«На съемках я никогда не замечал, чтобы Панфилов поправлял Чурикову. А вот наоборот бывало. «Нет, Глебушка, — говорила Инна Михайловна, — надо вот сюда переставить камеру… Глебушка, мне кажется, здесь ракурс такой должен быть… Глебушка, ты не прав». И он не спорил. И правильно делал», — вспоминает народный артист России Виктор Сухоруков, сыгравший одну из центральных ролей в новом сезоне сериала «Мир! Дружба! Жвачка!», недавно стартовавшем в онлайн-кинотеатре PREMIER.
— Виктор Иванович, вам удалось воплотить в кино самые разные и неожиданные образы — от бандита до императора. Павел I, сыгранный вами в картине Виталия Мельникова, — фигура мистическая. Не удивлюсь, если что-то неординарное происходило с вами на этих съемках…
— Я расскажу вам несколько сюжетов, а вы сами думайте, мистика это или случайность. Первое. В фильме показывается строительство Михайловского замка. И как раз к моменту запуска картины Михайловский замок — впервые за триста лет — закрыли на реставрацию, он стоял весь в лесах, территория была перекопана. Как будто специально для наших съемок! Второе. Гатчинский дворец, плац. Поздняя осень. Мы на рассвете приехали снимать зимнюю массовую сцену. А снега нет. Руководство решает, чем бы таким белым засыпать плац. И вдруг начался снегопад. Скоро все покрылось слоем снега, пусть и неглубоким. А как только смена закончилась, он растаял!
Еще один случай. Снимаем сцену внутри дворца в одной из комнат. И художник-оформитель опрокинул пузырек с краской. Естественно, испачкал фигурный исторический паркет. Перепугался — за это нам могли бы запретить снимать в интерьерах, я уж не говорю о штрафах за порчу музейного имущества… Тёр-тёр, вымывал-вымывал, а пятнышко осталось. И художник, боясь об этом сообщить руководству, не придумал ничего лучше, чем накрыть пятно каким-то половиком. Когда смена закончилась, он мне сказал: «Ой, Виктор, тут такое случилось! Я пузырек с краской разлил. Надо сознаться, конечно, но боюсь». Я пошел посмотреть на эту кляксу. Поднимаем коврик — а пятна как не бывало. Вот и все. Хотите верьте, хотите нет.
— Вашим партнером в этой картине стал Олег Иванович Янковский — он сыграл графа Палена.
— А ведь это именно он благословил и утвердил меня на роль Павла I. Когда Янковский приехал на встречу с Мельниковым в Петербург, тот его спросил: «Олег Иванович, рискую, но хочу попробовать на роль императора Павла актера Сухорукова. Знаете такого? Что скажете?» Янковский ответил: «Знаю этого сумасшедшего, выбор хороший, правильный».
Олег Янковский гениальный партнер и золотой человек. О нем нередко можно услышать, что он был этаким барином-баловнем, красавц?м. Может быть, где-то за рамками труда — да. Но на съемочной площадке он вел себя как профи высокого класса: уважительный, внимательный, трепетный, мучающийся. Да, мне доводилось видеть Янковского и растерянным, и задумчивым, и сомневающимся — что самое ценное.
Была у него одна профессиональная актерская черта: он умел наблюдать, следить за тем, что делают его партнеры! Янковский часто мне подсказывал: «Сухоруков, вот так попробуйте, вот так». Однажды я ему воспротивился и говорю: «Нет, Олег Иванович, что вы мне навязываете эстетику «Ленкома»? Не хочу. Здесь все намного серьезнее, я не дам в обиду Павла». Он ответил: «Не спорю, ради бога» — и ретировался, растворился в массовке и стал оттуда поглядывать, что я делаю…
Помню, привозят нас на съемку сцены, когда Павел I допрашивает графа Палена. Будете смотреть фильм — обратите внимание на этот эпизод. Одна из лучших сцен, на мой взгляд. Слышу предложение Олега Ивановича режиссеру: «Вы же восьмеркой будете снимать?» Восьмерка — это когда сначала снимают одного актера через плечо другого, а потом наоборот. «Да», — отвечает Мельников. «Тогда, — предлагает Янковский, — давайте начнем с планов Сухорукова». И всю смену снимали меня через плечо Олега Ивановича. Янковский сидел полностью одетый, затянутый в мундир, загримированный и подбрасывал мне реплики. Хотя лица Палена в кадре никто не видел и на месте народного артиста мог бы сидеть статист. Наконец, звучит команда: «Стоп, снято!» И вдруг Олег Иванович завопил: «Снимите с меня этот презерватив, у меня все болит». Мундир был сшит гениальным художником по костюмам Ларисой Конниковой в полном соответствии с подлинными историческими образцами — тесным, жестким.
