Похожая история случилась с певицей Галиной Ненашевой, которой я долгое время аккомпанировал. Мы были на гастролях в туркменском городе Красноводске, когда у Гали на сцене начались схватки. В зале об этом никто не догадался: допев все, что было намечено в первом отделении, она легкой походкой скрылась за кулисами. И там никто не услышал от нее ни единого оха, не увидел гримасы боли на лице. Роддом находился в трехстах метрах от ДК, и спустя четверть часа врачи приняли хорошенькую девочку. А еще через полтора часа ее мама — немного бледная — вышла на сцену и допела все второе отделение. Что ни говорите, а женщины-актрисы — особая порода.
Часто и с неизменным теплом вспоминаю работу с Валей Толкуновой. Ее еще никто не знал, когда Юра Саульский попросил: «Лева, возьми девушку. Голос — необыкновенный!» Друг-композитор оказался прав: ни до ни после Валечки я не встречал вокала, похожего на звуки флейты. Ее голос зачаровывал, а внешность и манера держаться — просто, без звездных закидонов — делали родной в каждом доме.
Работать с Валей было одно удовольствие — не помню, чтобы она на кого-то сердилась, за что-то отчитывала. Мы так и продолжали бы сотрудничать, если б Кобзон не позвал меня руководить его оркестром. Это было предложение, от которого невозможно отказаться. Просто так бросить Валю я не мог и уговорил Давида Ашкенази стать ее аккомпаниатором.
Обидно и горько, что диагноз Валечке поставили вовремя, был реальный шанс выздороветь, но она отказалась делать «химию»:
— У меня же выпадут волосы — и как тогда выходить на сцену?
Ее уговаривали:
— Поносишь парик, а потом свои отрастут!
Не послушалась.
Ниша, которую занимала Толкунова с ее уникальным флейтовым звукоизвлечением, пуста, и я не знаю, займет ли ее кто-нибудь в обозримом будущем.
Принимая предложение Кобзона, я в общем-то был готов к совсем иному распорядку дня, чем у Валентины, но не ожидал, что попаду в условия жесткой военной дисциплины, где сам себе уже не принадлежишь. В шесть утра прилетаем в Хабаровск, Кобзон командует: «Едем в гостиницу, моемся, бреемся, и в девять все должны быть в автобусе — выдвигаемся на концертную площадку репетировать!» Конечно, ворчали про себя: «Ни поспать, ни поесть толком!», но чтобы опоздать хоть на минуту — ни-ни. Провинившегося ждала такая головомойка — мало не покажется.
Слабым утешением служило то, что и сам Хозяин жил и работал в таком же ритме. Честно говоря, думал: с возрастом Кобзон будет щадить себя, а значит и тех, кто с ним работает. Ничего подобного! Незадолго до ухода Иосифа Давыдовича мне встретился аккомпанировавший ему многие годы Алик Евсюков. На вопрос как дела пианист тяжело вздохнул: «Я все это время как будто продолжаю в армии служить!»
