— Она поняла?
— Я надеюсь.
— Опять начинаете с нуля?
— Есть все-таки дети, много чего еще, что нулем не назовешь... Но личная жизнь, получается, с нуля.
— Как восприняли развод родителей дочери? (Максим Исаакович воспитывал дочь Марины от первого брака Марию, и у пары есть общая дочь Полина. — Прим. ред.)
— Мы поговорили, они ведь уже взрослые. Да, переживают. Маша третий год работает актрисой в Малом театре. Младшая переживает сильнее — годы острые, семнадцать лет. Но я сказал им: «В вашей жизни ничего не меняется, вы для меня любимые и такими останетесь». Они, кстати, живут отдельно — Полина тоже, я ей отдал квартиру. Помогаю, естественно.
— И сейчас вы снова жених?
— Да, жених.
— Планируете пойти в ЗАГС в восьмой раз?
— Время покажет. Но вообще-то нужно — для понимания формальностей. Возраст уже не мальчика, все должны знать, что им останется после меня.
— То есть вы трезво смотрите на ситуацию?
— Конечно, а как же.
— В двадцать — тридцать лет мужчинам нравятся длинноногие блондинки. С возрастом приоритеты меняются. Что важно для вас сейчас, какие качества в даме сердца?
— Моя любимая женщина, к слову, длинноногая блондинка.
— Но, видимо, это скорее приятный бонус, а не главное, что вас в ней привлекло?
— Вы правильно сказали — бонус. Она не профурсетка. Очень серьезный человек: музыкант, музыковед, преподаватель, доцент, кандидат наук, сейчас докторскую защищает. Ее зовут Алла Новоселова. Она спокойная, разумная — и я успокоился, это тоже важно. Ошибочно думать, будто творческие люди должны всегда «гореть». Так недолго и в пепел превратиться, а не хочется. Важно, чтобы дома дали покой, невозможно находиться все время в стрессовом дрожащем состоянии. Сегодня это спокойствие, к счастью, в моей жизни присутствует.
— А дальше жизнь покажет?
— Жизнь всегда покажет. Но даже в семьдесят пять лет можно сделать вывод, к которому пришел Оскар Уайльд, и согласиться с пословицей «Никогда не говори никогда». Почему-то мы всегда этому сопротивляемся: мол, у меня будет все по-другому. А так никогда не бывает.
Однажды Давид Тухманов, Адик, как мы его все зовем, сказал мне интересную вещь. В тех самых девяностых — ужасающих годах почти для всех, а для творчества особенно, он приехал ненадолго из Германии, а я из Америки. Мы встретились в Москве, заговорили о жизни, о творчестве.