На следующий день должны были снимать графа Палена через плечо Павла. Приходит Янковский на смену, спрашивает: «А где Сухоруков?» — «Так вчера же его отсняли, — отвечают. — Мы его не вызывали сегодня». — «Ну и что, что отсняли? — возмутился Янковский. — Я-то вчера сидел! Давайте, вызывайте Сухорукова. Мне партнер нужен». Честно говоря, я предполагал, что именно так и будет. И вот мчусь на «Ленфильм». Бегу в гримерку, надеваю костюм, парик, сажусь под камеру и отдаю партнерский долг Олегу Ивановичу. И пока шла съемка, я понял, почему он предложил накануне снять меня первым. Янковский пронаблюдал за тем, как Сухоруков существует в кадре, принял игру и сделал все в соответствии с партнером. Вот это мастер! Который не тянет одеяло на себя, а работает «в упряжке». Посмотрите этот эпизод, и вы все поймете.
— Рассказывают, что Янковский был очень ироничным.
— Всегда! Постоянно! «Сухоруков, а не попить ли нам чайку?» «Сухоруков, а может, пойдемте поужинаем?» Я отвечал: «Вы же знаете, Олег Иванович, что я не пью». — «А при чем тут это? Я же не предлагаю вам кабак, я предлагаю ужин!»
— И что, так и не сходили?
— Нет, ни разу. Ему прямо на площадке все накрывали. Его любили… И вот настало время премьеры. И нас, народного артиста Советского Союза Олега Янковского, великих режиссера Виталия Мельникова и композитора Андрея Петрова, актера Витю Сухорукова, везут в карете по Санкт-Петербургу от Невской лавры до кинотеатра «Аврора». И в фойе кинотеатра Олег Иванович, выпивший прекрасного дорогущего коньячка, положив руки мне на плечи, сказал: «Запомните, Сухоруков, другого шанса не будет!» Что он имел в виду? Когда-нибудь в другом измерении я его об этом спрошу…
— Через пять лет с Олегом Ивановичем вы встретились на съемках картины Глеба Панфилова «Безъ вины виноватые».
— На съемках у Панфилова Олег Иванович в съемочный процесс не встревал: не подходил с советами ни к режиссеру, ни к исполнителю главной роли Ивану Панфилову, не спорил — знай курил свою трубочку да подтягивал локтями штаны. Не знаю, как это выразить на бумаге, но была у него такая привычка особенная — подтягивать штаны локтями. С Инной Чуриковой, исполнительницей главной роли, у Янковского были самые дружеские взаимоотношения, наверное, это шло из театра, где они много лет партнерствовали. Они относились друг к другу нежно-нежно, внимательно-внимательно.
— Уход из жизни Инны Михайловны — огромная потеря. Вам повезло дважды сниматься с ней. Давайте ее вспомним.
