Мне кажется, что патологоанатом «ошибся», перепутав входное отверстие с выходным. Ведь горизонтально летящая пуля не может вдруг изменить свою траекторию и выйти выше, чем вошла. Поэтому несложно предположить, что стреляли сверху, со скалы.
Что в действительности произошло у горы Машук, могли бы прояснить секунданты, но они предпочли молчать. Воспоминания оставил только один из них, князь Васильчиков, и то лишь спустя тридцать лет, когда остальных уже не было в живых. Да и поведение этой четверки после рокового выстрела множит и множит уже возникшие вопросы.
Лермонтов прожил после дуэли всего лишь несколько часов и скончался от легочного кровотечения.
На следствии, проводившемся Пятигорским окружным судом, у принявшего на себя вину в его смерти Мартынова спросили:
—Оставался ли Лермонтов при вашем отъезде в город жив, говорил ли, и в чем заключалось ваше прощание?
—От сделанного мною выстрела он упал, — ответил Мартынов. — И хотя признаки жизни еще были видны, уже не говорил. Я поцеловал его и тотчас же отправился домой, полагая, что помощь может еще подоспеть к нему вовремя.
Но почему на поединке не присутствовал необходимый по строгому протоколу врач? И не было даже экипажа, чтобы довезти дуэлянта в случае ранения до города? Почему секунданты уехали за помощью, оставив поэта одного? Почему вернулись только спустя пять часов, в результате чего Лермонтов умер в пути от потери крови?
Приведенные объяснения звучали смехотворно: свидетели показали — никто не верил, что поединок состоится, Мартынова считали трусом и никудышным стрелком, Лермонтов уже запомнился тем, что стрелял на дуэлях в воздух. И, по словам князя Васильчикова, по дороге к месту дуэли поэт заявил, что целиться не будет, и даже думал, что и Мартынов не решится. Прибыв на место, Лермонтов продолжал шутить, даже когда заряжали пистолеты. Васильчиков вспоминал: «Все были убеждены, что дуэль кончится пустыми выстрелами и что, обменявшись для соблюдения чести двумя пулями, противники подадут друг другу руки и поедут... ужинать».
Оттого, мол, ни врача не захватили, ни экипажа. Тело оказалось слишком тяжелым, довезти его до Пятигорска на лошади сочли непосильным.
Несколько врачей не пожелали ехать к раненому в такую даль из-за непогоды. Извозчиков из-за хлеставшего дождя тоже было не сыскать... Но ни один из этих аргументов не оправдывает того, что друзья-приятели оставили раненого истекать кровью. Неужели кому-то было нужно, чтобы поэт непременно скончался?
...Символично, что незадолго до смерти Лермонтов обращался к знаменитой гадалке Александре Филипповне Кирхгоф. Ее карточным раскладам верил весь Петербург. К слову, именно она сделала предсказание Пушкину: «Может быть, ты проживешь долго, но на тридцать седьмом году берегись белого человека, белой лошади или белой головы».
Пушкин боялся своего «белого человека» всю жизнь. Лермонтов был менее мнительным, но когда решил уволиться с военной службы ради занятий литературой, тоже отправился за советом к мадам Кирхгоф.
— Ждет ли меня отставка?
— О, тебя ждет такая отставка, после которой ты ничего больше не попросишь.
— Убьют ли меня на войне?
— Нет, не бойся. Опасайся того, кто рядом. Убийцей окажется друг.
Выходит так, что в убийстве поэта были замешаны все участники дуэли. Но особую роль сыграл Алексей Столыпин по прозвищу Монго — двоюродный дядя Лермонтова. Он был жуиром и любил покуражиться, поиграть на публику, как-то заказал собственный портрет с шашкой наголо.
