«Я 12 лет ходила на все его спектакли. Всегда покупала билет на одно и то же место, а в какой-то момент меня стали пускать бесплатно, ставили специальный стул между рядами… После свадьбы муж сказал: «Ты знаешь, у нас в театре, когда артист женится, говорят так: взял жену из публики или «из своих». Так вот о тебе говорят, что Этуш взял «из своих», — рассказывает Елена Этуш, вдова легендарного актера.
— Елена, в начале мая исполнилось сто лет со дня рождения Владимира Абрамовича Этуша, а в начале марта было три года с тех пор, как его не стало. Насколько я понимаю, не проходит и дня, чтобы вы не думали о нем...
— О нем я думаю двадцать четыре часа в сутки, чем бы ни занималась. При этом что-то конкретное стараюсь не вспоминать. Не дай бог, если всплывет в памяти какой-то эпизод из нашей жизни. Никогда не перебираю наши общие фотографии, не смотрю фильмы с его участием. Мне сразу становится плохо, в мозгу мгновенно возникает яркая вспышка, и изнутри какой-то горячей волной выливается наружу такая жуткая боль, что я начинаю выть: «У-у-у-у…» Не плакать, а именно выть. Слезы текут так, что остановить их просто невозможно.
— Да, я это уже понял по куртке Владимира Абрамовича, которая все эти три года висит на вешалке в прихожей. Вы ее насквозь проплакали, так что на подкладке остался след от ваших слез. Но зачем так себя мучить?
— Я не делаю ничего специально. Оставить куртку в прихожей или нет — вопрос не стоял. Это получилось само собой. Когда мужа не стало, она там висела. Рука не поднялась снять ее и убрать в шкаф. Ведь для меня он никуда не ушел, он здесь, по-прежнему живет в нашей квартире. Как был ее хозяином, так и остался. Когда приходят друзья, никто не занимает его место за столом. Это табу, все об этом знают. На столе в кухне его любимая большая чашка с английской тарелкой, на которой всегда лежат его любимые конфеты. В свое время я купила по интернету две такие тарелки. На одной изображен заяц, ее муж выбрал себе, на другой, доставшейся мне, — лиса.
— Как символично! Значит, вы — лиса?
— В каком смысле?
— Понимаете, когда вы вышли замуж за Этуша, было немало тех, кто поглядывал на вас косо, считая хитрой лисой. Мол, молодая 36-летняя женщина заарканила знаменитого актера, который старше ее на 43 года. Ну, сами знаете, как на это смотрят люди…
— Нет, не знаю! (Очень удивившись.) Вот вы говорите, что люди поглядывали на нас косо. Назовите в таком случае хотя бы одного, кто так делал. Мы этого не замечали, по крайней мере, со стороны тех, с кем общались и дружили. Да и никто бы не посмел такое сказать Этушу, даже если бы и думал что-то подобное. Если же вы имеете в виду каких-то незнакомых людей, то какое нам дело до того, что они думают?! Злые, завистливые всегда были и будут. До тех пор пока мы официально не поженились в 2002 году, я в течение 12 лет ходила на все его спектакли. Всегда покупала билет на одно и то же место, а в какой-то момент меня стали пускать бесплатно, ставили стул между рядами. Настолько меня уже знали в театре! После спектаклей я ждала его возле седьмого подъезда, мы шли, разговаривали, иногда он подвозил меня до Киевского вокзала, где я садилась на электричку и ехала в свою родную Апрелевку. После свадьбы муж сказал: «Ты знаешь, у нас в театре, когда артист женится, говорят так: взял жену из публики или «из своих». Так вот о тебе говорят, что Этуш взял «из своих». Я знаю от него, что старейшины Вахтанговского театра, речь прежде всего о женщинах, его выбор одобрили.
Понятно, что, пока была жива супруга Владимира Абрамовича, ни о каких отношениях между нами и речи быть не могло. Когда ее не стало, наши отношения стали приобретать более личный характер. Особенно после пережитого вместе опасного происшествия: жуткой аварии, в которую мы попали, когда впервые ехали к нему на дачу. Это случилось 12 декабря 2000 года.