— Считаю, что Инна Чурикова — гениальная актриса нашего времени. И между прочим, биография ее героини из фильма «Начало» похожа на мою. Первая наша встреча с Инной Михайловной случилась на съемках фильма «Год собаки» Семена Арановича. Чурикова с Игорем Скляром играли главные роли, а я в то время был мало востребован — кинематограф мной не интересовался. Меня пригласили на эпизодик — роль называлась «продавец бюстгальтеров». Согласился я на нее лишь потому, что моей партнершей должна была стать Инна Михайловна. Снимали мы на какой-то кухне, мой герой показывал героине Чуриковой свой товар. И я — Витя Сухоруков — разглядывал великую актрису как диковину, для меня она была богиня, кумир. Чурикова стоит, а я, как собачка на задних лапках, любуюсь ею.
Прошла целая жизнь, я уже стал Виктором Ивановичем, и вдруг Глеб Панфилов меня пригласил на роль Шмаги в картину «Безъ вины виноватые». Сегодня уже можно сказать: на мой взгляд, Панфилов снимал фильм не по Островскому, он снимал свою любимую актрису — супругу Инну Чурикову в роли Кручининой/Отрадиной и сына Ваню в роли Незнамова. Не мое дело оценивать семейную историю, но коль уж вы спрашиваете, считаю, что Ваня не справился с этой ролью, хотя и отец, и мама старались. Мне потом Глеб Анатольевич тихонько сказал: «Я же тебя и взял, чтобы ты Ване помог». Мне было лестно это слышать, и я честно пытался помочь. Но на каком-то этапе Иван перестал слышать меня, и все мои предложения и замечания вызывали у него раздражение. Я впервые этим делюсь… Не буду скрывать, на мой взгляд, фильм не получился. Акцент оказался смещен на то, что для меня важным не является. А то важное, что заложено и в пьесе, и в сценарии Панфилова, куда-то исчезло…
— Как Чурикова и Панфилов взаимодействовали на площадке друг с другом?
— Там была любовь! Не было режиссера, не было актрисы — только любовь. Нежность и уникальное взаимопонимание! Во время киноэкспедиции по утрам мы вместе шли на завтрак в ресторан отеля. Садились за стол и разговаривали, казалось бы, о простых бытовых вещах. Общались очень доверительно. В эти моменты небесный ореол над головой актрисы исчезал, и передо мной сидела другая Инна — женщина, мать, очень земной человек. Но при всем при этом я чувствовал, что они с Глебом Анатольевичем помыслами своими уже там — на площадке, готовые снимать картину дальше. Вероятно, они заранее обсуждали и обговаривали все детали работы. Потому что на съемках я никогда не замечал, чтобы он ее поправлял. А вот наоборот бывало. «Нет, Глебушка, — говорила Инна Михайловна, — надо вот сюда переставить камеру… Глебушка, мне кажется, здесь ракурс такой должен быть… Глебушка, ты не прав». И он не спорил. И правильно делал. С величием спорить нельзя.
И еще один момент… Помню, снимали мы на Ордынке, на крыше филиала Малого театра. Панфилов выдал моему герою сигару, а я не курю с 92-го года. Чего-то мы заболтались с Иваном, и я случайно вдохнул этот сигарный дым… Думал, что умру: таким кашлем я зашелся, начал задыхаться, меня затошнило, я побелел. А все стояли и просто ждали, когда я угомонюсь…
Был у нас памятный разговор с Глебом Анатольевичем — Панфилов очень любит творчество Александра Солженицына, и однажды мне сказал: «Витя, если я решусь снимать «Один день Ивана Денисовича», на главную роль возьму тебя». Но не взял. Может, когда он приступил к съемкам, я уже был староват для этой роли. Впервые об этом рассказываю...
— Ивана Денисовича сыграл сын Олега Янковского Филипп. Кстати, интересный факт вашей творческой биографии: в картине «Бедный, бедный Павел» графа Палена сыграл Олег Янковский, а в фильме «Золотой век» того же исторического персонажа играли вы. Казалось бы, между вами с Янковским ничего общего — и вдруг одна роль…
— Да, я до сих пор удивляюсь, как режиссер Илья Хотиненко меня таким красавцем сделал. История-то любопытная. Изначально Илья пригласил меня на роль Павла I, но в последний момент на роль императора вдруг утвердил Сашу Баширова. Илья мне звонит и сообщает: «Виктор, Павла будет играть Баширов, но предлагаю вам роль Палена». Что ж, я не отказался — с удовольствием чулочки надел, потому что это была первая костюмная роль в моей жизни. Я эту картину люблю, она нарядная.
