финского залива, а второй — в сосновом лесу. Единственная в этом неприятность, что на меня ходят смотреть экскурсиями, а я не так хорошо сложена!!!»