Ехали мы быстро. В какой-то момент Владимир Абрамович не справился с управлением. Машина так врезалась в столб, что ее развернуло и отбросило на склон. Мы покатились вниз, нас несколько раз перевернуло, Владимир Абрамович ударился о рулевую колонку и потерял сознание. Я сама не отключилась, но была вся в крови, до сих пор у меня остались небольшие шрамы на лице. Я сидела с ватными руками и ногами и не могла пошевелиться. К нам подбежали люди и помогли. Позже в больнице выяснилось, что у Владимира Абрамовича повреждена ключица. Нужно было делать операцию, сшивать сухожилия, и потом на несколько месяцев — гипс. Но от операции он сразу отказался, потому что готовился к премьере спектакля «Дядюшкин сон». Так и ходил с торчавшей из плеча костью. Шутил: «Мне же на подиум не выходить!»
— Когда Владимир Абрамович без конца говорил: «Без Лены я не выжил бы», он имел в виду то, как вы выхаживали его после той аварии?
— Да ну что вы! После аварии нас развезли по больницам, мы лечились. Затем мы опять стали встречаться. Когда у меня были выходные, я приезжала к нему. Как-то в конце февраля мы весь день провели вместе, а на следующее утро он позвонил и сказал, что ему совсем плохо, попросил приехать. Выяснилось, что Владимир Абрамович подхватил вирусную инфекцию. Вот тогда я впервые осталась в его квартире, стала ухаживать за ним. А когда дело пошло на поправку, Владимир Абрамович сказал: «Лена, оставайся насовсем». И я переехала к нему. Ровно через год, 5 марта, мы официально расписались. Просто нам обоим стало понятно, что мы семья.
— Теперь ясно: вы вдохнули в Этуша жизнь!
— С моей стороны было бы нескромно так говорить. Такое могут сказать лишь окружавшие нас люди. Я же могу рассказать о другом. Представьте ситуацию: Владимир Абрамович сидит дома в кресле перед телевизором, а я иду в магазин, отсутствую минут 30. Захожу, а он не телевизор смотрит, а напряженно глядит на дверь. И когда я возвращаюсь, он так радуется, будто меня не было месяц! Он всегда страшно боялся, что вдруг я выйду и со мной что-нибудь произойдет, я не вернусь. Говорил: «Не дай бог, если с тобой что-нибудь случится, я этого не переживу».
Мы реально не могли и минуты прожить друг без друга, были две половинки одного целого. Такое ведь редко встречается. Когда он лежал в больнице, я ложилась в палату вместе с ним, как мать с ребенком. Не потому, что в этом была какая-то необходимость, просто я даже представить себе не могла, как это может быть, что он в больнице, а я как ни в чем не бывало нахожусь дома. Без него я не смогла бы ни есть, ни пить, ни спать, все время думала бы, а вдруг с ним что-то не так.
— Интересно, а как вы друг к другу обращались? Или он называл вас Леной, а вы его Володей?
— Когда мы стали мужем и женой, он никогда не называл меня Леной, а я его Володей. Ну какой он для меня Володя? Володя — это посторонний мужчина, который мимо по улице проходит. На людях я его называла Вовуша, Вовушенька. Как обращалась, когда мы были вдвоем, не скажу. Это секрет. (Улыбается.) Он же меня называл Мумка. Словечко родилось случайно. Я так его опекала, так за ним ухаживала, что он сначала называл меня Мамка. А потом вдруг оговорился, сказал Мумка, и нам обоим это очень понравилось.
— Он ревновал вас? Все-таки у вас большая разница в возрасте…
— Никогда, потому что отлично знал: меня ничем и никем не прельстишь. Знал он и то, что, когда его не станет, я буду одна, никогда больше не выйду замуж. Хотя один раз сказал, что я буду вольна поступать как хочу, лишь бы мне было хорошо. Но это он пошутил.
— Расскажите об одном дне из вашей совместной жизни. Во сколько вставали, когда ложились спать? Какую еду Владимир Абрамович предпочитал?
— Мы были поздние пташки. Муж ложился спать часов в 12, я чуть позже. Вставали в половине десятого. На завтрак Владимир Абрамович предпочитал зернистый творог с вареньем и чай с лимоном. Очень любил хлеб — бутерброды. Обед не мыслил без супа, борщ мог есть хоть каждый день. Он был настоящий мясоед, мясо любил во всех видах, а вот к рыбе оставался равнодушен, и я ее готовила крайне редко. В отличие от меня муж не любил салаты, поэтому на ужин я делала блинчики или сырники.