— Екатерину II в этом фильме сыграла сама Вия Артмане.
— Я очень высоко ценю эту актрису. И даже вместе с режиссером поехал на вокзал ее встречать. Из поезда вышла гранддама — в шляпке, с тросточкой. На площадке она была немногословна, предана работе, дисциплинированна, правда, все время ворчала по поводу маленького гонорара. К ней тянулись члены группы, массовка — все хотели сфотографироваться. Мы с ней прекрасно общались, и однажды я, как и все, попросил Вию: «А можно я с вами сфотографируюсь?» На что она мне вдруг ответила: «Не надо! Нечего! Будут тут всякие со мной фотографироваться!» То ли не узнала, то ли чего-то не поняла, но отказала! Я обиделся — перестал с ней общаться. Но не разочаровался. Потому что это было поколение уникальных актеров, которых сегодня, к сожалению, забывают. Позабыли мы многих, растеряли… Наши взоры устремлены в будущность, но в этой цивилизационной гонке мы теряем порой самое дорогое. Расплачиваемся забвением.
— Вам повезло сниматься с еще одной дивой советского кино Людмилой Гурченко в телевизионном проекте «Старые песни о главном. Постскриптум».
— Это был новогодний проект Первого канала, но мы снимались как в художественном фильме, поверь мне. С нами работал замечательный питерский режиссер Олег Гусев, поэтому половина артистов в этом кино — из Санкт-Петербурга: Нина Усатова, Андрей Ургант, Семен Стругачев, Юрий Гальцев. А звезды эстрады исполняли ретропесни. Кроме Людмилы Гурченко, которая, наоборот, пела современную песню Земфиры «Хочешь?». И вот привозят на съемку Людмилу Марковну, она садится в своей гримерке. Народ толпится в коридоре под дверью, а я смело захожу — имею право, все-таки впереди совместная сцена. Гурченко глазки прищурила на меня. Я подошел: «Здравствуй, Люся». — «Ой, Витюша, здравствуй!» Я целую ручку, а ручка-то худенькая-худенькая, и кожа совсем тоненькая. Обнимаю ее, она такая хрупкая, бестелесная. Спрашиваю: «Ну, как настроение-то?» И вдруг она так с придыханием мне замурлыкала: «Все болит, все болит…» Сижу я перед ней на коленях, она мне жалуется, а ее в это время гримируют: надевают парик, приклеивают ресницы… Я ретировался в павильон, ждем Гурченко, и вдруг… Распахивается дверь, и будто по дощечке, модельным шагом, в невероятном белом платье шествует Людмила Марковна. Не узнать! И уже никакой боли, никаких страданий, никаких жалоб. Шла великая актриса — звезда, красавица, профессионал! А потом она запела: «Пожалуйста, только живи, ты же видишь: я живу тобою…» До мурашек! Максим Осадчий был оператором, он снял роскошный номер. Потом с Максимом нас свела работа над многосерийным фильмом «Цыпленок жареный». Осадчий классный оператор!
Через много лет мы с Людмилой Гурченко встретились на выборгском фестивале «Окно в Европу», вместе обедали в ресторане, ходили на приемы: Люся, ее муж — продюсер Сергей Сенин и я. И Людмила Марковна мне предложила: «Давай с тобой что-нибудь вместе на сцене сделаем». У них с супругом была своя антреприза. Но не успели, не сложилось, не сочинилось…
— В сериале Елены Николаевой «Цыпленок жареный», который год назад прошел по ТВ, вы сыграли авторитетного мафиози времен НЭПа — дядю Колю. Получился очень неожиданный и обаятельный образ!
— Хороший фильм. По-моему, недооцененный. Я даже сериалом назвать его не могу, такой он насыщенный, и снят на высоком уровне. Там все качественное: и сценарий, и режиссура, и съемки, и актерские работы. Полноценный многосерийный фильм.
