И дети за ним повторяют. Старший Сашка может четыре котлеты съесть за раз. Дома их Наташа контролирует, чтобы не переедали, вес держали. А у нас ей неудобно командовать, да и сама нарушает: идет мимо сковородки с жареной картошкой и грибами, схватит ложку, зачерпнет — и в рот. Говорит: «Знаю, что нельзя, а не могу удержаться!» Следит за фигурой — артистка же! Хлеб никто из них не ел. Андрей считал, что от него толстеют. Сашка иногда просил: «Бабушка, дай кусочек, пока папа не видит». А мы без хлеба не можем, видно оттого, что наголодались в свое время.
У Володи родителей сослали в Колпашево — это в Сибири. Кулаками посчитали за несколько десятин земли. Привезли с другими такими же «зажиточными» на пароходе и бросили в тайге — выживайте как хотите.
Многие умерли, а Панины в своей землянке перезимовали благодаря мешку сухарей, дальновидно собранному в дорогу моей будущей свекровью. Сухари да трава — вся их еда была.
А я — казачка, из Волгоградской области. Тоже трудно жили. В одиннадцать лет уже на ферме работала, ухаживала за колхозными курами. Двести цыплят мне дали, кормила их отходами после обмолота зерна, в шелухе и зернышки попадались. Я вместе с курами это ела. Домой иду — в карман горстку насыплю. Могли, конечно, и посадить за воровство. Но ведь голод не тетка, нас у мамы шестеро, отец на фронте. Бывало, кипит вода в чугунке на печке весь день, а бросить в нее нечего. Приду, стряхну зерно в чугунок — вот и супчик получился.
Потом немцы пришли. Позабирали последнее... Помню, фриц бегал с саперной лопаткой — никак не мог курицу нашу поймать. Мама стоит с младшим грудным братишкой на руках, мы вокруг за юбку держимся. Он разозлился, что не помогает ловить, подскочил и как замахнется на нее лопаткой. Но мать его руку резко так отвела и продолжала стоять живым укором, хотя за это немец и пристрелить мог. Потом дружки помогли ему всех кур переловить. Слава богу, корову не взяли. Благодаря ей мы смогли войну пережить.
А вот наши солдаты, когда стали наступать, — корову забрали! У нас дома поселили нескольких бойцов. Мама им готовила. Однажды кому-то пришла посылка — конфеты, хлеб... Так он сам все съел, нам, детям, не дал ни крошки в отличие от фрица, который до этого на постое был и угощал сахарином и печеньем.
Я своим детским умишком сделала вывод: не все русские хорошие и не все немцы плохие.
Владимир Алексеевич: Познакомились мы с мамой Андрея в Томске. Я окончил университет по специальности инженер-радиофизик, Анна училась в педагогическом, на преподавателя физики. Судьба нас свела на четвертом курсе, на свадьбе общего друга. Влюбились сразу, через полгода поженились, а еще через полгода отправились по распределению в Новосибирск.
Анна Георгиевна: Андрюшка там родился. Большой — пятьдесят один сантиметр, весил три килограмма шестьсот пятьдесят граммов.
На свет сын появился молча. Я думаю: что такое? Все дети орут, а мой — нет.
Врач шлепнул его один раз, второй, а он только фыркает! И потом, когда приносили кормить, ни единого писка не издал. Роддом ходуном ходит от крика младенцев, наш же — насосется молока и спит. Успокаивала себя: «Отец у нас тот еще молчун, наверное, в него пошел».
И Сашка, старший сын Андрея, когда родился, молчал, словно партизан. Наташа Рогожкина, его мать, благодарила: «Как хорошо, Анна Георгиевна, что вы мне рассказали эту историю, а то я бы в роддоме с ума сошла от страха!» Андрей услышал наш разговор и вставил свои пять копеек: «А чего орать-то? Ну подумаешь — родился, тоже мне событие!»
Володя передал в роддом узелок. Развязываю — а там цветы: яркие, желтые, огоньки называются, в лесу нарвал. Они были слегка помятые, и я этот первый в своей жизни букет тут же поставила в холодную кипяченую воду.