В выходные мы очень любили устраивать праздники, непременно готовили праздничный обед. Нам никогда не было скучно вдвоем, мы не уставали друг от друга. Он просил меня что-нибудь замутить, достать гриль, нажарить на нем мяса. То есть мы не просто садились и уныло ели, а устраивали целое пиршество. Я спрашивала: «Будем просекко?» — «Ну что за глупости ты спрашиваешь, конечно, будем!» Хотя лет до 90 во время праздничных застолий муж предпочитал водку и легко мог выпить граммов 300, но в поездках по Италии мы пристрастились к итальянскому игристому вину, это стал наш любимый напиток. И вот мы садились с бокалами, поедали жаренное на гриле мясо и говорили неспешно о том о сем. Знаете, когда Владимира Абрамовича не стало, я завела такую традицию: наливаю в его бокал просекко и оставляю на нашем столе. По мере того, как вино испаряется, я его доливаю, считая, что… это муж его понемногу пьет. (Еле сдерживает слезы.)
— У Владимира Абрамовича было много учеников, причем что ни имя, то знаменитость — Александр Збруев, Вениамин Смехов, Леонид Каневский, Александр Калягин, Иван Бортник. Они звонили, приходили к вам?
— Иван Бортник часто звонил. Вениамин Смехов звонил редко, но приходил при мне несколько раз. Другие, наверно, тоже звонили. Всех не вспомню.
Строг он был и со своими учениками, и с партнерами, которые, чего греха таить, его нередко побаивались. В книге «Наш Этуш», которую мы издали вместе с родным театром, они об этом очень подробно и интересно говорят. Александр Олешко рассказывал, например, как Этуш дважды выгонял его из аудитории, причем однажды лишь за то, что у студента Олешко… был непроглажен воротничок рубашки! Александр позже вспоминал: «Любая неопрятность вызывала у него отторжение, он — сам образец чистоты и аккуратности — не мог терпеть отсутствие этого у других». В другой раз Владимир Абрамович попросил Олешко покинуть аудиторию, потому что тот не выучил текста. Как строго Владимир Абрамович критиковал своих учеников, если у них не получалось должным образом сыграть роль, рассказывал и Александр Калягин: «Работать с Этушем можно, только обладая хоть каким-то мастерством, которого у меня тогда не было. Я или подражал его острому рисунку, или пытался подробно рассказать содержание, а соединить все не получалось». В таких случаях мастер говорил: «Калягин не ухватил, не сумел…» Александр Александрович признавался, что школа Этуша, которую он прошел, была очень важна для его актерской карьеры.
Несмотря на всю свою строгость, Владимир Абрамович, конечно, гордился достижениями своих учеников. Он вообще умел радоваться успехам коллег. Когда, например, Михаилу Ульянову дали народного артиста СССР, Этуш первым сообщил об этом его семье. Дело происходило на даче. Елена, дочь Михаила Александровича, вспоминала рассказ своей матери, Аллы Парфаньяк, как Владимир Абрамович, живший по соседству, нагрянул нежданно-негаданно: «Мама с тревогой спросила: «Что случилось?» Владимир Абрамович радостно объявил: «Мише дали «народного СССР»! Только что сказали по радио, он знает? Зови, отмечать будем!» Отца не было дома, он, конечно, ничего не знал, и они сели отмечать это радостное событие без него. Скоро отец приехал. Страшно удивился: сидят соседи среди белого дня и пьянствуют!»
— А как Владимир Абрамович относился к тому, что в памяти людей он сам навсегда останется как комедийный актер? Прежде всего, наверное, благодаря роли товарища Саахова в «Кавказской пленнице» и своей фразе: «Шляпу сними!» Кстати, Владимир Абрамович в жизни носил шляпы?
— Нет, он предпочитал кепки. Да, вы правы. Большинство людей, которые не ходят в театры, считают Владимира Абрамовича гениальным комиком. Они не знают, насколько он был уникальным драматическим актером. Меня это саму поразило, когда я впервые увидела его в театре, поскольку до того момента точно так же воспринимала его по комедийным ролям: естественно, как товарища Саахова, и как инженера Брунса из «12 стульев», и как зубного врача Шпака из картины «Иван Васильевич меняет профессию»…
Знаете, Владимир Абрамович был умный человек и осознавал, что, сколько бы ни сыграл ролей, они никогда не перебьют в сознании людей того, что он сыграл в «Кавказской пленнице» и других великолепных комедиях Леонида Гайдая. Именно эти фильмы сделали его знаменитым. Он никогда не раздражался, когда на улице незнакомые люди подходили и говорили: «Шляпу сними!» — только понимающе улыбался.
