Однажды Карл Ильич Элиасберг, известный дирижер, его подначил: «Вот вы, Леонид, пишете эпиграммы на всех подряд, а на меня — слабо?» И Дербенев мгновенно выдал:
Мне ваше имя-отчество
Произносить не хочется,
Ведь из-за Карла с Ильичем
Мы все остались ни при чем.
Так вот, это именно Лене пришла в голову идея познакомить меня с Пугачевой. Однажды при встрече он сказал:
— Есть одна девушка, очень талантливая, нужно ей помочь. Я думаю, ты это сумеешь сделать. Может, у вас даже что сложится.
Только учти, она совсем без тормозов. Я тебя об этом заранее предупреждаю. Чтобы потом претензий не было.
— А она симпатичная? — поинтересовался я.
Дербенев своим предложением попал в мое слабое место — помогать красивым девушкам для меня одно из любимых развлечений.
Тут надо сказать, что о Пугачевой как о певице я к тому моменту ничего не слышал. Ну, крутилась по радио песенка «Арлекино», но у меня она никак не ассоциировалась с будущей знакомой. И вообще, эстрадой я не очень интересовался. В нашей кинематографической среде к этому жанру относились весьма пренебрежительно. Кино, театр — это искусство. А эстрада — что-то такое второсортное.
Через какое-то время Леня и его жена Вера пригласили к себе.
Они жили в небольшой квартирке на проспекте Мира. И вот я приезжаю и вижу симпатичную девушку — стройную (во что теперь трудно поверить), рыжую, конопатую, губастую и безумно темпераментную. Было ей тогда двадцать семь лет. Мы посидели в кухне за столом, потом перебрались в гостиную, где стояло пианино. Возле инструмента Алла почувствовала себя в родной стихии. Ударила по клавишам, спела одну песенку, другую, принялась пародировать модных тогда певиц — Пьеху, Ротару, Миансарову. Леня читал веселые стихи. Я рассказывал анекдоты. В общем, вечерок удался. А она оказалась в центре внимания. В чем Пугачевой нельзя отказать, так это в умении в любой компании перетянуть одеяло на себя. Одно из ее «самопальных» четверостиший повествовало как раз об этом:
Я не боюсь быть убежденной
В том, что вас надо убедить.
Не страшно мне быть побежденной,
А страшно вас не победить.
Декламируя последнюю строчку, она направила палец в мою сторону.
Стишки, конечно, были корявые, но зато откровенные. В общем, эта рыжая бестия произвела на меня впечатление.
Я вызвался ее проводить и повез на своих «Жигулях» домой. Она жила в конце Волгоградского проспекта. Едем мы, за окнами ночь, хлещет дождь. Все вокруг такое унылое, серое. И вдруг на обочине дороги я замечаю большую бетонную звезду высотой несколько метров, покрашенную бронзовой краской, — какой-то военный памятник, что ли. Алла, прищурившись, спрашивает:
— Видишь звезду?
— Да.
— А знаешь, почему она тут стоит?
— Почему?
— Потому что здесь звезда живет.
Когда мы прощались, то договорились снова встретиться.
Через некоторое время я ей позвонил и пригласил в ресторан Дома кино, в то время один из лучших, но она предложила другой вариант — поехать на Рублевку, в ее любимое заведение «Сосновый бор», которое она упорно называла «Еловая шишка». Ладно, на Рублевку так на Рублевку. С гражданками, за которыми ухаживаешь, желательно не спорить.
В «Еловой шишке» Пугачева выкинула эффектный трюк. Я всю жизнь веду записные книжки. И на первых страницах прошу что-то написать знаменитых людей, с которыми общаюсь. Там оставляли свои приветствия и пожелания Иосиф Бродский, Евгений Рейн, Григорий Чухрай, Иннокентий Смоктуновский, Леонид Дербенев, Давид Тухманов, Пьер Ришар, София Ротару, Михаил Боярский и многие-многие другие.
Я дал тогда книжку Пугачевой и сказал: «Слушай, напиши тут что-нибудь, вдруг когда-нибудь станешь знаменитой». Она взяла нож, разрезала палец, выдавила на страницу капельку крови и написала: «Это кровь Аллы Пугачевой. Определите на досуге мою «группу». Потому, как петь это мое «кровное» дело. Алла. 24.XI.76 г. Ресторан «Еловая шишка».
