Детдом научил меня давать сдачи, хотя чаще доставалось самому. В десять лет начал курить, подбирали с ребятами бычки у общественного туалета и дымили как взрослые. Со временем все забывается, но те полтора года, что я провел в Новомосковске, не сотрутся из моей памяти никогда. Недавно побывал в тех местах — на месте детдома построили церковь...
Маму подлечили, и как только разрешили врачи, она забрала меня домой. Классе в шестом у меня прорезался низкий голос, за что я сразу же получил предложение сыграть роль медведя в школьном новогоднем спектакле. Робел, но театр увлек, и я стал заниматься в театральной студии при Дворце культуры машиностроительного завода. Руководил ею актер местного театра, талантливый человек Дмитрий Филиппович Брозинский. Он в меня поверил, давал такие роли, которые помогали преодолевать стеснительность.
Москва
Р.Н.: Окончив школу, надумал ехать в Москву — во ВГИК. В тот год актерскую мастерскую набирал Юлий Райзман. Но параллельно он снимал «А если это любовь?», и что-то не ладилось у него с картиной, до абитуриентов руки не доходили. Поэтому принять вступительные экзамены Юлий Яковлевич попросил Сергея Герасимова и Тамару Макарову. Я упивался стихами прежде опального Есенина. Когда читал «Письмо матери», слезы текли ручьями, так как мысленно обращался к своей маме. Дмитрий Филиппович настоял, чтобы я подготовил еще и отрывок из «Детства» Горького, где старик обучает Алешу Пешкова грамоте. Но читать его на вступительных экзаменах я не планировал. Нас запускали в аудиторию группами. Герасимов с Макаровой спрашивают первого:
— Что будете читать?
— «Письмо матери».
Слышу: и второй, и третий читают то же самое или на худой конец «Стихи о советском паспорте». Дошла очередь до меня.
— А вы что приготовили?
Захотелось отличиться:
— Отрывок из Горького: «Ну, скула калмыцкая, садись учить азбуку!»
И вдруг Герасимов с Макаровой стали смеяться, я воодушевился. В итоге — поступил.
Пришлось отчаянно бороться с южнорусским говорком. Помогали преподаватели.
Я парил в облаках от счастья. Еще бы! Вдруг попал в совершенно иной, радостный, шумный мир. Иногда репетировали до двух часов ночи, пешком, продолжая что-то доигрывать, возвращались в старое общежитие на Яузе. Страшно голодные, отправлялись в поисках еды по этажам: вдруг кто-то картошку жарит, поделится. На курсе царила дружелюбная атмосфера, никто никому не завидовал, никто никого не подсиживал.