Все для меня в этом проекте было новым. Но главное: я — герой-любовник. Впервые в 70 лет! Не помню подобных ролей в своей биографии. Вот была у меня картина «Не хлебом единым» Станислава Говорухина. Я там играл мужа героини Светланы Ходченковой, но ни разу с ней даже не поцеловался. А тут мы с Ирой Пеговой и целовались, и в постели резвились! Так я от такой красавицы еще и «гулял»! Спасибо Елене Николаевой, что доверила мне роль дяди Коли. А финальную сцену картины придумал я сам: пьяный, в неглиже, мой герой врывается на сцену собственного кабаре и вместе с кордебалетом танцует канкан, потом падает и растворяется в вихре взмывающих женских ног и юбок...
— С Ириной Пеговой подружились? Продолжаете общаться?
— Подружились. Я к ней даже на спектакль «Катерина Ильвовна» по «Леди Макбет…» Лескова ходил. Но общение долго не продлилось — это специфика нашей профессии. Поверьте, даже с Сергеем Бодровым, с которым, как мне казалось, мы дружили, общение не продлилось бы всю жизнь. Хотя было время, когда после «Брата» мы с Сережей чувствовали практически родственную связь, понимали друг друга. Он сам тянулся к общению со мной, хотя в свое кино так и не позвал — или не успел позвать. Но Сережа вообще исключительный случай. А так в моей биографии нет примеров, чтобы крепкая дружба завязалась с кем-то из коллег после проекта. И я не думаю, что это плохо. Даже с Сергеем Маковецким, с которым мы были партнерами в пяти картинах, друзьями не стали. Потом вместе играли в Театре Вахтангова в спектакле «Улыбнись нам, Господи», и всегда по окончании он подходил ко мне и спрашивал: «Витечка, ну как я сегодня сыграл?» И ни разу за все восемь лет, что играли вместе, не отозвался о моей работе. А когда я ушел из спектакля, не позвонил никто из партнеров: ни Маковецкий, ни Гуськов, ни Симонов, ни Князев… Будто меня и не было. А я ведь их любил! Но у них свой театральный мир. Своя крепость, секта, место силы — чужие там не ходят.
— Зато вы дружили с режиссером Виталием Мельниковым, который после роли Павла I дал вам главную роль и в следующей своей картине «Агитбригада «Бей врага!». Виталия Вячеславовича не стало в прошлом году, ему было 93...
— После «Бедного, бедного Павла» у нас с ним сложились очень теплые отношения. Виталий Вячеславович меня ценил, уважал, доверял, делился со мной своими мыслями. У нас было полное взаимопонимание, ощущение родства, какой-то влюбленности. Я очень жалею, что «Агитбригада «Бей врага!» не имела того зрителя, какого эта картина заслуживает! О люди, посмотрите «Агитбригаду…»! Это один из моих любимых фильмов.
Когда Мельников меня позвал, я думал, что приглашает на роль энкавэдэшника. А он мне приготовил главную роль — руководителя агитбригады Никанора. Тут я и сел. Потому что Виталий Вячеславович писал автобиографическую историю — получается, доверил мне сыграть себя. Это были два счастливых месяца съемок. Они проходили летом в разных местах Ленинградской области. И у нас на глазах мальчик (актер Никита Лейтланд), игравший Раднэра, за лето вымахал. А начало фильма традиционно снимали в конце экспедиции. Так вот, для групповой сцены, когда меня соратники встречают у отделения милиции, парнишке выкопали специальную траншею. Мы все идем по дороге, а он по этой канаве, потому что иначе было бы видно, что он выше нас. Вот такие секреты кино.
— О секретах кино и театра, о своих партнерах и учителях, а также о поворотных моментах вашей жизни вы рассказываете в моноспектакле «Счастливые дни». Как возникла эта идея?
