Однако мой мастер Константин Аркадьевич Райкин был против того, чтобы студенты отвлекались от учебы. Мы вообще не нашли общего языка: он требовательный, жесткий, а меня можно научить скорее с помощью пряника, а никак не кнута. На первом курсе Райкин выгнал трех студентов, мне пригрозил еще во время поступления:
— Если не избавишься к концу семестра от своего ужасного говора — отчислю!
— Конечно, уже завтра его не будет! — божилась я.
Это оказалось не так просто, но мастер, к счастью, не выполнил своей угрозы. Только когда стала жить отдельно от родителей, произношение изменилось.
Я постоянно проводила время с однокурсниками в общежитии Школы-студии МХАТ, и вдруг стало обидно, что сама тут не живу. Пошла к руководству общаги выяснять: «Я же приезжая, мне полагается койко-место?» И его выделили! Условия там хорошие — центр Москвы, институт рядом. Разве что слишком весело и пьяно.
Мы с подружкой любили гулять по Манежной площади, и однажды там со мной познакомился парень. Начали встречаться. Я видела, что он очень сильно влюблен, это окончательно разрушило былые комплексы, связанные с моей внешностью. Заботился обо мне, вселял уверенность. А потом я стала разрываться между съемками и институтом, и молодому человеку показалось, что мало уделяю ему внимания. Поскольку работа и учеба и так требовали от меня большого напряжения, его недовольство только раздражало. Я вела себя очень эмоционально — чуть что, хлопала дверьми и уходила, вместо того чтобы сесть и спокойно обсудить наши отношения. После очередной вспышки все и закончилось.
Тем временем съемки «Марша Турецкого», назначенные на лето, затянулись до ноября. И Райкин поставил перед выбором: «Либо учеба, либо работа». Я опять стиснула зубы — загнала переживания внутрь. И видимо, организм дал сбой — однажды утром просто не смогла разжать челюсти. Говорила как чревовещатель. Пошла к стоматологу, врач взял какой-то инструмент и с жутким хрустом попытался открыть мне рот... Кошмар! Ничего не получилось. Установили, что это спазм на нервной почве. Я два месяца питалась через трубочку — все в жидком виде, даже открылась язва.
На меня навалилось столько всего, я банально нуждалась в отдыхе. Однажды на лекции почувствовала себя в таком эмоциональном тупике, что стало нечем дышать. Попросилась выйти — и больше не вернулась. Полгода скрывала от родителей, что бросила институт: мне пришлось уехать из общаги и вернуться домой. Каждый день выбиралась в центр и гуляла там. Потом мама с папой, конечно, все узнали, очень расстроились... А мои документы до сих пор лежат в Школе-студии, было стыдно их забирать. Хотя ребята с курса пригласили на выпускной, где я долго пряталась от Райкина и других педагогов. Тем не менее разговор с мастером все-таки состоялся: «Зря ты это сделала. Но я видел несколько твоих работ — все у тебя хорошо». На десятилетие окончания вуза мы тоже собрались: среди моих однокурсников сейчас известны Леша Бардуков и Глафира Тарханова.
Моя карьера складывается хорошо, хотя дается это непросто. Играя разные жизненные ситуации, я многое пропускаю через себя. А если еще и организм ослаблен, сложная роль может привести к стрессу. Однажды решила придерживаться Рождественского поста — и у меня просто не хватало сил на съемки. Я нервничала и постоянно принимала успокоительные таблетки. Мы играли драматический эпизод, где насильник врывается в ванную комнату к моей героине. Я заплакала по сценарию, а потом никак не могла остановиться: сидела на полу и ревела. Перепугала всех, мне даже дали несколько дней отдыха.