— Интересно, а из зарубежных актеров Этуш кого-то выделял?
— Да, двух точно могу назвать — Тома Хэнкса и Энтони Хопкинса. У Хэнкса ему особенно нравились «Зеленая миля» и «Форрест Гамп», а у Хопкинса, наверное, все, что мы смотрели, в том числе «Молчание ягнят». Помню, Владимир Абрамович говорил: «Посмотри, какие у Хэнкса крупные планы, он умеет играть лицом, даже одними глазами».
— А из наших артистов?
— Не отвечу на этот вопрос, чтобы никого не обидеть.
— Расскажите, пожалуйста, о вашей дружбе с Мирей Матье, знаменитой французской певицей. Как вы с ней познакомились?
— Для нас это был подарок судьбы. Началось все 7 января 2015 года. То Рождество мы встречали на даче. Утром встали, позавтракали, включили телевизор. Переключая каналы в поисках чего-то интересного, попали на концерт Мирей Матье в парижском концертном зале «Олимпия», который как раз только начинался по «Культуре». Мы заинтересовались. Я не припомню до этого, чтобы Владимир Абрамович с таким восторгом что-то смотрел по ТВ. Для меня тогда происходило два действа: одно там, на экране, а другое рядом. Я переводила взгляд то с экрана на мужа, то с мужа на экран. А он был там, с Мирей, на сцене, переживал каждую ноту, которую она пела. Ну а потом Владимир Абрамович стал засыпать меня вопросами: из какой семьи Мирей, где училась петь, как развивалась ее карьера? Я — в интернет. В час ночи была готова дать мужу полный отчет о французской певице. Услышав о ней массу всего интересного, он вдруг говорит: «А когда у нее ближайшие концерты? Я бы сходил!» Я — опять в интернет, выясняю, что у нее гастрольный тур по Европе и 8 марта Мирей будет выступать в одном из наших любимых городов, куда мы часто ездили, — в Вене. Муж спрашивает: «У нас репетиции, спектакли в эти дни есть? Если нет — поехали!» Я купила билеты по интернету и связалась с Центром русской культуры в Вене, с представителями которого мы были хорошо знакомы. Словом, нас в Вене ждали.
Договоренность с директором певицы была такая: после песни «Очи черные» на сцену с букетом из 25 белых роз поднимется Владимир Абрамович, и Мирей представит его австрийской публике. Все так и произошло, за исключением того, что при входе у нас неожиданно отобрали цветы, объяснив, что с таким огромным букетом нас в зал не пустят. Мы были в ужасе, но все быстро чудесным образом разрешилось — букет нам вернули. Когда концерт окончился, все мы собрались в гримерке у Мирей, долго общались, она познакомила нас со своей мамой — ровесницей Владимира Абрамовича. После мы еще не раз летали в Европу на концерты Мирей. Она в своем интервью как-то назвала Владимира Абрамовича «священным идолом театра и кино». Я до сих пор с ней переписываюсь и по возможности встречаюсь.
— Со священным идолом, наверное, жить нелегко… Признайтесь, Елена, было что-то в вашем муже, что вам не нравилось? Может, раздражало?
— В последнее время Владимир Абрамович нередко говорил, что устал от жизни. Психологи утверждают, что в таком возрасте это нормально, но меня подобные разговоры страшно обижали. Всякий раз я пыталась успокоить его: «Как тебе в голову могут лезть такие мысли? У тебя ведь есть всё!»
— В эти минуты его можно было как-то взбодрить?
— Никак. Такое настроение как само приходило, так само и уходило. Иногда, видя, что я расстроена, муж сам пытался поднять мне настроение. Брал мои руки и гладил их.
— Вы жалеете о чем-нибудь?
— О чем?! Восемнадцать лет я жила с настоящим чудом по имени Владимир Этуш. Мой кумир стал моим мужем, хотя наши отношения изначально были бесперспективны. Ведь когда я, молодая восторженная поклонница, ходила в театр на его спектакли, у меня и мысли не было, что он все бросит и побежит со мной в загс, что в один прекрасный день я стану его женой. Но судьба так сложилась, что он остался один. А дальше судьба подарила нам огромное счастье!