— В свой юбилейный год я ушел из всех казенных театров — позарился на свободную жизнь. И вот сочинился у меня авторский вечер: сюжеты из моей биографии каким-то чудесным образом сложились в яркую, цветастую картину жизни. И сегодня они греют душу не только мне, но и зрителям. В апреле был год, как я играю авторское представление «Счастливые дни» на сцене Театра Ермоловой как самостоятельный спектакль, и всякий раз он проходит с аншлагами. Я получаю такие отзывы, на которые не только не рассчитывал, но даже представить себе не мог, что на восьмом десятке буду купаться в такой зрительской любви.
А еще недавно в Театре музыки и поэзии Елены Камбуровой в рамках цикла «Нездешние вечера» я представил другой свой вечер. Кстати, Лене Камбуровой я тоже посвящаю отдельную страницу в своих воспоминаниях: когда-то она отказалась петь в моем дипломном спектакле. Пройдет жизнь, и она все-таки запишет песню для моего последнего спектакля в Театре Моссовета «Встречайте, мы уходим». Сегодня мы друзья. Свой вечер у Елены Антоновны я назвал «Между летом и зимой». Собрал в него монологи из спектаклей, которые играл в разные годы, начиная с Достоевского и заканчивая французской драматургией.
— Знаю, что этой весной вы снимались со своим однокурсником Юрием Стояновым — у Дмитрия Светозарова в фильме «Пять процентов».
— Месяц, что я ездил на съемки в Питер, для меня был таким счастливым! Приходя в павильон «Ленфильма», я терял себя во времени и пространстве — оказывался в том иллюзорном мире, в котором все говорило: здесь снимается Кино! По сценарию мы с Юрой Стояновым оба скульпторы, оба художники из того, из социалистического, времени — пожилые люди. А сюжет закручивается вокруг аферы... Думаю, эта картина выйдет уже летом. С Юрой Стояновым мы чувствовали себя единомышленниками. Наговорились за все то время, что не виделись. У нас даже сложилась маленькая экспедиционная традиция: после съемок заходили в ресторан, я ел борщ, он — мясо, и мы подолгу разговаривали. Вспоминали всех наших. Ведь 45 лет прошло с нашего выпуска! И самое смешное, что мы разговаривали и вспоминали уже не как юные и озорные молодые люди, а с позиции пузатости, рыхлости, седовласости и плешивости: «А этот, а тот где? А она куда исчезла?»
— Вы встречались на съемочной площадке и прежде: у Дмитрия Астрахана в «Алхимиках», снимались несколько раз и в «Городке»…
— Работа в «Алхимиках» была незначительная. А вот «Городок» стал для меня спасением. Программа эта уже была очень популярной, имела мощный авторитет на ТВ. И Юра в трудный период моей жизни пригласил меня, чтобы поддержать мои штаны, облегчить существование — дать возможность заработать хоть какие-то деньги. Я с удовольствием ворвался в их с Илюшей Олейниковым «Городок» и сыграл несколько сюжетов: про Пушкина, про курицу… Поищите в интернете, это забавно, любопытно, весело. Но самое главное — это было вовремя! Я всегда с благодарностью вспоминаю итальянское полупальто, которое Юра мне подарил. Хотя Стоянов и не любит, когда я об этом говорю. Но это пальто до сих пор висит у меня в шкафу на даче. Храню и турецкий свитер от Юры. А сколько было рубашек, заношенных мною до дыр!
— Недавно мне в интернете попался выпуск некогда популярной программы «Блеф-клуб». Вы с Олейниковым и Стояновым на природе, лежите в позах охотников со знаменитой картины Перова и травите байки…
— О, это тоже Юрка меня позвал! Там забавно получилось… Это середина 90-х. Тогда в обиход только стали входить мобильные телефоны. И вот в этой программе я выигрываю — побеждаю «городошников». И мне по условиям игры в качестве награды вручают мобильный телефон и большую мягкую игрушку кенгуру — символ мобильной компании. Звучит команда: «Стоп! Снято». И у меня мобильник забирают… Сказали, что это образец, и выдали мне взамен сто долларов. Я обиделся. А кенгуру еще долго «жил» со мной на даче — только в этом году решился с ним расстаться.
