В тот злополучный день двадцать седьмого ноября 1994 года Руфа позвонила часов в шесть вечера. Было уже холодно, промозгло, я беспокоилась, что она не подходила к телефону:
— Куда тебя черти носили?
— Я была на даче, отвозила цепи.
Какие такие цепи? Над Малым театром шефствовал завод «Серп и Молот», я знала, что Руфа заказывала там цепи оградить могилу Глеба Ивановича. Но с тех пор прошло три года!
— Я себе заказала, — объяснила Руфа. — Помру, пусть меня тоже окольцуют.
— Ты ненормальная? — Я почувствовала, что она выпила.
— Ой, ладно, не кипятись. Сейчас протру полы и лягу.
Уже потом выяснилось, что Руфа действительно решила помыть пол. Бросила тряпку в раковину, включила воду. У них были такие раскаленные трубы, что из крана шел кипяток, я всякий раз обжигалась. В этот момент Руфе, видимо, стало плохо, она упала. Тряпка заткнула сток, раковина быстро наполнилась, и горячая вода хлынула на Нифонтову...
Холл и гостиную покрывал шикарный ковер, который Руфа привезла из-за границы. По зеленому полю, где были рассыпаны васильки и ромашки, шел как по траве. Как должна была хлестать вода, чтобы десятисантиметровый ворс пропитался и набух? Когда в квартире снизу — там жила дирижер Вероника Дударова — полилось с потолка, забили тревогу. Начали трезвонить в квартиру, никто не открывал. Только к полуночи вспомнили, что Оля Нифонтова дружит с дочкой Бориса Равенских Шуркой. Через нее нашли их с Геной телефон.
Геннадий разбудил меня в восемь утра: «Привет, нужна машина. Руфина Дмитриевна умерла». Сердце ухнуло вниз. Как? Что случилось? Почему я не оказалась рядом? Меня просто колотило. Все время думала о последних Руфиных минутах: неужели ей стало так плохо, что не смогла выползти из крошечной ванной? А вдруг она была еще жива, когда вошел Гена? Она могла умереть от одной ненависти к нему, ведь считала, что он изничтожил, размазал по стенке ее семью.
Руфа знала, что умрет от воды. Окончит свои дни так же, как брат-близнец Слава, которого мы называли Митричем. Они были очень близки. После седьмого класса Славка пошел в автодорожный техникум, чтобы не висеть на шее у матери. Хотел, чтобы сестра имела возможность получить высшее образование. Когда Руфа его кормила, всякий раз после стипендии оставлял под своей тарелкой три рубля. Так продолжалось все годы учебы. Перед выпускным вечером, когда выяснилось, что Славе не на что купить костюм, Руфа молча принесла коробочку, где сохранила эти деньги. Митрич воскликнул: «Руфка, дура, я же тебе на чулки оставлял!»