— Виктор Иванович, 4 мая в онлайн-кинотеатре PREMIER стартовал третий сезон сериала «Мир! Дружба! Жвачка!» — вы сыграли отца одной из главных героинь. Расскажите, почему приняли это предложение?
— Мне показалось, что в третьем сезоне создатели несколько изменили стиль и суть проекта, отошли от чисто развлекательного формата, драматургия стала более жесткой, реальной, более содержательной. Разговор пошел по-серьезному, скажем так. И команда мне понравилась. Коллеги, которые меня пригласили в проект, в частности кастинг-директор Good Story Media Евгений Феоктистов, отнеслись со всем уважением, безоговорочно приняли мои условия. И конечно, мне был интересен режиссер Антон Федоров. Сегодня присматриваюсь к молодым режиссерам, так как ищу партнера, соавтора для воплощения моих будущих истязаний — я не оговорился. Хочу что-то новенькое затеять, а для этого надо найти режиссера, который бы мне показался сильным, умным, интересным и современным. Мне посоветовали посетить спектакли Федорова. В театре «Около» я посмотрел «Ревизора» и сходил на постановку «Иваново детство» казанского ТЮЗа — этот спектакль привозили в Москву в рамках «Золотой маски». Федоров, безусловно, режиссер интересный. Но в таком театре я, наверное, не смог бы существовать. Я все-таки человек консервативный, по старинке обученный, и для меня важна не технология, а человеческий дух, игра и внутреннее содержание, а не какие-то эффекты — то, что сегодня называют новаторством, авангардизмом. В театре не может быть открытий, у театра есть только дорога и полустанки. А мы все ищем «что-то новенькое»… В закатах и восходах ничего нового нет, но каждый день они разные, непохожие друг на друга.
Но в кино «Мир! Дружба! Жвачка!» я нырнул с удовольствием. Хотя редко внедряюсь в молодежные истории, потому что многое перестал понимать и принимать в современном кинематографе. Но этот сюжет мне понятен. Я играю престарелого отца, который своей любовью и опекой «душит» дочь-подростка. Желая добра собственному чаду, мы порой разрушаем его личное пространство. Преподносим любимому человеку добро в каком-то искривленном, непотребном, тяжелом и несъедобном виде. Сценарий и образ этого отца мне показались интересными, я согласился участвовать в проекте и получил колоссальное удовольствие как от роли, так и от динамичного съемочного процесса.
Антона Федорова я поздравляю не только с премьерой третьего сезона «Мир! Дружба! Жвачка!», но и с назначением главным режиссером новосибирского театра «Старый дом». Антон молодец! Его сила в том, что он любит актеров, верит им и терпит нашего брата, а это так важно!
— Не жалеете, что ушли из репертуарных театров? Вы ведь всю жизнь на театральной сцене — первым вашим режиссером стал сам Петр Фоменко...
— Не знаю, как сегодня молодые люди устраиваются после театральных вузов. Как они выбирают дорогу, стоя на распутье у камня? Какие у них ценности? Мы же в свое время шли за режиссером, мчались за ролью, ради этого многие наши однокашники ехали даже на край света. Вот и я, забрав диплом и бросив манатки на плечо, отправился в Ленинград, в котором до этого никогда не был, — под крыло Петра Наумовича Фоменко. Но это, как говорится, другая история...
Сегодня я не жалею, что ушел из репертуарных театров. Вы не представляете, какую свободу и, как ни странно, уверенность я обрел. Сколько предложений взамен получил и получаю и в кино, и от театров. Сколько новых дверей передо мной распахнулось! Могу сказать всем читателям: ничего не бойтесь. Никогда не поздно поменять свою жизнь. Семьдесят лет — это не конец, это продолжение!
Благодарим Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры и администрацию Дома Телешова на Покровском бульваре за помощь в проведении интервью
